— Где это видано: присылать только мобилизованных, необстрелянных бойцов! — возмущался Яшка. — Что мы будем с ними делать?

— У нас есть полигон в двадцати верстах, придется устроить им курс молодого бойца, — сказала Ксанка. — Кстати, ты первый кандидат в учителя по рукопашному бою и верховой езде.

— Вот еще…

— Да не переживай, Яшенька, всем нам придется красноармейцев учить, людей-то не хватает.

— А как же город?

— Ничего, пару-тройку дней без нас постоит. Выдвинемся ночью — никто не узнает.

— Данька не говорил, когда пришлют этих желторотиков?..

— Через месяц или…

За дверью послышались шаги, и профессор метнулся к столу. Ларионов застал его низко склонившим голову над последним альбомом. Голоса за перегородкой продолжали бубнить, но разобрать уже ничего не возможно.

— Как успехи?

Эйдорф отодвинул фотографии и потер якобы уставшие глаза.

— Ничего. Мне очень жалько.

— Мне тоже, — сказал Даниил, занимая место за столом. — Скажите, пожалуйста, товарищ Эйдорф, а как вам платят за работу у нас? Сейчас у вас есть деньги, валюта?

— Есть немного, — сказал профессор, — но это не такой сумма, чтобы за ней охотиться. Может, люди думайт, что фсе иностранцы богатые, но это не ферно. Фаши нэпманы очень богаче. Ф Германии сейчас бедная жизнь, мой контракт есть нефелик. Полофину денег я получил аванс, они остались в Германия, для мой семья. А здесь я получай рубли по курсу. Это достаточно на еду и платье. И фсе, уферяю фас.

— Хорошо, хорошо, я понял, — сказал Даниил. — Не исключено, что на преступников произвел впечатление ваш костюм, они решили, что раз иностранец — то богатый.

— Нет, нет, — затряс головой профессор, — не богат.

— В конце концов раз они больше не появлялись, может, они поняли свою ошибку?

— Я бы желал знать это тфердо.

— Я бы тоже… — заметил Ларионов. — Спасибо, профессор, больше вопросов у меня пока нет, до свидания.

Эйдорф пожал руку чекисту и вышел. По крайней мере визит в ЧК прошел не бесполезно, подумал немец.

Как ни странно, Данька тоже на это надеялся.

На удивление, немецкая встречающая делегация оказалась еще больше, чем родные советские. Видимо, поглазеть на большевиков из России при шли все, кто знал о приезде группы инженеров-стажеров. Хорошо, что ни немецкой угольной компании, ни советской стороне громкая огласка была не нужна. Зато речь главного толстого высокого немца была короче, чем у незабвенного декана Пискунова.

Группу вывели с перрона, рассадили по автомобилям и отвезли в тихую гостиницу на окраине Кельна. Валера с Юлей держались вместе, хоть и не забывали глазеть по сторонам на достопримечательности. Чистый город с аккуратными домиками, ухоженные газончики — все казалось чуть декоративным. Только брусчатка выглядела родной и знакомой. Правда, Кельнский собор декорацией никак не назовешь — слишком огромен и величественен. Но, как атеисту, Мещерякову не нравилось, что громада собора возвышается над жизнью простых людей.

Вообще-то, проезжая по Германии, они уже попривыкли к местным мирным пейзажам, но кое-где еще встречались и следы войны, кончившейся почти десятилетие назад.

— А сколько нам предстоит отстроить! — говорил Валерка, с горечью вспоминая, что на родине до сих пор горят хаты и гуляют всякие банды.

— Валера, мы же не народные комиссары за всю страну думать, лучше давай всерьез займемся нашими проблемами.

— У нас нет никаких проблем, Юленька, — обнимал ее за плечи Мещеряков.

— Есть, — твердо говорила девушка. — Я беспокоюсь об этом письме. Его надо выбросить.

— Я обещал Эйдорфу, что обязательно передам.

— Почему он его не послал по почте?

— Он сказал, что это очень важно.

— У немца контракт заканчивается через три месяца. Верни ему конверт нераспечатанным, через месяц после нашего возвращения Эйдорф сам отвезет его в Германию.

— Что за страхи, Юля, ты же знаешь Генриха, что тут опасного?

— Почему на конверте две фамилии?

— Не знаю, — пожимал плечами Валера и обычно переводил разговор на другую тему. Юля не часто затевала этот разговор, но и мнения своего не меняла.

— Ты по-прежнему собираешься передать письмо? — спросила она в последний раз уже в фойе гостиницы.

— Ага, и завтра ты больше не будешь его бояться.

— Я буду бояться сегодня, — пообещала Юля. — Валера, давай его прочтем?

— Да ты что?

— Если там нет ничего запрещенного, то…

— Не волнуйся, Юленька, все будет хорошо, не забывай: я же бывший чекист.

Здоровенный немец, встречавший инженеров на вокзале, объявил, что утро начнется с экскурсии по городу, затем обед в гостинице и после этого «наши русские коллеги» отправятся на поезде в Рурский район. Он сам лично будет сопровождать группу, чтобы каждого из стажеров доставить на ту шахту, где он будет проходить практику.

Хорошо, что немцы пунктуальный народ. Когда, зевая, Валера вышел из номера за час до экскурсии, то не встретил ни здоровяка-руководителя, ни других знакомых лиц. В первом встречном уличном кафе Мещеряков выпил кофе и почувствовал, что сон отступил окончательно. Спасибо Эйдорфу, Валера говорил достаточно хорошо, чтобы немцы его понимали. Без особого труда отыскал он нужную улицу, дом и квартиру. На звонок дверь открыла женщина с испуганными глазами. Усталое лицо изменило выражение, но все-таки в ней можно было узнать даму из семейного альбома профессора.

— Фрау Эйдорф?

Женщина заколебалась, не зная, впустить гостя или захлопнуть дверь.

— Фрау Вернер?

— Проходите, — кивнула женщина.

Валерий заметил, что она, прежде чем закрыть замок, выглянула на площадку.

Квартира была ухоженной, но это не скрывало, а, напротив, выдавало ветхость жилья и подчеркивало скромность меблировки.

— Меня зовут Валерий Мещеряков, я привез письмо от вашего мужа.

Фрау Эйдорф покачала головой.

— Зачем он только с вами связался! Чем вы его соблазнили? За какие деньги он согласился ехать в эту Богом проклятую страну?!

— Простите, но…

— Только не врите про любовь к Родине, патриотический долг и прочую ерунду, в которую не верят даже сами члены вашего союза. Все долги Александэр давно отдал, иначе мы бы не жили, как нищие. Впрочем, что я спрашиваю, ведь денег нам с сыном муж оставил мало, значит, вы его просто запугали или шантажировали.

— Вы что-то перепутали, фрау Эйдорф. Ваш муж послал вам письмо, вернее, не вам, а сыну, на конверте стоит его имя.

— Не хотите говорить?.. И не надо. Сама все знаю… Альберт, иди сюда.

В комнату вошел мальчик лет восьми. Он спрятался за мать и на гостя глядел выжидательно.

— Привет, малыш. Меня зовут Валерий.

— Здравствуйте, герр Валерий.

Мещеряков наклонился к мальчику.

— Альберт, твой отец прислал это письмо из России и очень хотел, чтобы оно попало именно в твои руки.

Ребенок взял письмо и, сунув его матери, снова спрятался за ее спину. Женщина разорвала конверт и быстро пробежала глазами по строчкам. Глаза ее наполнились слезами и ужасом.

— Нет! Никогда! Зачем вы пришли? Убирайтесь! Я не позволю моему сыну следовать за его безумным отцом! Будьте вы прокляты! Уходите! — фрау Эйдорф выронила письмо, упала на стул и разрыдалась. Маленький Альберт поднял бумагу с пола и обнял мать, словно защищая от незваного гостя.

Валера развернулся и быстро вышел на лестничную площадку. Глупо получилось. Он-то думал, что принесет какую-то радостную весть… Что, черт возьми, написал в письме Эйдорф? Что могло испугать его жену? Рассказ о том, как ему угрожают, как напали на улице? Странно, что любящий муж и отец (в этом Валера не сомневался) написал об этом семье. А на обороте письма был еще какой-то чертеж, наверное, второпях Генрих использовал первую попавшуюся на столе бумажку. Как она сказала: «Не позволю сыну следовать за безумным отцом»? Неужели Эйдорф пригласил свою семью (или одного сына, что еще нелепее!) приехать к нему на Украину? Контракт его скоро заканчивается, и это бессмысленно, если он не решил задержаться в СССР или поселиться там насовсем. Страна Советов может испугать немку, наслушавшуюся буржуазной пропаганды, это факт. Но почему в разговорах с ним Генрих ни разу не заикнулся о том, что хочет жить в России? Очень все странно, нужно будет обязательно узнать у Эйдорфа, что он там насочинял и откуда взялась вторая фамилия на конверте?