Впрочем, Альбинссон показывал и рассказывал с большим рвением. Валландер то и дело делал записи в блокноте.

– Сколько всего у вас в штате сельских почтальонов? – спросил он, когда они наконец отошли от карты и сели за стол.

– Восемь.

– А я могу получить их список? Желательно с фотографиями.

– Почта очень активно работает с населением, – гордо сказал Альбинссон. – Мы как раз совсем недавно выпустили цветную брошюру о наших сельских почтальонах и их работе.

Альбинссон вышел. Валландер решил, что ему повезло. Имея фотографии, он сможет немедленно подтвердить свою догадку или, что более вероятно, отбросить ее навсегда.

Но в глубине души он все же надеялся на первое. Тогда можно будет считать личность преступника установленной.

Вернулся Альбинссон с брошюрой. Валландер принялся хлопать себя по карманам в поисках очков.

– Может быть, мои подойдут? – спросил Альбинссон. – Сколько у вас?

– Я точно не знаю. Десять с половиной.

Альбинссон оторопело уставился на него:

– Десять с половиной диоптрий? Это же почти полная слепота! Вы, наверное, хотели сказать, полторы. А у меня две, так что, я думаю, сойдет.

Очки и в самом деле подошли. На вид брошюра была не из дешевых. Зря, что ли, почтовые отправления с каждым годом все дороже и дороже. Он вспомнил, что говорил Вестин по дороге на Бернсё – электронная почта так быстро развивается, что уже через несколько лет обычное письмо станет раритетом. И что тогда будет делать шведская почта? Вестин не знал, а Валландер – тем более, но ему все-таки было интересно, какой прок от этой брошюры. Впрочем, долой скепсис, подумал он, ему-то она как раз совершенно необходима.

Он разглядывал фотографии почтальонов. Здесь были все восемь – четверо мужчин и четыре женщины. Он начал с мужчин. Никто из них даже отдаленно не напоминал Луизу. Он на какую-то секунду задержался на снимке некоего Ларса-Йорана Берга, но потом понял, что и это пустой номер, и переключился на женщин. Одну из них он узнал – она приносила почту его отцу в Лёдерупе.

– Можно я возьму эту брошюру?

– Вы можете взять несколько.

– Спасибо, одной вполне хватит.

– Вы нашли, что хотели?

– Не совсем. Но у меня есть еще несколько вопросов. Значит, письма сортируют здесь… Почтальоны сами этим занимаются?

– Да.

– Других служащих нет?

– Кроме меня, еще один человек. Суне Буман. Он сейчас здесь. Хотите с ним поговорить? Позвать его?

Может, этот Буман – тот самый человек, которого он ищет. Валландер попытался себе представить, что будет, если так оно и окажется.

– Давайте пройдем к нему.

Они пошли на участок сортировки. Увидев человека, завязывающего большой пластиковый мешок, Валландер сразу понял: не он. Ростом Суне Буман был около двух метров, к тому же весил не меньше центнера. Он поздоровался. Суне Буман посмотрел на него с неодобрением:

– Почему вы до сих пор не поймали этого психа?

– Мы этим занимаемся.

– Он уже давно должен сидеть в каталажке.

– К сожалению, наши желания не всегда соответствуют действительности.

Валландер и Альбинссон вернулись в контору.

– У него довольно сложный характер, – извинился за Бумана Альбинссон.

– А у кого не сложный? К тому же он прав. Убийца и в самом деле должен уже сидеть в камере.

Валландер сел на стул, прикидывая, что бы еще спросить. Решения загадки здесь, на почтовом терминале, он не нашел. Впрочем, не особо и рассчитывал найти.

Он протянул очки Альбинссону.

– Это все, – сказал он. – Не стану больше беспокоить.

– Есть еще, конечно, водители, – вдруг сказал Альбинссон. – Они, правда, занимаются грубой сортировкой – мешки с корреспонденцией, содержимое почтовых ящиков. Более тонкой сортировкой и доставкой они не занимаются.

– А про них нет брошюры?

– К сожалению, нет.

Валландер поднялся. Больше вопросов у него не было.

– А что вы ищете? – спросил Альбинссон.

– Я же уже сказал – это текущая оперативная работа.

– Если вы кого-то и можете обмануть, то не меня, – сказал Альбинссон. – Чтобы ведущий следователь города мотался по городу и занимался, как вы выразились, «текущей оперативной работой»? Сейчас, когда вы лихорадочно ищете убийцу вашего сотрудника и семерых молодых людей? Вы приехали потому, что почта как-то связана с убийствами.

– Это не важно. То, чем я занимаюсь, – это именно текущая оперативная работа.

– Не могу поверить. Я думаю, вы здесь кого-то ищете.

– Все, что мог, я уже сказал. Но у меня возникло еще несколько вопросов.

Он снова опустился на стул.

– Думаю, что сегодня почтовая сумка выглядит иначе, чем, скажем, двадцать лет назад. Кто теперь посылает письма?

– Вы совершенно правы – перемены огромные. А через несколько лет будут еще больше. Почтовая служба устаревает. Теперь все шлют факсы и переписываются по электронке.

– Особенно, наверное, это отразилось на личной переписке.

– Как ни странно, нет. Как раз многие не доверяют факсу и электронной почте. Им кажется, что письмо в запечатанном конверте надежнее.

– Значит, почтовые мешки заполнены не только рекламой, официальными уведомлениями и счетами?

– Нет-нет, это далеко не так.

Валландер кивнул, после чего они встали почти одновременно.

– Вы удовлетворены моими ответами?

– Я думаю, да. Спасибо за помощь.

Альбинссон больше ни о чем не спрашивал. Они расстались у входа. Валландер вышел на залитую солнцем улицу. Странный август, подумал он. Жара не отпускает. И тихо. В эту пору в Сконе обычно очень ветрено.

Он вернулся в управление полиции. Может, завтра, на похороны Сведберга, стоит надеть полицейскую форму? Интересно, не сожалеет ли Анн-Бритт, что вызвалась произнести речь? Да к тому же написанную не ей самой?

В приемной Эбба сказала, что Лиза Хольгерссон хочет с ним поговорить. Валландеру показалось, что Эбба в плохом настроении.

– Как ты? – спросил он. – Мы теперь даже не успеваем поговорить по душам.

– Спасибо, хорошо.

Его отец на старости лет тоже так отвечал на вопросы насчет его самочувствия – спасибо, хорошо.

– Когда все это закончится, поговорим по-человечески, – пообещал он.

Она кивнула. Что-то ее определенно угнетает, но расспрашивать некогда. Он направился к Лизе. Дверь ее кабинета, как всегда, была открыта.

– Это же настоящий прорыв, – сказала она, не успел он перешагнуть порог кабинета. – Турнберг просто восхищен.

– Восхищен? Чем?

– Это ты у него спроси. Ты оправдываешь свою репутацию.

Валландер опешил:

– Плохую?

– Скорее наоборот.

Валландер предостерегающе поднял руки. Он вовсе не собирался говорить о своих достижениях, тем более что их почти не было.

– На похороны приедут шеф государственной полиции и министр юстиции. Их самолет прилетает в Стуруп в одиннадцать. Я их встречу. Сразу после этого они попросили доложить о расследовании. Скажем, в двенадцать. В большом зале. Ты, я и Турнберг.

– Может быть, ты сама доложишь? Или Мартинссон. Он говорит в сто раз лучше, чем я.

– Но следствием-то руководишь ты! Мы рассчитываем управиться за полчаса. Потом их поведут обедать. Они улетают сразу после похорон.

– Кто-то из них выступит?

– Оба.

– Боюсь я этих похорон, – сказал Валландер. – Как-никак, человека убили. Это не то же самое, что хоронить умершего от старости или от болезни.

– Ты думаешь о своем старом друге? Рюдберге?

– Да.

Зазвонил телефон. Она сняла трубку, немного послушала и попросила перезвонить попозже.

– А как с музыкой?

– Пусть кантор решит. Они знают, как сделать, чтобы все было достойно. Что там обычно играют? Баха и Букстехуде? И разумеется, «Благословенна будь, земля».

Валландер встал.

– Надеюсь, ты воспользуешься случаем – пообщаться со всем начальством сразу, – вдруг сказал он.

– Воспользуюсь случаем? Для чего?

– Чтобы сказать им, что так дальше дело не пойдет. Я берусь доказать, что их кампания по сбережению средств уже никакая не кампания, а заговор. Заговор, направленный на увеличение преступности в стране. И организованной, и всякой.