В своем рассказе Тургенев затронул многие вопросы, обсуждавшиеся в журналистике того времени. В суждениях Пеночкина «об отличных качествах русского мужика», о принципе управления крепостными крестьянами и т. п. писатель сатирически использует основные положения реакционных публицистов [116]. В 1846–1847 годах, в связи с общим упадком сельского хозяйства в крепостной России, на страницах многих газет и журналов («Северная пчела», «Земледельческая газета», «Журнал министерства внутренних дел», губернские ведомости) печатались статьи о системе управления крепостными, о мерах по искоренению недоимок, способах и размерах наказания крестьян. Основные меры по поднятию сельского хозяйства сводились к рекомендации усилить различные виды помещичьего и государственного принуждения. В рассказе «Бурмистр» Тургенев рисует истинное положение дел в крепостной деревне при «образованном» помещике, «умном» бурмистре и при «выгодной для крестьян» оброчной повинности.

Белинский считал рассказ лучшим после «Хоря и Калиныча» (Белинский,т. 10, с. 346). Анненков вспоминает о первой непосредственной реакции критика на рассказ: «Он <Тургенев> написал в Зальцбрунне своего замечательного „Бурмистра“, который понравился и Белинскому, выслушавшему весь рассказ с вниманием и сказавшему только о Пеночкине: „Что за мерзавец — с тонкими вкусами!“» (Анненков,с. 334).

Герцен имел в виду, в частности, этот рассказ, когда писал: «У Тургенева есть свой предмет ненависти, он не подбирал крохи за Гоголем, он преследовал другую добычу — помещика, его супругу, его приближенных, его бурмистра и деревенского стаосту» (Герцен,т. XIII, с. 177, перевод с немецкого).

Современники были единодушны в признании высокохудожественных достоинств рассказа. Боткин восторженно писал Анненкову 12 октября 1847 г.: «Какая прелесть „Записки охотника“: „Пеночкин“ и „Контора“, помещенные в 10-м № „Современника“! Какой артист Тургенев! Я читал их с таким же наслаждением, с каким, бывало, рассматривал золотые работы Челлини» (Анненков и его друзья,с. 553). Даже рецензент «Отечественных записок», скептически отнесшийся к молодому автору и поставивший Тургенева ниже Даля и Григоровича, отметил «Бурмистра» в числе трех лучших рассказов цикла (Отеч Зап,1848, № 1, отд. III).

В 1852 г. наибольшие придирки чиновника Главного управления цензуры Е. Волкова вызвал именно этот рассказ. В рапорте на имя министра он подчеркивал, что характер помещика описан с самой злой иронией, указывал на недопустимость таких слов, как «государственный человек» (в применении к безграмотному мужику), «либеральничать», возмущался рассказом о подкупе посредника при размежевании и станового по делу о мертвом теле. Негодование чиновника вызвал сам факт появления в печати слова «конституция»: «Хотя тут и понятно, что Пеночкин, употребив слово Конституция, хотел выразиться иронически, но тем не менее г. ценсор не должен был бы допускать этого слова к печати, вспомнив, что оно повторялось простым народом на Сенатской площади во время страшной катастрофы 14 декабря» (Оксман, Сб., 1959,с. 275).

В сотую годовщину рождения Тургенева Короленко в речи о Тургеневе и «Записках охотника» говорил: «…и Пеночкин, человек с прекрасными манерами (из рассказа „Бурмистр“), который хладнокровно приказывает: „Насчет Федора — распорядиться“, и господин Зверков, искренне убежденный в неблагодарности крепостной девушки <…>, всё это для того времени обыкновенные явления и обыкновенные люди, которыми была полна тогдашняя жизнь… И ужас был именно в этой обыденности…» ( КороленкоВ. Г. Собр. соч. в 5-ти т. М.: Молодая гвардия, 1961. Т. 5, с. 374).

Обобщающий смысл образа Пеночкина, истинную суть «гуманности» тургеневского «цивилизованного» помещика вскрыл В. И. Ленин. Он дважды обращался в своих публицистических статьях к тургеневскому персонажу: в 1901 г. в статье «Внутреннее обозрение» и в 1907 г. в статье «Памяти графа Гейдена» ( ЛенинВ. И. Полн. собр. соч., т. 5, с. 301, и т. 16, с. 43).

Бурмистр— назначенный помещиком управляющий из крепостных крестьян. В поместье В. П. Тургеневой бурмистром был крепостной человек Иосиф Григорьевич Горбылев, которого крестьяне звали «главным министром». По воспоминаниям современников, Горбылев получил однажды с лутовиновских крестьян в свою пользу несколько тысяч рублей недоимки, хотя помещица простила им долг. Мошенничество раскрылось, но изворотливый бурмистр после недолгой опалы вновь вошел в доверие к барыне (Рында,с. 21).

…«Вечного жида» едва осилил.— «Вечный жид» («Le Juif errant») — роман французского писателя Эжена Сю. Выходил отдельными томами в 1844–1845 годах. Имел огромный успех у современников.

…из Лючии и Сомнамбулы тоже иное помнит…— «Лючия ди Ламмермур» (1831) и «Сомнамбула» (1835) — оперы выдающихся итальянских композиторов: первая — Гаэтано Доницетти, вторая — Винченцо Беллини. Эти оперы в 40-х годах пользовались в России большой популярностью. Они входили в репертуар итальянской оперной труппы в Петербурге.

…доморощенного Карема…— Карем — знаменитый французский повар (Marie Antoine Carême); служил у Талейрана, а затем при русском и австрийском императорских дворах.

Третьего дня сказку подписали.— Сказка — список, реестр, опись. Здесь: документ о проведении размежевания.

…земский…— Здесь: писарь или помощник при бурмистре.

Что ж, купите — на мое имя…— Крепостные крестьяне не имели права собственности на землю, покупка могла быть оформлена только на имя помещика.

Впервые опубликовано: Совр,1847, № 10, отд. I, с. 210–226 (ценз. разр. 30 сент.), под № VII, вместе с «Бурмистром». Подпись, общая для двух рассказов: Ив. Тургенев.

Сохранился черновой автограф (ГПБ,ф. 795, ед. хр. 4, 4 л.). На полях автографа рисунки пером (человек в постели, мужской профиль, фигура с кинжалом) и надписи, не относящиеся к тексту. Подпись: И. Т. Заключительные слова рассказа отличаются в рукописи от текста в «Современнике» и последующих изданий. В рукописи читаем: «В течение месяца число дворовых людей г-жи Лосняковой уменьшилось двумя — мужчиной и женщиной. Читатель, вероятно, угадает их имена».

В настоящем издании в текст ЗО 1880внесены следующие исправления:

, строка 2. Вместо «что тут, чужой-то барин» — «что тот, чужой-то барин» (по черн. автогр., Совр,ценз. рукоп. и всем изд. до ЗО 1874).

, строки 16–17. Вместо «чего?» — «чего? Из господской власти вышли, что ли?» (по черн. автогр. и Совр).В ценз. рукоп. фраза вычеркнута цензором.

, строка 18. Вместо: «Меня отпусти» — «Меня отпусти на волю» (но черн. автогр. и Совр).В ценз. рукоп. слова «на волю» вычеркнуты цензором.

Судя по записи названия «Контора» в Программе I,возникновение замысла рассказа относится к апрелю — июню ст. ст. 1847 г. К работе над рассказом Тургенев приступил, вероятно, во второй половине июля в Париже, по возвращении из лондонской поездки. В первом слое Программы III, датируемой второй половиной июля — началом августа, рассказ обозначен как неоконченный. Однако Белинский знал о его существовании еще до отъезда в Петербург. Окончательная отделка была завершена в начале сентября 1847 г. В письме к Белинскому от 5 (17) сентября Тургенев называет «Контору» вместе с «Бурмистром» старыми рассказами и сообщает, что он переписал эти два рассказа и отправил их Некрасову в Петербург. При этом Тургенев просил Белинского взять на себя корректуру рассказов.

Из журнальной публикации цензор убрал строки о «старших», назначивших сторожем глухого старика (стр. 139, строки 25–26 наст. изд.). Слова эти восстановлены Тургеневым в цензурной рукописи [117].

В цензурной рукописи из речи Куприяна цензор вычеркнул слова о «господской власти» и «воле» (стр. 149, строки, 17–48 наст. изд.). В прижизненных изданиях они не восстанавливались. В цензурной рукописи Тургенев осуществил значительную стилистическую правку, которая продолжалась и в ЗО 1852.