— Ты гони, да не загоняйся, — в первый раз подал голос юркий мальчик. — Ты нас не знаешь, мы тебя не знаем. Все законно. Ты вон тоже стволом запасся. На всякий случай. Ну, и мы на всякий случай. Ладно, погорячились и будет. Покажи товар.

— Покажи деньги.

— Сомневаться в наших деньгах?

— Сомневаться в нашем товаре? Оценщик камень видел. Цена — двести штук. Отдаю за сто пять. Торг неуместен.

Мальчик перевел взгляд на Феликса, который, как только запахло жареным, предпочел схорониться в дальнем углу комнаты — не то чтобы спрятался, но встал за отодвинутое почти что к самой стене кресло. Феликс кивнул. Похоже что, как ни странно, главным покупателем здесь — если и не вообще главным — был этот бойкий юноша.

— Бесо, пусть ребята принесут деньги, — мальчик с усталым видом откинулся в кресле.

Бесо подошел к столику и явно напоказ, нажал вделанную с нижней стороны столешницы кнопку, два раза. Виталий отошел к стене и расслабил мышцы.

Ведущая в коридор антикварная дверь бесшумно отворилась, и в гостиную вошел невысокий, но крепко сбитый мужик лет сорока. В руках он нес спортивную сумку. Поставив сумку на стол, он почтительно отошел в сторону и встал, сложив на животе руки. Мальчик расстегнул сумку и принялся выкладывать на стол пачки стодолларовых купюр. Отсчитав десять, он поднял голову и вопросительно посмотрел на Виталия.

— Тасуй, тасуй, — сказал Виталий.

— Неохота пачку рвать. У тебя еще есть камни. Много камней. Мы возьмем все.

— Я продаю один камень. За сто пять штук. Когда мне снова понадобятся бабки, я найду людей и продам еще. Дошли еще пять штук, и мы в расчете.

— Ты не понял, — все так же спокойно, глядя прямо в глаза Виталию, продолжил молодой человек. — Мы хотим взять все.

На Виталия плеснуло потоком желтых листьев. С двух сторон — от стоящего сложив на животе руки быка и сзади, из-за пришторенного окна.

— Слушай, мальчик, — как бы случайно убирая спину из возможного сектора обстрела за стену, сказал Виталий, — ты начинаешь действовать мне на нервы. Уважаемый Бесо, — обратился он к грузину, — как вы, такой уважаемый человек, можете работать с беспредельщиками? Если этот гнилой базар будет продолжаться и дальше, мы прекращаем торги. Мне перестает нравиться этот город. В нем порядочный человек не может спокойно продать принадлежащую ему вещь и быть уверенным, что его не собираются подстрелить в спину через окно.

Бесо и Алексей переглянулись.

— Будьте добры, — продолжил Виталий, — позовите сюда всех своих людей, и пусть они сложат оружие на пол. И без фокусов. А то, боюсь, некоторым из вас сегодня крупно не повезет.

То, что произошло дальше, длилось не более нескольких секунд, но Виталий, как обычно в серьезной драке, видел каждый жест, каждое мельчайшее движение растянутым во времени почти до бесконечности. Сначала из-за окна хлынул густой поток листьев, Ленань повернула голову, и с той стороны стекла раздался душераздирающий крик. Виталий успел увидеть в астоме, как стоящий на стремянке человек, уронив винтовку, хватается за глаза — такое впечатление, что ему в лицо плеснули кислотой. И тут же, упреждая попытку стоявшего наготове бандита выхватить сзади из-за пояса пистолет, Виталий колесом катнулся в сторону и подшиб дернувшуюся было за ним руку с пола ногой. Пистолет был с глушителем, пуля с тупым щелчком влетела в потолок — хорошо, что навесной, а то бы срикошетила. Виталий, вырубив стрелка, уже нянчил в руке «магнум» и держал на мушке открывающуюся заднюю дверь, и как только она отворилась окончательно, послал пулю ровнехонько между глаз еще одному быку, уже державшему перед собой на вытянутых руках пистолет, но не успевшему сориентироваться в переполненной движением комнате. Вторую пулю поймал Бесо, метнувшийся было к креслу, где скорее всего тоже был ствол. Третью — дернувшийся не вовремя и совершенно зря Феликс Матвеевич. Оставался мальчик, и Виталий уже повел стволом в его сторону, но то, что он увидел, заставило его удивленно опустить пистолет и напомнить себе, что человек с отвисшей челюстью выглядит до странного нелепо.

Алексей, очевидно, пытался схватить Ленань — закрыться ею как щитом, приставить ей нож к горлу, чего проще. По крайней мере левая его рука сжимала запястье девушки, а в правой был тот самый «хитрый» нож — выкидной, полированный, с длинным волнистым лезвием вроде малайского криса. Но то, что он делал, объяснить какой бы то ни было внешней логикой было абсолютно невозможно. Потому что он, не выпуская из левой запястья Ленань и удивленно, ошарашенно, потерянно глядя ей прямо в глаза, аккуратнейшим образом вскрывал себе правой рукой горло. Этим самым своим хитрым ножом. А Ленань сидела и смотрела на него, такая же спокойная и сосредоточенная, как пять и как десять минут назад. Потом осторожно высвободила руку и встала. Мальчик дернулся, как будто его отпустили с привязи, и тут же, хрипя и заливаясь кровью, упал на пол.

— Надо быстро уходить отсюда, — сказал Виталий.

Он аккуратно вытер рукоятку и спусковой крючок «магнума» носовым платком и положил пистолет на пол. Орудие убийства налицо. И, как всегда, безо всяких опознавательных знаков.

Обернувшись, он увидел, что Ленань вешает на плечо спортивную сумку с долларами.

— Ты что? Зачем ты это взяла? Положи на место.

— А равве мы не зза день'ами рри'йеххали? — устремив на него ясные серые глаза, ответила Ленань.

Вот тебе и невинная овечка. Вот тебе и священная история параллельной расы, которая рассорилась с мерзкими людьми оттого, что те имеют нездоровую наклонность к убийству. У нее это получилось ничуть не хуже, чем у профессионального киллера. С той разницей, что киллеры по большей части не обладают такой силой внушения. Ну и что теперь? Объяснять ей, что эти деньги наверняка грязные? Она вряд ли поймет, что такое грязные деньги. Хотя — кто ее знает? В любом случае деньги есть, камушки целы, нехорошие ребята наказаны и можно ехать продолжать успешно начатую гуманитарную миссию.

— Н-да, — произнес Виталий, — с тобой бы банки грабить. Цены бы тебе не было. Послушай, там еще один — на воротах.

— Он ппит, — спокойно и просто сказала Ленань. — А потом ссе ййабудет. Соссем ссе.

— И даже наши лица?

— Да.

— А эти — они все мертвые.

— Неет, не ссе. Он ййивой, — она указала на лежащего за шторой бандита. — И он, — на Феликса.

— И еще тот, что снаружи, — подытожил Виталий. — И они, что, тоже все забудут, когда придут в себя?

— Да, ссе ййабудет.

Виталий подхватил у нее сумку и пошел по коридору к входной двери. Оставалось только надеяться, что в соседних недостроенных коробках никого не было и никто не заметит их «уазик». И не запомнит. Впрочем, номера все равно липовые. А у них с Ириной алиби. В случае чего, все йети подтвердят, что в это самое время они дружной и веселой компанией пили за межрасовое взаимопонимание у Ома под дубом. А после первого же допроса следователь забудет, что по нечаянности сжег все свидетельские показания в мусорном бачке. И что он с утра вел какое-то дело. Да и вообще, что он следователь.

Вторая половина июля 1999 года. Волга.

На две недели Виталий полностью выпал из всякого сколь-нибудь человеческого — как бы странно ни звучало это слово в стране йети — распорядка жизни. Ирина видела его только от случая к случаю, когда требовалось точно перевести прибывшим из самых разных мест медикам-фэйри какое-нибудь особо заковыристое медицинское понятие. От йети в этом «мозговом штурме» принимали участие двое старых седых знахарей — настолько седых, что их порой бывало трудно отличить от их же собственных теней в астоме, а потому общение с ними напоминало какое-то сюрреалистическое кино.

Виталий и Ленань, исчезнув почти на трое суток, пригнали из Саратова «уазик», битком набитый медикаментами и медицинским оборудованием. Который целая бригада йети разгружала и перетаскивала по частям на остров целую ночь. Картинка была еще та — ни дать ни взять пандемониум. Огромные черные тела, а в руках так и летают коробки с ящиками.