Кроме русских в группу Акакия входила и женщина из местных племен, умершая в заливе Симса. В сборнике 1951 г. эту женщину относят к нганасанам и все женские украшения, которые были найдены в имуществе экспедиции, считают нганасанскими (Б. О. Долгих, 1951, и др.). Но и этот вывод надо пересмотреть. Русские впервые узнали нганасанов в 1618 г., когда мангазейские казаки проникли в бассейн реки Пясины и обложили ясаком «пясидскую самоядь» («Народы Сибири», 1956, стр. 649). В это время последние переселились с устья реки Анабар в Таймырскую тундру. Дальнейшее знакомство русских с нганасанами и объясачивание их происходило в 1620—1933 гг. (Белов, И. п., 1951, стр. 45 и след.).
Так как поездка Акакия с товарищами состоялась, вероятно, в 1618—1619 гг., то эти сведения о времени знакомства русских с нганасанами отчетливо говорят, что группа Акакия не могла везти с собой женщину-нганасанку и запас нганасанских украшений: русские недавно узнали нганасанов и не могли в том же 1618 г. иметь достаточно длительное общение с ними только что прикочевавшими в Пясинскую тундру. Приходится искать представителей других местных народов, подходящих для нашей цели.
Изучение черепа, найденного на зимовье в заливе Симса, дает очень неопределенные указания: «череп мог принадлежать и жителю (скорее жительнице) северо-западной Сибири» (Гинзбург, И. п., 1951, стр. 197). Но более точные данные мы найдем в книге «Народы Сибири» (1956, статья того же Б. О. Долгих). Оказывается, энцы — народ очень близкий к нганасанам — в начале XVII в. кочевали в низовьях Енисея. Б. О. Долгих в новейшей сводке по составу народов Сибири XVII в. указывает границу ареала энцев (сомату и пэ-бай): они занимали левобережье Енисея почти до Инбатского на юге, а на запад — до Таза. Следовательно, энцы в то время жили вблизи Мангазеи и Турухана.
Тундровые энцы по своей одежде — ее украшениям и характеру пошива — совершенно походили на нганасанов; одежда лесных энцев ближе к одежде ненцев. Название «энцы» установлено после революции; до этого они назывались хантайскими и карасинскими самоедами. Более вероятно, что Акакий и его товарищи были ближе знакомы с энцами, с которыми они могли встречаться в Мангазее, в Туруханском зимовье и на Енисее, чем с нганасанами, жившими «восточнее Енисея, по Пясине, и тогда еще почти неизвестными русским. Поэтому логичнее предположить, что с ними была женщина-энка, а не нганасанка и что соответствующие энецкие украшения для обмена они купили или обменяли в Мангазее и Турухане. Отметим, что подбор женских украшений для обменного фонда указывает на значительный торговый опыт Акакия и его товарищей: очевидно, они ехали для обмена с жителями тайги не в первый раз.
Женщина могла поехать как жена одного из русских или в качестве переводчицы. Судя по тому, что она осталась зимовать в заливе Симса, она была женой Ивана или Акакия (Пахомовых). Так как члены этой семьи, вероятно, уже продолжительное время торговали в районе Мангазеи, они могли завязать тесные связи с местными энцами. Напомним, что несколько позже, в конце января 1623 г., в отписке тобольского воеводы Годунова сообщается, что архиепископ сибирский и тобольский Киприян очень недоволен местными русскими за их беспечность в семейной жизни: «с колмацкими, и с татарскими и с остяцкими женами живут беззаконно и детей с ними приживают с некрещенными». Поэтому гражданские браки с женщинами местного населения, «непрямые», по терминологии того времени, были, вероятно, весьма приняты и на Мангазее.
Переход до устья Енисея и даже до Пясины в эти годы был уже освоен русскими промышленниками. На карте, составленной Исааком Массой по русским данным и изданной в 1612 г. (Алексеев, стр. 243 и след.) уже показано нижнее течение Пясины (Пейсида) и остров Диксон (Осторф) против устья Енисея.
Пясину мангазейские казаки начали осваивать уже в начале века. Но первый ясак на нганасан, в это время пришедших к Пясине из Анабара, как я указывал, был наложен в 1618 г. В последующие годы взимание ясака распространилось как но Пясине, так и в сторону озера Есей, на восток (Белов, И. п., 1951, стр. 44—45). «Пясидской самоеди» числилось в 1620 г. 20 человек, а в 1634 г. — уже 186. Белов считает, что тогда были охвачены на восток и север все самоеды до пределов кочевий энцев и эвенков. Быстро распространялись промышленники и казаки на восток и северо-восток. К середине XVII в. они дошли по Хете и Хатанге до Анабара и острова Бегичева. В это время (с 1638 г.) было создано Якутское воеводство и появился новый центр колонизации. Но до этого колонизация южного Таймыра проходила с Енисея. Например, в 1630 г. поехало на Таймыр 105 мангазейских промышленных и торговых людей. Они шли до реки Дудинки по Енисею, затем через волоки в Пясинское озеро (М. Белов, И. п., 1951, стр. 46—47).
Следовательно, к 1618 г. был уже освоен южный путь на Таймыр. Но очевидно, заложенный морской путь на восток представлялся более соблазнительным как более легкий, позволяющий везти с собой много товаров и сразу попасть в далекие, еще не освоенные русскими реки, где можно было надеяться на золотую пушнину — соболя и на рыбий зуб — моржа.
Нам надо отметить, что в Туруханском зимовье и на пути вниз по Енисею Акакий с товарищами выменяли у местных жителей до сотни соболей, так как далее на пути вокруг Таймыра они уже никого не встречали. Это количество соболей очень велико.
Акакий с товарищами могли появиться на Енисее в 1619 г., построить здесь кочи и в том же году в конце июля пройти по Енисею и начать обход Таймыра. Отметим, что лед в море Лаптевых вскрывается в июле, а становится снова в октябре.
Возможно, что в этом году льды отодвинулись далеко к северу и путь на северо-восток был открыт. Но в самом проливе Вилькицкого могли встретиться тяжелые льды. Не исключено, что где-то в проливе погибли один или два коча. К открытой воде на восток прошел, вероятно, только один из них.
Обогнув северную оконечность Таймыра, промышленники решили остановиться в одном из первых заливов, который давал защиту от волнения. В заливе Симса произошло разделение группы. Часть людей не решилась идти на коче дальше. Наступала осень, надвигались осенние бури, грозил мороз. По-видимому, менее привычные к морским походам решили остаться на берегу и уйти затем на юг в лесную зону. Они построили на валу возле лагуны маленькое зимовье. Вероятно, часть более смелых пешеходов ушла уже по первому снегу, в октябре. Об этом мы можем судить по отсутствию в зимовье стрел и огнестрельного оружия. Путники рассчитывали, что вскоре они выйдут в леса и найдут там и людей, и диких оленей.
Но двое русских мужчин и одна женщина-энка не решились идти осенью. В зимовье все располагало к спокойной жизни: ежедневно в кулемки ловились песцы, в море были тюлени и моржи, убили даже одного оленя. Плавника на берегу достаточно — все это обещало удачную зимовку.
Но все эти блага вскоре кончились: с ноября исчезли песцы, не было больше оленей и морского зверя. Наступил голод — и смерть от истощения или цинги. Вероятно, гибель этих трех человек надо относить к декабрю — январю. Они не дождались весеннего хода песцов и северных оленей, которые на Таймыр приходят поздно. Люди перед смертью настолько ослабли, что умиравшие не могли отнести подальше покойников и остались лежать вместе с ними.
Судьба группы смелых мореплавателей, ушедших из залива Симса, также была трагической. Они прошли меньше ста километров на восток. При переходе последний коч потерпел аварию, и пришлось выгрузить на каменную грядку на острове Фаддея все имущество и, вероятно, чинить коч. Возможно, что была сшита палатка из паруса, прикрывающая груз. В ожидании, пока вещи подсохнут, люди решили сделать рекогносцировку на коче, но он снова попал во льды и был раздавлен или разбит бурей, и люди погибли. Оставался ли кто-нибудь на острове Фаддея — мы не знаем. Единственное, что нам известно, — на берег был вытащен карбас (длиной 6—7 м), который впоследствии разбили волны или раздавили льды.
