А в довершение всего он сказал, что любит ее, понимая, что такое признание может обратить ее в бегство и она не вернется до тех пор, пока не разберется в своих противоречивых чувствах.

Чего, увы, Мелани еще так и не сделала. Она никак не могла определить, какие из этих чувств реальны, а какие — лишь романтическая фантазия. Наверное, это удел всех актеров: им приходится вживаться в сотни образов, тем самым расширяя — но и размывая — границы своей личности.

— Да, мне еще о многом нужно серьезно подумать, Кларк. Я только хочу знать… то, что ты сказал мне… в чем признался…

— В том, что я люблю тебя?

И хотя эти слова были произнесены небрежно, они выбили еще один кирпичик из стены, воздвигнутой в сердце Мелани.

— Да. Я… польщена. Тем, что ты почувствовал ко мне это в столь короткий срок…

Он шагнул к ней, и Мелани сделала все возможное, чтобы не броситься ему навстречу. Она не будет бежать ни от него, ни к нему. Каким бы высоким, большим, красивым и удивительным он ни был. Какой бы соблазнительной ни была перспектива упасть к нему в объятия.

Как бы она его ни любила.

— Ты считаешь, что я слишком быстро в тебя влюбился? — спросил Кларк.

— Нет… Да… Мне трудно судить. Я никого еще не любила, Кларк. Я не знаю, что в действительности означают эти слова. Я стараюсь быть честной с тобой, честной с собой.

Она швырнула губку в ведро, подняв фонтан брызг и замочив себе ноги. Тихо выругавшись, она смахнула клочки пены с шортов.

— Давай считать, что это еще одна вещь, в которой Мелани Уитлоу ни черта не смыслит.

Кларк извлек губку из ведра, выжал ее и опустился перед Мелани на колени. Он смахнул влагу с мягкой ткани и провел по обнаженной гладкой ноге вниз.

— Мелани, я не обещал научить тебя любви. В этом отношении я тоже полный дилетант.

Горячая волна желания пробежала по ее телу. Мелани перевела дыхание и прошептала:

— Но в том, что касается занятий любовью, ты, безусловно, специалист.

Он наградил Мелани своей обезоруживающей полуулыбкой.

— Может быть, да. А может быть, и нет. Но сегодня утром мне пришло в голову, что за мной остался еще один урок. Все, что от тебя потребуется, — это притвориться, что ты меня тоже любишь.

Мелани выругалась про себя. Горькие слова дополнялись едва заметным дрожанием голоса и ощущением теплой, влажной и мыльной губки на ее ноге.

Кларк поднял на нее янтарные глаза, в которых читалась решимость.

— Давай, Мелани. Используй свое воображение.

Он опустил губку к ее лодыжке, а затем, изменив направление, стал поднимать вверх по задней стороне ноги, по нежной, чувствительной коже под коленкой, по бедру…

— Вчера мы говорили о ближайшем будущем, — продолжал Кларк, лаская и дразня ее. — Что может быть лучше, чем секс между двумя людьми, любящими друг друга?

— Кларк… это… не очень… удачная идея.

— Почему? Потому что это кажется таким прекрасным? Таким правильным?

Он склонил голову и поцеловал то место на ноге, где кончались ее шорты, а затем отстранился, чтобы снова намочить губку. На этот раз Кларк не стал отжимать ее и позволил пенистым струйкам сползти вниз по коже.

— Да… нет.

Мелани пришлось положить руки ему на плечи, чтобы сохранить равновесие. Как же она хотела этого — любить открыто! Ничего не утаивая! С того самого момента, когда впервые увидела Кларка — задолго до того, как был заключен этот дурацкий договор, задолго до того, как они превратили эту сделку в самые восхитительные и потрясающие сексуальные отношения, — она знала, что он именно тот мужчина, которому она могла бы отдать свое сердце. Мужчина, который не отмахнулся бы от столь бесценного дара.

— Решай, Мелани. — Балансируя на коленях, Кларк запечатлел горячий поцелуй на участке ее живота, видневшемся между коротким топом и поясом шорт. — Даже если ты уйдешь от того, что у нас начинается, неужели ты действительно захочешь сделать это до того, как получишь все? Я — не хочу. Позволь мне показать, как я люблю тебя. Тебя всю…

Мелани быстро взглянула на дверь, ведущую в кухню. Она была плотно закрыта, и из-за нее не доносилось ни звука. Они одни. Их страсть. Их любовь. Даже если не может говорить об этом чувстве, она может показать, что испытывает к нему. И может позволить сделать это Кларку.

— Я хочу тебя, Кларк. Я не отрицаю этого. И не отрицала никогда. — Мелани взялась за края топа, готовая сорвать его с себя.

Опустив ее руки, Кларк поднял на нее горящий взгляд, в котором, однако, мелькнуло озорство.

— Нас могут арестовать за нарушение приличий. Если мы притворяемся, что влюблены, нужно пойти в дом и найти мягкую постель с шелковыми простынями. У нас уже был необузданный секс на лоне природы. Теперь мы должны сделать все как полагается.

Мелани обвила руками его шею и с любовью — с чем же еще? — посмотрела Кларку в глаза.

— Раньше я думала, что шелковые простыни, лепестки роз — необходимые элементы эротики. И может быть, так и есть… иногда. Но у нас остались прекрасные воспоминания о повязке на глазах, шерстяном пледе и лимонном массажном масле. А теперь у нас есть кирпичная стена, шланг и мыльная пена. Неплохое продолжение традиции, тебе не кажется?

Кларк закрыл глаза и глубоко вдохнул, собравшись что-то возразить, но в этот момент раздался звонкий, возбужденный голос Кэтлин:

— Мел!

Мелани была настолько поглощена происходящим, что не слышала, как открылась дверь из кухни. При звуках своего имени она вздрогнула и отпрянула от Кларка. Тот не двинулся с места. Открыв глаза, он поздоровался и принялся с интересом разглядывать застывшую в дверном проеме женщину.

— Простите, кажется, я помешала, — кивнув Кларку, заговорила она без тени смущения. — Но повод того стоит. Мелани, — многозначительно посмотрела Кэтлин на подругу, — на проводе Марк Суэйн.

Какой Марк Суэйн? Зачем Марк Суэйн? — лихорадочно соображала Мелани, пытаясь унять дрожь в коленках.

— Тот самый вершитель судеб из Голливуда? — пришел ей на помощь Кларк. — В таком случае тебе стоит поспешить. Судьба не слишком благосклонна к медлительным. — Он легонько подтолкнул ее к двери.

Мелани наконец очнулась и жалобно посмотрела Кларку в глаза. Она словно оказалась на перепутье. Налево пойдешь… направо пойдешь…

— Беги скорее, — поторопил ее Кларк. В его глазах теперь светились только доброта и сочувствие. И по ним совершенно невозможно было определить, что творится в его душе. — Позвони мне вечером. — Он отсалютовал Кэтлин и вышел из гаража.

С несчастными видом посмотрев ему вслед, Мелани бросилась к двери и была встречена скороговоркой подруги, которая слишком долго молчала.

— Это совсем другое дело, — расплылось в улыбке лицо режиссера, явно не привыкшее к такой мимике. Толстые стекла круглых очков довольно поблескивали. — Как ты считаешь, Чед? — Он повернулся к своему спутнику, благородному внушительному старцу с седой львиной гривой.

Тот сдержанно и с достоинством кивнул.

— Неплохо, Марк, неплохо. Эта сцена для меня ключевая, ты знаешь, и я убедился в том, что девушка кое-что умеет.

Они словно забыли о присутствии Мелани и других членов съемочной группы, которые суетились вокруг. Кинооператор возился с камерой, кто-то менял пленку в фотоаппарате, кто-то поправлял ей грим, кто-то судорожно что-то записывал на смятых листках бумаги.

Мелани чувствовала себя неуютно в этом номере люкс, вместившем десятки людей и тонны аппаратуры, посреди деловой суматохи. В голову лезли странные сравнения: она казалась себе лошадью на ипподроме в перерыве между заездами.

— Деточка, — снисходительным тоном обратился к ней наконец Чед, — откройте, пожалуйста, тридцать восьмую страницу. Мне бы хотелось, чтобы вы показали нам сцену расставания. Девушка из обедневшего дворянского рода покидает своих родителей, своего любимого и едет на поиски счастья в Париж, куда ее пригласил богатый родственник… — Мелани, которая отлично знала сценарий, нетерпеливо притопывала и кивала. — Помните? Вот и славно. Рик, — громко позвал он, — подойди и подыграй!