— Но… Когда я тебя опять увижу?

— Завтра… возможно. После завтрака. Или чуть позже. Может, днем. — Он ускорил шаги и уже несся вдоль дороги.

— А…

— Полевой Маршал! Где ты, мальчик?

Сверкающие глаза метнулись навстречу.

— Полевой Маршал! Осторожно, эта человеческая штука опасна! — Пятнышко послала ему вслед мысленное предостережение. Она знала, что некоторые человеческие вещи убивают животных. Полевой Маршал, одурманенный людьми, все, наверное, забыл.

А человеческая штука взревела. Она остановилась, и ее белые, сверкающие глаза вперились в бегущую по дороге собаку. Из живота этой штуки появился мужчина. Он чем-то взмахнул…

Сеть!

— Полевой Маршал! Берегись! — Пятнышко скатилась в канаву. Сеть! И бедняга Полевой Маршал с ходу влетел в нее, а человек издал торжествующий вопль.

Полевой Маршал тоже вопил, но от ужаса.

— Пятнышко, прячься! Это коварный Слейд!

Затем его грубо кинули в живот человеческой штуке, дверь захлопнулась, и сразу, будто отсеченная, оборвалась нить его мыслей. Слейд нырнул в голову страшной штуки, она снова взревела и растаяла в сумерках, полоснув напоследок по траве лучами своих слепящих глаз.

Пятнышко, дрожа, вжалась в землю. Она успела уловить бродившие в голове Слейда жестокие, пугающие мысли. До нее, как сквозь туман, донеслись отдаленные человеческие крики:

— Слейд, негодяй, бандит! Разве ты не узнал мою собаку? Ты дорого заплатишь за это, свинья!

Когда совсем стемнело, Пятнышко выползла из канавы и стала осторожно продвигаться к краю утеса. Покорившись неумолимой тяге древнего инстинкта, она медленно, но верно тащилась через каменистый пляж. Вот уже она лежит в оставшейся после отлива теплой луже под сенью огромного валуна. На нее навалился тяжелый сон, и снилась ей мать.

Мазь лаборатории Лурда творила чудеса. Слейд разглядел на лбу слабый пушок, пробившийся словно молодая травка на газоне. Со щек, от густых бакенбардов, волосы ползли вверх, дугой заполняя пустынный купол головы. Он повернулся так, чтобы свет падал сбоку. Да, случилось нечто большее, чем просто заросшая лысина. Волосы спускались уже до самых бровей, придавая прежде безвольному лицу зверский вид.

Женщинам такое нравится. Не пройдет и месяца, как они все будут принадлежать ему. Может, чуть позже, скажем через годик, он возьмет отпуск и закатится на какой-нибудь средиземноморский курорт, а там запросто подцепит богатую вдовушку. И начнется новая жизнь. Он навсегда распрощается с этой Воскресной гаванью.

Однако пора было заняться бульдогом. С ним он явно промахнулся. Прошлой ночью в сумеречном тумане у пригородной дороги бульдог показался чего-то стоящей, прыткой молодой псиной. Сегодня утром при свете дня стало очевидно, что эта дохлятина лишь пародия на собаку. Не-ет, не та это собака, за возвращение которой хозяин отвалит награду. Такую мерзость и искать-то никто не станет. От эдакой уродины хозяин еще и рад будет отделаться. Есть единственный способ избавиться от пса. Сжечь.

Крематорий был гордостью Берта Слейда. Медные части печи сверкали как новые. Дрова аккуратной поленницей подпирали стену. Вдоль противоположной стены тянулся короткий конвейер: стальная рама на колесиках и электрический мотор. Подарок Джаспера Сойлента.

Слейд мечтал оборудовать крематорий по последнему слову техники. Мысленно он уже видел, как к его крематорию тянется вереница хозяев со своими питомцами, закончившими свое бренное существование на земле. И все будет сделано как надо. Торжественная музыка и несколько простых, задушевных слов, а усопший питомец будет лежать в сделанном со вкусом, хотя и недорогом картонном гробике. Осиротевшие близкие будут стоять рядом с поникшими головами. Незаметное прикосновение к кнопке — и вот уже гроб катится к черным занавесям, за которыми автоматически распахиваются створки пылающей печи… Конечно, и плата соответствующая.

Слейд смял в ладонях газету, навалил сверху растопку и разжег печь. Как всегда, в предвкушении кремации настроение его поднялось. Что-то очищающее, возвышающее и даже жизнеутверждающее было в этом процессе. Но прежде осужденному полагался последний завтрак.

Он открыл банку «Визги» и вывалил содержимое в миску. Затем добавил несколько капель жидкости из зеленой бутылки и тщательно все перемешал. Заперев бутылку в утопленный в стену сейф, он вышел из крематория с полной миской. Отвратительный бульдог спал себе как ни в чем не бывало. Слейд просунул миску в клетку и быстро захлопнул дверцу, заперев ее на задвижку.

Полевой Маршал фыркнул.

Открыв один глаз, он стал разглядывать смертоносную смесь.

Берт Слейд вернулся к себе.

— Вон он идет, — сказала миссис Киттивейк-Трамп. — Говорить с ним буду я. — Не очень-то она надеялась на твердость городского казначея Луи де Брассера. Французы отступают при первом же напоре. Стоит вспомнить хотя бы линию Мажино!

Мошенник Слейд входил в свой офис через заднюю дверь. Вороватый взгляд его настороженно скользил от старой дамы к казначею и обратно.

— О, миссис Киттивейк-Трамп. И мистер ле Брассер. Какой сюрприз!

— И мы к вам с сюрпризом, добрейший мой. Проверка отчетности.

Кажется, он побледнел.

— У вас есть для этого какие-то основания? — Его попытка сохранить самообладание выглядела жалкой.

— А нам и не надо оснований. Мы представляем Городской совет, то есть ваших работодателей.

Ле Брассер, как она и предполагала, начал юлить.

— Это просто-напросто обычная процедура, Берт. — Он уже шел на попятный, струсил, даже акцент стал более заметным. — Все городские ведомства регулярно подвергаются такой проверке.

— Что-то не припомню, когда вы в последний раз проводили свою регулярную проверку?

— Верно, прошло несколько лет. Вот мы и решили сделать это сейчас.

— Но должна же быть хоть какая-то побудительная причина!

Миссис Киттивейк-Трамп нетерпеливо хмыкнула. Доверься ле Брассеру, и он смешает все карты, вместо решительного напора начнет суетиться, оправдываться. Типично бухгалтерский ум, норовящий всему дать объяснение.

— Никаких особых причин, Слейд. Позвольте заняться документами.

Умный наблюдатель сразу же понял бы, что ничего у них из этой проверки не получится. Во-первых, потому что оба аудитора явились сюда по совершенно разным причинам, что и определяло их подход к выбору документов. Для Луи де Брассера это была профессия. За время своей долгой карьеры ему приходилось проверять бесчисленное множество больших и малых предприятий, он с душой погружался в чтение финансовых отчетов и отдавался этому скучному занятию почти с религиозным восторгом.

Опыт же миссис Киттивейк-Трамп ограничивался лишь одним событием, произошедшим много лет назад в одной из британских колоний, когда она заподозрила слугу в том, что этот негодяй выпил ее виски.

Во-вторых, и цели проверяющих не совпадали. Ле Брассер, получив неприятный, тревожный, бросающий тень на весь Городской совет сигнал от одного из членов совета, обеспокоен был лишь одним: очистить свое ведомство от любых подозрений в недозволенной, незаконной деятельности.

А миссис Киттивейк-Трамп горела желанием пригвоздить этого беспардонного, ускользающего, как угорь, Слейда к позорному столбу, хорошенько припереть его к стенке.

— Уважаемая миссис Киттивейк-Трамп, ваше заявление бездоказательно.

Но стальную решимость миссис Киттивейк-Трамп не так-то просто было разрушить.

— Ле Брассер! Выполняйте свой служебный долг!

— Берт, вы же знаете, что мы имеем на это право. — Тон ле Брассера был слишком дружеским. — Пожалуйста, выложите на стол ваши учетные книги. Будьте так добры.

Миссис Киттивейк-Трамп не отрывала от Слейда внимательного взгляда, пытаясь заметить в его движениях или выражении лица малейшие признаки паники. Его глаза метались туда-сюда, точь-в-точь как у того мошенника слуги. Губы под наглыми усами кривились и дрожали. Впервые она заметила на лбу у него странный пушок. Явный атавизм. Эволюция наоборот. Он возвращается к состоянию примата. Она знавала шимпанзе, как две капли воды похожего на Слейда.