Интересно, что в этой последней грамоте нередко упоминается Колский острог и Колские воеводы и, наконец, «Мурманское море» («где ловят треску»). Подобное название мы найдем и в грамоте Михаила Федоровича тобольским воеводам от 30 мая 1616 г.: «Новая Земля лежит против Мурманские стороны, а не к Мангазейской земли» («Рус. истор. библ.», т. 2, стр. 1063). Это название, несомненно, обозначает Баренцево море, а не Мурманское побережье.
И. П. Шаскольский любезно сообщил мне, что название «Мурман» как обозначение побережья Кольского полуострова могло возникнуть только после того, как исчезло в русском языке слово «мурман» в значении «норвежец». По-видимому, оно перестало существовать к началу XVI в.; в это время слово сохранялось в русском языке только для Баренцева моря — «Мурманское море»; термин «мурманец» в документах XVII в. не встречается.
В. А. Александров в своей книге о русском населении Сибири XVII и начала XVIII в., в главе о происхождении русского населения, поместил таблицы населения Енисейского края на 1631—1690 гг. (1964, стр. 146—155). В основном Енисейский край заселяли поморы, очень немногие выходцы из более южных районов России, и совершенно не упоминаются «мурманцы» — вообще жители Кольского полуострова. Введение термина «мурманец» у В. В. Геймана надо признать неудачной модернизацией исторического документа.
На втором ноже можно прочитать с известным допущением также «мурмц», а имя — с большим сомнением как «Иван». В. В. Гейман прочел эту надпись как «Иван-мурманец». Теперь по аналогии с более четкой надписью на первом ноже можно читать эту надпись как «Иран-муромец».
Совершенно иное положение мы находили в документах для названия «муромцы». В таблицах В. А. Александрова мы встретим «муромцев», правда только единичных: в списках «гулящих и промышленных людей Мангазейского и Енисейского уездов» на 1630—1631 гг. — один муромец и на 1666—1667 гг. — другой; затем в таблице «Происхождение постоянного населения Енисейского уезда» на 1685—1687 гг. — два муромца и на 1689—1690 гг. — один; к этой категории в обоих случаях сделана сноска — «почти все ссылные» (1964, стр. 149—154).
Но более ранние и более подробные сведения имеются для богатейшей семьи Пахомовых-Глотовых, крестьян муромского села Карачарова, вотчины князя Сулешова[17]. В различных отписках, челобитных и прочих документах, которыми мы пользуемся, они называются то Пахомовыми, то Пахомовыми-Глотовыми; нередко они именуются «муромцами».
Мне удалось встретить первое упоминание о них у Бахрушина («Научные труды», т. IV, стр. 15). В делах Сибирского приказа указывается, что Наум Пахомов в Енисейск попал в 1626 г.
С. Н. Бахрушин предполагает, что Наум — крупный торговый человек того времени. В делах Сибирского приказа Н. И. Оглоблин нашел черновую проезжую грамоту 1627 г. «крестьянам Муромского уезда села Карачарова Науму и Демиду Пахомовым-Глотовым на право проезда в Сибирь и занятия там промыслами и торговлей» (1900, т. III, стр. 153). B. А. Александров любезно сообщил мне, что в «Соболиной» книге Енисейска есть пометка: «В сентябре 1630 г. тобольский служилый человек Федор Глотов явил в таможню 100 соболей и 60 пупков собольих»[18]. Вероятно Федор — из той же семьи, остался на службе в Тобольске. В 1631 г. Наум Пахомов «явил» в енисейскую таможню колоссальное количество — 72 сорока[19] — добытых соболей (Александров, 1964, стр. 239). В 1634 г. Наум был в Мангазее. В Мангазейской «Поживотной книге» 1633 г. из общего количества товаров, привезенных в этом году (8444 руб.), львиная доля (3037 руб.) приходится на две богатые торговые семьи — муромцев Пахомовых и устюжан Федоровых-Гусельниковых (Бахрушин, 1954—1959, т. III, ч. 2).
В Мангазейской «Поголовной книге» 1634 г. записано, что в Мангазею прибыли два коча бывшего тобольского воеводы князя Сулешова, на которых плыли его крестьяне муромцы Наум и Демид Пахомовы. Они объявили у себя «русских товаров», то есть привезенных из России и Тобольска, на 1196 руб. Н. Оглоблин, который публикует это сообщение (т. II, 1898, стр. 31—32), полагает, что сумма эта в действительности была в два-три раза больше; она, несомненно, уменьшена в угоду всесильному Сулешову.
На кочах Сулешова плыли две артели, принадлежавшие Пахомовым, каждая по пять человек, и другие торговые люди со своими артелями. По-видимому, к этому же событию 1634 г. относится указанное C. Бахрушиным под 1633 г. прибытие в Мангазею Пахомовых-Глотовых с двумя кочами и товарами на 1191 p. 71 к. (т. II, 1954, стр. 124). Разница в годах происходит, очевидно, из-за ошибки в перечислении года, указанного славянскими буквами.
Наконец, Аврам Федоров Пахомов, — по-видимому, из той же семьи — имел в Мангазейском уезде на своих предприятиях в 1655 г. семь «покрученников»[20], в 1656 г. — восемь и в 1657 г. — одного (Александров, 1964, стр. 235).
С Пахомовыми-Глотовыми входили в пай в их торговле и местные воеводы, например мангазейский Г. И. Кокарев, енисейский Андрей Ошанин и др. Но самое важное — они действовали под охраной и покровительством своего вотчинного боярина, всесильного князя Сулешова! Вероятно, и значительную часть товаров, закупленных ими, оплачивал сам Сулешов.
Юрий Яншеевич Сулешов, крымский князь, отец которого переехал в Москву, благодаря своему браку с Марией Михайловной Салтыковой породнился с царем Михаилом Федоровичем, сделался его свояком и постепенно стал вершить большими делами. Его первоначальная военная карьера была неудачна, но на административном поприще сделал быстрые успехи: в 1619 г. он заведовал приказом по сыску и возвращению в посад беглых, в 1621 г. — приказом по проверке старых жалованных грамот, с 1623 по 1625 г. был тобольским воеводой и возглавлял всю Сибирскую администрацию, так как Тобольск был единственным тогда «разрядом» в Сибири и его воевода равнялся наместнику.
Пробыв в Тобольске полагающийся воеводам двухлетний срок, Сулешов вернулся в Москву, где с 1628 по 1630 и с 1633 по 1634 г. управлял Разбойным приказом; дважды, в 1630—1632 и 1637—1639 гг., был воеводой Великого Новгорода (Бахрушин, 1955, т. III, ч. 1, стр. 265 и след.).
Сулешов в истории России выделяется как крупный государственный деятель, но другая сторона его жизни — коммерческая — пока прошла мимо внимания исследователей. Несомненно, что он вел большие торговые дела: из крестьян его мурманской вотчины вышли крупнейшие для первой половины XVII в. торговые люди. Каково было участие Сулешова в их делах — пока неясно, но несомненно, что они не могли, особенно с самого начала, иметь сами такие капиталы и должны были прибегать к помощи князя.
Может быть, наиболее состоятельной семьей из его крестьян были и Пахомовы-Глотовы, Наум и Демид, и их племянники — Богдан и Ивам Никифоровы-Глотовы (Бахрушин, 1954, т. II, стр. 124). Бахрушин называет их «одними из самых богатых торговых людей первой половины XVII в.». Сейчас мы не можем установить, когда Пахомовы начали свою сибирскую торговлю в 1623—1625 гг.: в бытность Сулешова уже тобольским воеводой или раньше. Но как имена муромцев, кроме них, в начале века в сибирских делах не встречаются, то можно предположить, что и раньше, уже в 1618—1619 гг., они организовывали поездки в Сибирь. Сулешов в это время мог заняться сибирскими делами.
В 1626 г. Наум Пахомов появляется уже как влиятельная фигура в сибирском торговом мире — он близок к енисейскому воеводе и обладает достаточными средствами. Поэтому, можно думать, что за 6—7 лет до этого Пахомовы уже вели большую торговлю. Акакий и Иван, видимо, принадлежали к этой богатой семье и первыми из муромцев могли заняться пушной торговлей в Мангазее. Трудно предположить, чтобы в то же время в Мангазею приезжали какие-либо другие муромцы: шансы на это очень незначительны. При большом размахе торговли Пахомовых они могли организовать это смелое предприятие и проникнуть на кочах вокруг Таймыра в неизвестные русским реки. Если Акакий и Иван были действительно муромцы, то путь для них в Сибирь из России лежал, само собой, на юге, — например, через Верхотурье и Тобольск, а не «через Камень» или еще севернее, с Двины через Ямал. Поэтому снабжение экспедиции могло производиться даже не в Европейской России, а в Тобольске, и соответственно ничем не ограничивался во времени путь по Мангазейскому морю — путь сюда из Тобольска не был запрещен. Однако точные данные о походах Пахомовых в Мангазею до 1626 г., особенно о годах 1619—1620, даст только изучение подлинных столбцов и книг Сибирского приказа. Были ли в Мангазее другие Пахомовы в это время или другие муромцы? Эти вопросы пока остаются открытыми.
