Когда она потеряла сознание, Ольга не помнит. Помнит только, что пришла она в себя в каком-то странном месте, а может, не пришла в себя, а может, она просто видела сон, в котором была просторная и абсолютно темная нора и ощущение присутствия рядом большого мохнатого тела. И яркие вспышки света, и он, Болотник, который нес ее на руках по затопленному лесу, удивительно тихому и солнечному, и вода казалась такой простой, приятной и ласковой, что трудно было поверить в то, что это не лето. И много еще было всяких картинок — какие-то травки и странные, сильно и пряно пахнущие катышки, которые клал ей в рот этот непонятный получеловек, полузверь, огромный, весь покрытый короткой плотной шерстью, шелковистой на ощупь и отливающей при свете солнца тусклым лунным блеском. У него были внимательные, глубоко посаженные глаза, совершенно человеческие глаза, только немного странный был у них разрез, и со зрачком что-то тоже было не так. И рука у него была не такая, с темной кожей на ладони, с низко посаженным большим пальцем и с плотными перепонками между всеми остальными пальцами, кроме большого. Ольга ничему не удивлялась, ей было хорошо и спокойно, потому что она знала, что уже умерла и что так, наверное, бывает со всяким человеком, когда он умрет.

Потом она очнулась дома. Руки-ноги у нее были целы, и даже без ссадин. И была только страшная слабость, во всем теле, и очень хотелось спать. Днем приходили соседи, щупали ей лоб, но температуры не было. Она не стала им рассказывать, где была и что с ней приключилось. Сказала, что приболела немного и решила не ходить в школу. Но сейчас дело идет на поправку, и ей нужно просто отлежаться, и чтобы ее никто не трогал.

Потом она очнулась ночью и подумала, что проснулась из одного сна в другой, такой же крепкий. Потому что у ее кровати стоял Болотник и гладил ее по голове. А когда она открыла глаза и подняла голову, он поймал ее губы пальцами, раздвинул и снова сунул ей в рот все те же пряно пахнущие катышки.

Через полгода пришло известие, что отец погиб в тюрьме. Написали, что произошел несчастный случай на производстве. А как было на самом деле — кто его знает. Ольга закончила школу, работать устроилась здесь же, в колхозе. Сторожихой. Деньги были небольшие, но на жизнь ей хватало — если учесть, что практически все свободное время она пропадала в лесу. От леса же и кормилась. Болотника своего она приняла теперь как данность и стала учиться — а у него было чему научиться.

9 июля 1999 года. 01.02.

Н-да, подумала Ирина, бывают в жизни совпадения. Лесник, он, конечно, этому Ольгиному Болотнику не брат-близнец. Если поставить их рядом. Но если при этом еще и подумать…

— И что, — спросила она, — с тех пор он тебя и «пасет»?

— С тех пор и пасет, — согласилась Ольга. — Я с тех пор ни разу по-настоящему-то и не болела. Чуть что не так — найдется, кому вылечить.

— И часто он к тебе заходит?

— А для кого же я паслен-то сею?

— Значит, это правда?

— Что — правда?

— Что они очень любят эту ягоду. Поздники. И что именно поэтому их так и называют.

— Это их не здесь так называют. Это в мордвах. Подлесненские вон тоже. А у нас — болотники. Потому что в болотах живут. У них даже между пальцев — перепонки. Как у лягушек. И на ногах тоже. И плавают, как рыбы. Но паслен любят. Мой от него прям трясется. И чуют его за сто верст. Если я его вызвать хочу, надо только…

— С медом паслена натолочь…

— А ты откуда знаешь?

— Да вот, знаю. Не знаю только, что при этом говорить нужно.

— А ничего не нужно. Я и не знала, что нужно что-то говорить. Я просто представляю себе, как он ко мне приходит, и он приходит.

— Ладно, про технику вызова лесных и болотных духов мы с тобой еще поговорим. А сейчас ты мне вот что скажи. Сдается мне, что Андрею они — или по крайней мере он, этот твой Болотник, — доверяет даже больше, чем тебе. И что Андрей знает больше, чем ты. Про болотников.

— А ничего в этом странного нет. Еще бы он собственному сыну и не доверял.

— То есть — как это — собственному сыну?

— А вот так. Потому что я только здесь, в деревне, в людях — вдова. А так-то я замужем. И давно уже замужем. Только муж у меня не совсем обычный. Как и ребенок. Но обычный муж у меня тоже был. Ни дай Бог никому. Я и вышла-то за него только потому, что…

— Почему?

— Потому что беременная была. Андреем. От Болотника. Мы ведь с ним долго встречались. И у него, в лесу, и у меня. Я этот лес, все эти острова как свои пять пальцев знаю. С закрытыми глазами. И мужчиной моим первым тоже он был — Болотник. А когда забеременела, тут, конечно, проблемы начались. В деревне так нельзя. Нужно, чтобы какого-никакого, а мужа людям показать. Ну, я и выскочила за Витьку Семенова. Он давно уже ко мне подъезжал. В прямом и в переносном смысле — он шофером работал. Болотник все понял и против не был. У них вообще ревновать в нашем, в людском понимании, не принято. Даже если бы я за Витьку не по нужде вышла, а по любви, ему бы это никак против души не легло. У них все проще. Ну, а когда Андрей родился…

— Стой, стой, — до Ирины только сейчас, наконец, дошел весь смысл услышанного, — ты хочешь сказать, что между этими — болотниками — и людьми возможно — скрещивание? То есть фактически, что разница генетического кода настолько незначительна, что нас с ними при известных поправках можно объединить в один биологический вид? Ты понимаешь, что ты говоришь?

— Я не очень понимаю, что ты имеешь в виду. А мне, собственно, и говорить ничего не надо. Вон он, мой генетический код — спит и сопит в две дырки.

— А ты уверена, что Андрей у тебя — именно от Болотника?

— Ты что, дурочка совсем или прикидываешься? Я же тебе говорю, что замуж выходила потому, что беременная была. А других мужиков у меня до замужества не было. Да и после замужества считай что не было. Потому что Витька не мужик был, а так, одно название. И потому что не нужны мне другие мужики, ни тогда были не нужны, ни сейчас.

— Погоди, а что ты говорила насчет опасности, которую болотники?..

— А по-твоему, куда муженек мой, Витька, делся?

— Утонул. Запутался в сетях. Несчастный случай.

— Смотри-ка, да вы все-все про меня знаете, а? Долго, небось, готовились к экспедиции-то.

— Да нет. Людей поспрашивали. Здесь и в Подлесном. А что? Тебя, что ли, обо всем об этом нам было спрашивать?

— Да, пожалуй что, и не меня. Тут ты опять права. Утонул мой Витек, в сетях запутался, все правильно. Один только вопрос — а с чего бы это он в собственных сетях запутался? Почти по трезвой.

— Ну, лодку качнуло…

— Вот-вот. Лодку качнуло. И качнуло ее так удачно потому, что, может, мой Болотник и не слишком на человека похож, только Витька-то совсем был не человек. Он меня сразу бить начал. Как только поженились. Я беременная ходила, а он меня бил. А потом, когда Андрей родился и он, Витька-то, понял, что синдром Дауна, тут такое началось — чуть не каждый день. При том, что он уверен был, что Андрей от него. На это у меня ума хватило. Я уж и не знала, что делать. С одной стороны, Болотнику жаловаться — так грех на себя брать. Он же Витьку-то сразу и убьет. А жить так дальше совсем не могла. Но Болотник, он сам все понимал, сам все знал. Он только ждал, когда меня совсем отчаяние возьмет. Когда мне Витьку не жалко станет. И вот, на следующий же день, как он, Витька в смысле, в первый раз Андрея ударил — лодку-то у него и качнуло. Вот такие дела.

— И Колю Мордовченко тоже Болотник отвадил?

— А кто же еще? Кольке повезло, что жив остался. Он вообще-то непонятливый, Колька, но тут все понял. Я его с тех пор, почитай, и не видела больше. Бережется.

— А говоришь, болотники не ревнивые. Что же он тогда тебя так от соперников бережет?

— Да не от соперников он меня бережет. Просто с Мордовченко этим было бы все то же самое, что и с Витькой. Это он с виду такой тихий, а дай ему волю… Он и Андрея хотел в приют сдать. А уж после такого… Вот я и говорю, повезло ему, что жив остался.