– И что было дальше? – спросил Валландер, стараясь скрыть нетерпение.
– Полиция, состоявшая на тот момент из налогового инспектора и его помощника, провела образцовое следствие. Брюна схватили через несколько дней, когда он пытался сбежать в Данию. Его приговорили к смерти и казнили. Когда Оскар Первый вступил на трон, он сразу же привел в исполнение накопившиеся смертные приговоры. Карл Пятнадцатый не хотел их подписывать. И Брюну отрубили голову. В Мальмё, если быть точным.
– Удивительная история.
– Несколько лет назад я решил произвести кое-какие генеалогические изыскания. Впрочем, историю про гвардейца Брюна и убийство в Эслёве я слышал и раньше.
– Мне бы хотелось сегодня же встретиться с вами и поговорить.
Валландеру показалось, что Стуре Бьорклунд насторожился.
– О чем?
– Мы пытаемся получить как можно более исчерпывающие сведения о Карле-Эверте.
Называть Сведберга по имени было непривычно.
– Я его очень плохо знал. К тому же во второй половине дня я еду в Копенгаген.
– Это очень важно и не займет много времени.
Его собеседник помолчал. Валландер терпеливо ждал.
– В какое время?
– В начале третьего. Устраивает?
– Позвоню в Копенгаген и скажу, что не приеду.
Он подробно описал Валландеру дорогу.
После телефонного разговора Валландер полчаса записывал в блокнот все свои мысли и наблюдения. Ему по-прежнему не давало покоя все то же чувство, впервые появившееся, когда он увидел мертвого Сведберга, – что-то не так. Нюберг подтвердил – что-то и в самом деле не так. Валландер подумал, что это «не так» вполне может объясняться проще – в самом деле невыносимо и непостижимо, когда убит товарищ, коллега. Но уверен он не был.
В начале десятого он еще раз сходил за кофе. В столовой было много народу. Валландер по пути обменялся несколькими словами с дорожным полицейским. Потом вернулся и позвонил на мобильник Нюбергу:
– Где ты?
– А ты как думаешь? – огрызнулся Нюберг. – Ясное дело – в квартире Сведберга.
– Телескопа, случайно, не нашел?
– Нет.
– А что еще нового?
– На ружье полно отпечатков пальцев. Пара-тройка – идеальные.
– Тогда будем надеяться, что они найдутся в базе данных. Что еще?
– Ничего особенного.
– После обеда я съезжу к двоюродному брату Сведберга в Хедескугу. Потом мне тоже хотелось бы заняться квартирой поподробнее.
– К тому времени мы закончим. Я, кстати, тоже хотел бы присутствовать на пресс-конференции.
Валландер не мог припомнить случая, чтобы Нюберг принимал участие во встрече с журналистами. Должно быть, на этот раз ему хотелось подчеркнуть, насколько он лично потрясен случившимся. Это тронуло Валландера.
– Ключи какие-нибудь нашлись?
– От машины и от подвала.
– А от чердака?
– Я проверил – чердака там нет. Только подвал. Я передам тебе ключи на пресс-конференции.
Валландер положил трубку и пошел к Мартинссону:
– А где машина Сведберга, «ауди»?
Мартинссон пожал плечами. Они пошли спросить Ханссона – тот тоже не знал. Анн-Бритт Хёглунд в кабинете не было.
Мартинссон посмотрел на часы:
– Наверное, стоит на какой-нибудь парковке недалеко от дома. Успею до одиннадцати.
Валландер вернулся к себе. В приемной уже лежали цветы. Глаза у Эббы были заплаканные. Валландер ничего не сказал, прибавил шагу и прошел мимо.
Пресс-конференция началась ровно в одиннадцать, секунда в секунду. Валландер подумал, что Лиза провела ее просто замечательно – просто, с горечью и достоинством. Он сказал ей, что никто не сделал бы это лучше.
Она была в полицейской форме, говорила лаконично. На столе перед ней стояли два больших букета роз. Она сразу перешла к делу, на этот раз она вполне владела голосом. Наш уважаемый коллега, следователь уголовного розыска Карл-Эверт Сведберг, убит в своей квартире. Точное время убийства и мотив пока не установлены, но предположительно это был вооруженный грабитель. На настоящий момент убедительных версий нет. Потом она рассказала о Сведберге, о его службе в полиции и о его человеческих качествах. Валландер подумал, что ее портрет Сведберга очень точен, несмотря на краткость.
На вопросы пришлось отвечать ему, но их, к счастью, почти не было. Нюберг описал оружие, двухствольное охотничье ружье марки «Ламберт-Барон». Через полчаса конференция закончилась. Корреспондент «Южных новостей» брал интервью у Лизы, а Валландер беседовал с журналистами из вечерних газет. Но когда они захотели сфотографировать его у дома на Малой Норрегатан, он резко отказался, с трудом сдерживая гнев.
В двенадцать часов Лиза пригласила всю следственную группу пообедать у нее дома. Они вспоминали эпизоды службы, связанные со Сведбергом. Валландер к тому же знал, почему Сведберг стал полицейским.
– Он боялся темноты, – сказал Валландер, – он сам рассказывал. Страх темноты не отпускал его с детства, он не мог ни понять, ни преодолеть этот страх. Он потому и пошел в полицию, что надеялся, что этот страх пройдет. Но так до конца и не прошел.
Уже было около двух, когда они вернулись в полицию. Валландер ехал с Мартинссоном.
– Она хорошо говорила, – сказал Мартинссон.
– Она вообще хороший шеф, – ответил Валландер. – Но ты это и так знаешь.
Мартинссон промолчал.
– Нашли «ауди»? – вспомнил Валландер.
– Жильцы держат машины на частной стоянке за домом. Там она и стояла. Я осмотрел машину.
– А телескопа не было в багажнике?
– Только запаска и пара резиновых сапог. В бардачке – спрей от насекомых.
– Август… Он боялся ос… – с горечью сказал Валландер.
Они расстались у здания полиции. Нюберг за обедом у Лизы Хольгерссон передал ему несколько ключей, но, прежде чем продолжить осмотр квартиры Сведберга, Валландер должен был съездить в Хедескугу. Он выбрался на кольцевую дорогу и вскоре свернул на Шёбу. Стуре Бьорклунд описал дорогу очень толково. Валландер вскоре въехал на небольшой хутор недалеко от деревни. Перед домом раскинулась большая лужайка с фонтаном посередине. Повсюду стояли гипсовые статуи на постаментах. К своему удивлению, Валландер обнаружил, что все они представляют разнообразных чертей с разинутыми в немом крике пастями. А как он, собственно, представлял себе сад профессора-социолога? Его мысли прервал появившийся на крыльце человек в резиновых сапогах, потертой кожаной куртке и рваной соломенной шляпе, через которую просвечивала лысина – Валландер сразу вспомнил Сведберга. Человек этот был очень высок и худ. Валландер слегка растерялся – внешность профессора Бьорклунда его огорошила. Никак не ждал он увидеть вместо солидного ученого загорелого до черноты, небритого крестьянина. Интересно, можно ли читать лекции в Копенгагене с двухдневной щетиной, подумал он. Впрочем, у него, наверное, какие-то другие дела по ту сторону пролива. Начало августа, учебный год еще не начался.
– Надеюсь, я вас не слишком затруднил своим приездом, – сказал Валландер.
Стуре Бьорклунд откинул голову и захохотал. У Валландера появилось неприятное чувство, что над ним издеваются.
– У меня есть дама сердца в Копенгагене, я езжу к ней по пятницам, – сказал Бьорклунд. – Любовница, как это принято называть. Надеюсь, мои любовницы не представляют интереса для следователей?
– Думаю, что нет, – подтвердил Валландер.
– Великолепное решение – любовница в Копенгагене, – продолжил Бьорклунд. – Каждое свидание может стать последним. Никаких обязательств, никакой зависимости, никаких ночных дискуссий, в результате которых люди начинают совместно приобретать мебель и притворяться, что брак – это серьезно.
Валландер заметил, что человек в соломенной шляпе с его визгливым смехом начинает его раздражать.
– Убийство во всяком случае – это очень серьезно, – сказал он.
Стуре Бьорклунд кивнул. Снял свою дурацкую шляпу – может быть, решил показать, что он скорбит.
– Пройдемте в дом, – пригласил он.
Обстановка дома, снаружи ничем не отличающегося от тысяч подобных домов в Сконе, поразила Валландера. Все перегородки и даже потолок были сняты – виднелись стропила и потолочные балки, – в результате чего образовалась одна огромная комната. В нескольких местах были сооружены возвышения наподобие башенок, подняться на которые можно было по винтовым лестницам из чугунного литья и дерева. Мебели почти не было, стены голые – ни картин, ни украшений. Западная стена представляла собой огромный аквариум. Стуре Бьорклунд проводил его к тяжелому деревянному столу. Около стола стояла дубовая церковная скамейка.