— Ладно, — сказал Кашин, бросаясь к шкафу и выгребая оттуда кучу каких-то ветхих бумаг, — давайте по порядку.

— Давайте, — серьезно сказал Ларькин и облокотился на стол.

— Начнем с того, что боярин Туров и князь Засекин, которые в самом конце XVI века прошли — говоря по-нашему — с военной экспедицией вниз по Волге, разведывая удобные места для создания крепостей и прочих поселений на землях, которые русская корона решила понемногу начать прибирать к рукам, уже упоминали о чем-то похожем, причем именно в этих самых местах. В 1590 году они основали Саратов — почти на месте нынешнего, только не в долине, не в луговой части, а на холме, что с точки зрения военной было, конечно, гораздо логичней. Так вот, среди курьезов этого своего путешествия они упоминают и о диком человеке, которого один черемис водил с собой вместо медведя и потешал народ в приволжских татарских и мордовских деревнях.

Сами они этого дикого человека не видели, но местные люди тогда только об этом событии и говорили, и оно для них было отчего-то очень важным.

В начале XVIII века, когда эти места были уже в достаточной степени освоены — и старообрядцами, и купцами, и просто местными ярыгами, среди здешней мордвы бытовало поверье о неком «Позднике» или «Познике» — диком, поросшем шерстью колдуне, который живет в камышах и, если его рассердить, наводит порчу на человека, такую, что человек после этого сходит с ума. И этот Поздник может по своему желанию менять облик, то есть оборачиваться то мужчиной, то женщиной, то зверем или рыбой — но на самом деле он огромный, весь покрытый волосом и страшный как черт. Ничего не напоминает? Многие особенности этого поверья позволяют сопоставить его с казахскими легендами об албасты — существах, живущих, кстати, тоже непременно у воды, похожих на человека, но обладающих рядом отличительных черт. Скажем, у албасты нет спины.

— Как это нет спины? — передернувшись, спросила Ирина.

— А вот так, нет и все. И если зайти к албасты за спину, то можно увидеть все ее внутренности. Да, забыл сказать, албасты — почти исключительно женщины. И, кстати, одна из самых обычных пакостей албасты — это влюбить в себя порядочного казаха. Из чего впоследствии, естественно, ничего хорошего получиться не может. А уж какие они страшные — светловолосые, голубоглазые — просто жуть. И спины нет. Но ведь любой фольклорный или мифологический мотив можно и нужно толковать не только и даже не столько в прямом смысле. Скажем, устойчивый мотив отсутствия у албасты спины может означать просто-напросто невозможность зайти к нему за спину. А проще говоря — увидеть его истинный облик, а не тот, который он тебе хочет показать. С Поздником ведь по сути — то же самое.

— А что за слово странное — Поздник?

— Самый простой путь, по которому, естественно, и пошли тогдашние этимологи, — произвести это имя от русского слова «поздно». Для чего, кстати сказать, можно найти некоторые основания. Впрочем, как и к любой такого рода народной псевдоэтимологии. Поздников чаще всего встречали поздно осенью, когда уже облетели леса и засох камыш, где они обычно скрываются, а на зиму они еще залечь не успели. Потому что, согласно поверьям, они, как медведи, впадают на зиму в спячку. И вот тогда, поздно осенью, в ноябре, Поздника, во-первых, видно издалека, причем видно в его истинном обличье, потому что он не всегда успевает вовремя прикинуться кем-нибудь другим. А во-вторых, даже если и успевает. Встречаешь ты, к примеру, на берегу реки красну девицу в салопчике и в валенках. И поговоришь с ней, и полюбезничаешь — не слишком вдаваясь в подробности того, с чего это вдруг этакая красавица оказалась за двадцать верст от ближайшего села одна-одинешенька на запорошенном снегом бережочке. А потом смотришь — а от валеночков-то от ее не такие следы остаются, как положено, а в два раза больше, да босые. Вот тут и станет тебе ясно, что перед тобой Поздник — ан поздно. Со следами на снегу, опять же — ничего не напоминает?

— А другие варианты?

— Другие варианты связаны скорее с запахом. Ведь по-мордовски «познуть» — это, как бы это выразиться, ну, в общем, прошу прощения у дамы — по-мордовски это — пукнуть. Говорят, что у Поздника весьма специфический запах. По запаху его и отличают.

Еще один вариант — впрочем, близкий — имя есть производное от мордовского названия паслена — позника. То бишь вонючая ягода, вонючка. Сладкая, но вонючая, годная только на начинку в пироги, где от ее запаха не остается и следа. Так вот, паслен — любимое лакомство Поздников, и они за ним забираются иногда даже на огороды, к самым домам. И если дети в деревнях едят паслен, их пугают либо тем, что они приманят Поздника, либо тем, что сами такими станут. А девушки, которые, к примеру, именно и хотят Поздника приманить…

— А с чего это вдруг? — спросила Ирина.

— Ну, во-первых, Поздник, если верить легендам, обладает совершенно феноменальными мужскими достоинствами — еще раз прошу прощения. А во-вторых, он ведь колдун. Порча, отведение глаз, весь перечень колдовских услуг. Причем вторые услуги отнюдь не отменяют первых, а как раз их и предполагают — в качестве платы за работу. Потому что из человеческих вещей Поздник не берет ничего — за редким исключением.

— Ну, так и что же нужно делать, чтобы приманить Поздника?

— Набрать паслена, натолочь его с медом, выставить на крылечко, рядом на лист лопуха положить пригоршню соли, а с другой стороны — кружку ключевой воды, обязательно чистой. И сказать кое-что. И кое-что про себя подумать.

— Что сказать? И что подумать?

— Коллега, — вмешался Ларькин, — я начинаю за вас волноваться.

— Что сказать — знаю только примерно. Но смысла не вижу. Набор слов. А что подумать — и вовсе не знаю. Знал бы — сам давно попробовал.

— А вас какие услуги интересуют? — не сдержался Ларькин. И тут же пошел на попятный: — Извините. У нас сегодня с коллегой был очень трудный день. Нервы.

— Ничего страшного. Меня интересует, как, надеюсь, и вас, сама возможность подобной встречи, какими бы абсурдными с точки зрения науки средствами эта возможность ни достигалась. Так что ничего страшного.

— Скажите, — воспользовалась паузой Ирина, — все, о чем вы сейчас нам рассказываете, — все это было записано в начале XVIII века?

— Что вы, — всплеснул руками Кашин, — да нет, конечно. В начале XVIII века встречаются первые упоминания о подобного рода верованиях и один раз само имя — Поздник. А все, что я вам сейчас рассказываю, есть плод долгих усилий по сбору и систематизации самого разнородного материала, из самых разных источников — начиная с отчетов фольклорных экспедиций и заканчивая частной перепиской.

— Чьих усилий?

— В основном вашего покорного слуги. Хотя, конечно, мне помогали, и серьезно помогали друзья и единомышленники. В те далекие времена, когда у меня еще были в этом городе друзья и единомышленники…

Так, подумала Ирина, нужно срочно менять тему. Сейчас начнется параноидальный бред на фоне мании преследования и комплекса Христа в специфической местечковой форме.

— Да, но, насколько я поняла, эти данные не привязаны строго к какой-то конкретной географической точке — я правильно поняла? Почему же тогда это — как вы его назвали? Сеславино?

— Вы совершенно правы. Подобные поверья характерны для всей заволжской мордвы — и не только мордвы. Я уже сказал о казахах. То же самое, с некоторыми вариациями, естественно, касается и татарских поселений, и русских — причем скорее старообрядческих, чем ортодоксальных православных. Что тоже вполне объяснимо — старообрядцы живут здесь дольше, и несмотря на принципиальную отгороженность от внешнего мира, в большей степени успели сжиться с ландшафтом — и с его мифологией.

— Но как все-таки насчет Сеславина?

— Сеславиным это сельцо стало называться — по крайней мере в официальных документах — не раньше 1942 года. Когда прежних его обитателей переселили куда посеверней и повосточней, а дома заселили русскими и мордвой из соседних деревень.