– Просто не верится, что она ни слова не сказала про мои шорты, – удивилась Дейзи, вытаскивая кошелек из сумочки матери.

– Да кого интересуют твои шорты.

– Ну да, – смущенно произнесла Дейзи и принялась напевать «Веселую малиновку»[12]. – Ты готов?

Эд молча смотрел на нее. Его глаза напомнили Дейзи серебряную чешую маленькой рыбки-приманки из рыболовного магазина.

– О, – пробормотала она. Попинала носком ботинка ножку кухонного стола. – Я уверена, что это ерунда. Люди все время такое говорят.

– Кто все время такое говорит?

– Ну в кино, например. – Она внимательно посмотрела в глаза Эду, погадав, не чокнутый ли он. – Это же просто болтовня.

Люди болтают. Леди не слушают.

– Ты ничего не знаешь, – возразил Эд. – О Голливуде уж точно. Там все по-другому.

– Слушай, давай не будем думать об этом. Пошли, можем не брать велики, будем топать пешком всю дорогу, если хочешь.

У «Палубы» туда-сюда бесцельно моталась малышня, смеялась и жевала хот-доги, завернутые в вощеную бумагу, и жареных моллюсков из полосатых коробочек – и так целыми днями. Это была всего лишь лачуга с навесом над кухней и стойкой для заказов, но там всегда встретишь кого-нибудь из знакомых. Возле стены дощатого строения можно было насчитать с дюжину велосипедов, а у каменной ограды через дорогу сидела целая компания – болтали и строили друг другу глазки.

– Я возьму ракушек, – сказала Дейзи, сжимая в ладони нагревшиеся четвертаки. – А ты найди нам местечко.

Дейзи сделала заказ у прыщавого парнишки и ждала, привалясь спиной к стойке, рассматривая местное общество. Глядя на Эда в компании других ребят, она ощутила легкий укол в животе. Не такой уж он и правильный. На самом деле многие ребята считали его таинственным, даже крутым, как же, из Голливуда, в линялом джинсовом комбинезоне и солнечных очках «Рэй-Бэн». Просто он был другой, он смотрел на людей так, как ее мать смотрит на дыни в супермаркете. Большинство этого даже не замечало. А те, кто замечал, старались держаться от него подальше. Дейзи это не пугало, но огорчало и немного беспокоило.

Получив свой заказ, она направилась к Эду и пристроилась рядом с ним на ограде. Выудила толстую ракушку, упругий моллюск скользнул в рот, и она ощутила, как лопается нежная мякоть. Дейзи чувствовала запах рыбачьих лодок, стоявших позади «Палубы», бриз трепал волосы, поглаживал пушок на затылке. Казалось, лето началось именно в этот момент, с этой непостижимой смеси соли, прохладной мякоти и запаха керосина.

Она заметила высокого худого мальчика с волосами песочного цвета, который разговаривал с Пичес Монтгомери.

Дейзи пихнула Эда локтем:

– Что это за парень?

Торчащие ежиком волосы парня напомнили ей морскую траву, ей представилось, что он пахнет как изнанка ее шлема для верховой езды: сладко-соленый запах с примесью кожи.

– Тайлер Пирс, – сказал Эд. – Ему четырнадцать, если тебя это интересует. А похоже, что интересует.

– Откуда ты его знаешь? – Дейзи решила проигнорировать колкость.

– Я встретил Пичес, когда сегодня днем гулял по городу, до того, как ты приехала.

– Ну и?

– Она говорила о нем.

Дейзи смотрела на Эда, но тот больше ничего не сказал. Аккуратно вытащил из коробки ракушку и принялся ее изучать.

– Адовы колокольчики, Эд. Ты медленнее, чем январская улитка. Что она сказала?

– Я особо не слушал. – Эд сосредоточенно соскребал масло с моллюска на ладонь. – Она познакомилась с ним у себя в городе, кажется. Его семья только что купила дом на Южной Солнечной.

Глядя, как Эд вонзает ноготь в моллюскову плоть, Дейзи прокрутила новость в голове. Потом еще немного поглазела на мальчика, мечтая, чтобы у нее был конский хвост. У Пичес был конский хвост, цвета сливочной помадки. Он прыгал по ее плечам, когда она бегала по теннисному корту.

Пичес Монтгомери была совершенно бесполезным существом, по мнению Дейзи. Жеманная воображала. Ее настоящее имя было Пенелопа, но Персик-Пичес утверждала, что ее так прозвали за ее кожу. Будто персики со сливками, все время повторяет мой отец. Дейзи не поверила в это ни на секунду. Но мальчикам постарше Пичес нравилась. Даже тренер по теннису был к ней неравнодушен. Наверное, у Пичес есть нечто.

Пичес, поймав взгляд Дейзи, сузила свои и без того узкие косые глазки. Мой отец называет их миндалевидные. Она медленно направилась в их сторону.

– Привет, Дейзи. – Пичес перекинула конский хвост с левого плеча на правое. – Привет, Эд.

Она бросила приветствие в сторону Эда, даже не посмотрев на него.

– Привет, Пичес, – ответила Дейзи.

– Ты только что приехала?

– Угу, – пробурчала Дейзи.

– Слышала, этим летом вам всем придется жить в вашем доме, – сообщила Пичес, по-прежнему не глядя на Эда. – Наверное, будет тесновато.

– Наверное, – согласилась Дейзи и яростно сунула в рот моллюска. – Будешь играть в теннис в этом году?

– Разумеется. Отец тренировал меня всю зиму. Ты же знаешь, какой он.

– Ну да. – Дейзи спрыгнула с ограды и старательно взмахнула над плечом своим «бобом».

Эд буквально пялился на Пичес. Та мазнула по нему взглядом и чуть ли не содрогнулась, а затем направилась к компании, что уже давно звала ее.

– Пичес растолстела, – заметила Дейзи – Держу пари, я ее обыграю на турнире в этом году.

– Некоторым мужчинам это нравится, – заметил Эд.

– Да кого это волнует.

Некоторым мужчинам это нравится. Она в первый раз слышит такую глупость.

– Ей придется таскать по теннисному корту все свои жиры, а я буду носиться как птица.

– Уверен, что ты победишь ее, – ровным голосом сказал Эд.

– Спасибо, – поблагодарила Дейзи.

Тихий вечер окутал их, пока они поднимались по Симпсон-лейн. Там не было никаких тротуаров, только цветущие кусты, обвивающие белые изгороди и свешивающие ветви на пыльную дорогу. В этот час здесь было тихо, богатые дачники уже укатили в Яхт-клуб на вечерний коктейль или уплыли с пикником на мыс Поуг. Прочие улицы тоже никто бы не назвал особо оживленными, но все-таки они выглядели частью реального мира. А проселок Симпсон-лейн будто вел в никуда. Летняя дорога.

Дейзи бездумно сорвала розу и принялась ощипывать лепестки. Мысли ее вертелись вокруг Пичес и тенниса, вокруг мальчика с песочными волосами.

– А знаешь, ты ей не нравишься, – сказала Дейзи, покосившись на Эда, который шагал рядом, вглядываясь в освещенные окна домов. – Я про Пичес. Ее от тебя прямо трясет.

Эд, словно пребывавший в трансе, казалось, ничего не слышал.

– И о чем же вы говорили сегодня днем? – Дейзи посмотрела на него с интересом. – Она ведь практически не разговаривает с мальчиками, которым меньше четырнадцати.

– О том о сем, – тихо сказал Эд.

Стрекотание цикад стало громче, из порта донесся туманный горн.

– И вовсе ты с ней не говорил, – заявила Дейзи через минуту.

Эд не отрывал взгляда от домов.

– Так откуда же ты все это знаешь?

Он вдруг остановился и развернулся к Дейзи.

– Ты следил за ней, – догадалась Дейзи.

– Я бы не назвал это слежкой, – ответил Эд, его серебристые глаза пристально смотрели на нее. – Я занимаюсь самообразованием.

Дейзи проснулась посреди ночи. Она подумала, что это, должно быть, из-за луны, слишком ярко отражающейся в гавани. Но затем услышала голос Билли Холидей, доносящийся снизу. Босиком, как была, в ночнушке, она спустилась по лестнице и увидела, что на террасе сидят мать и тетя Хелена, освещенные пламенем свечей. Они были лишь в комбинациях, шелковые лямки натянулись на склоненных спинах.

Мать, подавшись вперед, слушала тихий голос тети Хелены, у ног ее стояла бутылка джина. Дейзи придвинулась поближе к окну.

– Не знаю, – говорила тетя Хелена. – Может, я плохая мать. Или позволяла ему проводить слишком много времени с Эйвери, не знаю. Я совершенно вымоталась, Ник. Правда.