Берест бросился в сторону леса, ловко перепрыгнув через плетень и скрывшись в темноте. Он летел, словно птица, едва приминая снег легкой поступью. До спасительного леса оставалось не более ста шагов, когда за его спиной радостно забрехала лисица. Волки развернули коней, устремившись за сияющим в темноте лисьим хвостом. Рассыпавшись полукольцом, они перешли в галоп, пытаясь окружить беглеца и отсечь его от леса. Парень упал на колени, торопливо срывая с себя веревку, коей был подпоясан. Ловко затянув петлю, Берест привязал ее к рукояти ножа. Чиркнув лезвием палец, он вогнал окровавленный клинок глубоко в землю. Ступив ногой в петлю, волхв зашептал:

Берест вновь бросился бежать. Топот конских копыт неумолимо приближался, окружая его со всех сторон. За спиной раздался предсмертный визг попавшейся в петлю лисицы. Сердце парня рвалось из груди, едва выдерживая дикий темп гона. Кольцо замкнулось перед самым его носом. Четверо всадников встали на пути, осадив взмыленных коней. Не замедлив шага, Берест оглушительно свистнул и тут же выхватил меч. От пронзительного свиста кони встали на дыбы, сбрасывая наездников наземь. Берест прыгнул вперед, вонзая клинок в ближайшего воина, и налег всем телом, протыкая его до самой земли. Безуспешно пытаясь выдернуть из тела застрявший меч, Берест выругался и метнулся в кустарник. Через мгновение он скрылся в густом лесу, словно растворившись в ночи.

Пастух спрыгнул наземь, брезгливо толкнув ногой задушенную петлей лису. Шустрый мальчишка, играючи, поймал Ловца в силки. Раздосадованно плюнув, ведьмак вошел в лес, крикнув воинам:

– Коней оставьте, по подлеску не проехать! Пехом пойдем! Следы ищите, по снегу он от нас не уйдет!

Рассыпавшись широкой шеренгой, волки вошли в лес. Привычные к лесной жизни, они шли молча, прислушиваясь к звукам леса и высматривая в снегу следы.

– Нашел!

Пастух бросился на крик, падая на колени у следов и обнюхивая их, словно дикий зверь.

– Он. Глядите в оба! Упустите, головы снесу!

Через сотню шагов ведьмак остановился, разглядывая оборвавшийся след беглеца. Волки молчаливо отступили, с опаской поглядывая на вожака.

– Таки наворожил, шельмец, – замел следы! – выругался Пастух, неторопливо пройдясь в глубь леса и замирая на каждом шагу. – Словно корова языком слизала.

Прикрыв глаза, он обратился к лесу в поисках мыслей. Мысли. Желания. Страхи. Не мог волхв так быстро погасить в себе страх перед смертью. Все живое в этом мире умеет мыслить. Невдалеке каркнул ворон, с надеждой ожидавший, когда же уйдут воины. Там, у самого леса, лежало остывающее тело, которым можно было сытно поживиться. Испуганная белка юркнула на самую верхушку ели, с интересом поглядывая вниз. Она боялась этих людей, замерших прямо под ее гнездом. Трое маленьких бельчат молчаливо сидели в дупле, повинуясь ее окрику, упреждающему об опасности. Пастух нахмурился, погружаясь еще глубже. Туда, где текли рекой мысли растений. Старые ели тоскливо поскрипывали на ветру, неспешно переговариваясь меж собой. Продрогшие от морозов, они с нетерпением дожидались теплой весны. Молодая береза, коей едва исполнилось три года, недовольно скрипнула ветвью, разбуженная нахальным снегирем. Пастух открыл глаза, раздосадованно коснувшись разболевшейся головы. С тех пор как он заточил в своем сознании дух Ура, головные боли все чаще донимали его.

– Не слышу я его. В деревню пойдем, может, туда вернется.

Облегченно вздохнув, волки двинулись в путь, покидая лес. Пастух нахмуренно потер лоб, задержавшись лишь на мгновение. Тупая боль, поселившаяся в его голове, не давала ему покоя. Вдохнув полной грудью, ведьмак зашептал заклятье, воздвигая новую дверь у темницы чародея. Вдруг, оборвавшись на полуслове, он повел носом по ветру. Едва ощутимый сладкий запах защекотал нос, настойчиво пытаясь достучаться до его сознания. Пастух резко обернулся к березе, расхохотавшись. Рука его дрогнула, со змеиным шипением выпуская наружу смертоносный кнут. Огромные черные кольца закружились, выписывая замысловатые восьмерки.

– Медовуху попиваешь?!

Кнут метнулся к березе, молниеносным ударом перерубив ее пополам. Испуганный снегирь сорвался с ветки, быстро уносясь прочь от неприятностей. Марево, столь умело созданное волхвом, вмиг исчезло. Мертвое тело Береста рухнуло в снег, роняя голову к ногам победителя. Лишь одинокая грустная мысль догорала в сознании волхва – мысль о роковом глотке медовухи, выпитой им в угоду старому Валую.

...Долго дед Валуй топтался во дворе, с надеждой поглядывая в сторону леса. Понравившийся ему гость все не возвращался за оставленным на сохранение мешком. Проводив взглядом удаляющийся конный отряд, Валуй грустно вздохнул, возвращаясь в дом.

– Видать, таки угробили молодца, окаянные. – Дед смахнул с ресницы навернувшуюся слезу. – Что ж это в мире деется, коли хороших людей безнаказанно жизни лишают?

Переступив порог избы, Валуй замер на месте, глядя, как жена возится возле открытой заслонки печи. Походный мешок, оставленный ему на сохранение гостем, лежал пустой у ее ног. Валуй бросился к жене, испуганно заголосив на всю избу:

– Что ж ты натворила, старая?! Где его вещи?

Заглянув в зев печи, дед горестно всплеснул руками. Десятки деревянных дощечек, исписанных причудливыми знаками, возмущенно потрескивали в жарком пламени. Валуй упал на колени, обхватив ладонями свою седую голову.

– Что ж ты наделала, баба дурная?! Я же обещал ему схоронить!

Бабка, возмущенно поджав губы, схватила с пола мешок и швырнула его в огонь вслед за Ведами.

– Нечего на меня орать, дурак старый! Того и гляди разбойники в дом нагрянут, вещи его разыскивая. Ни старого, ни малого не пощадят. Гори оно все ярким пламенем! Лучше б о внуке своем подумал. Поди, без отца и матери растим. Не было никакого гостя у нас, и вещей он нам никаких не оставлял. Своя рубаха ближе к телу.

Бабка рассерженно захлопнула заслонку печи и принялась молчаливо мешать кашу в казане. Зачерпнула ее ложкой и, пробуя на вкус, довольно улыбнулась. Каша-то у нее всегда вкусная получалась, наваристая.

На дворе испуганно заскулил пес. Заскрипели ступени под тяжелой поступью, и дверь распахнулась без стука.

– Мир вашему дому, – высокий воин, пригибая голову, переступил порог, колючим взглядом впившись в деда Валуя.

Малюта сидел за столом, опершись на кулак и пьяно вглядываясь в дно пустой чарки. Его опухшее от пьянок лицо кривилось в гримасе улыбки, отпугивая посетителей. На протяжении двух месяцев каждый вечер он приходил в эту корчму, садился за один и тот же стол и напивался в дым. И чуть ли не каждый раз его визиты заканчивались пьяной дракой. Испуганный хозяин грустно поглядывал на редких гостей своего заведения. Буйный тысяцкий отбивал желание у народа приходить сюда. Дела в заведении шли все хуже и хуже, в то время как в соседних корчмах залы были битком забиты народом.

– Корчма-р-рь!!! Медовуху неси! Что-то совсем в горле пересохло.

Грустно покачав головой, хозяин обреченно пошел к его столу, неся в руках кувшин с напитком.

– Малюта, может, хватит тебе пить? Ты ж сам на себя не похож. Уже и в Дружине разговоры ходят...

Медведич, пьяно пошатываясь, поднялся на ноги, схватив корчмаря за ворот рубахи. Вглядываясь в него мутным взором, он нахмурился.

– Какие такие разговоры?

Хозяин вздохнул, испуганно отмахнувшись рукой:

– Да никакие. Это я так...

– Нет уж, ты говори! Какие разговоры ходят в Дружине? – Пьяно икнув, Малюта упал на лавку и ударил по столу кулаком: – Я знать хочу!

Поставив кувшин на стол, корчмарь пошел назад за стойку, тихо бормоча под нос ругательства. Говорить с медведичем, когда он во хмелю, – дело гиблое, того и гляди морду набьет. Заглянув в подсобку, хозяин кликнул сына и что-то прошептал ему на ухо.