Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Эреб-хан, пристально посмотрев на Шадимана, попросил утолить и его любопытство: за кого сватает Годунов свою дочь?

Шадиман с большим увлечением ударился в подробности планов могущественного русийского царя, желающего соединить русийскую царевну с картлийским царевичем Луарсабом.

— Церковь одна, неисчислимое приданое, для охраны царевны Годунов обещает стрелецкое войско, но когда много дают, надо быть осторожным, и мудрый царь Георгий, сославшись на юность Луарсаба, отложил переговоры на сто восемьдесят солнц: за это время выяснится, в какую сторону выгоднее Картли повернуть коня.

Положение оказалось серьезным, и послы не знали, важнее ли добиться руки Тинатин, желаемой шахом только наперекор планам Годунова, или другим способом добиться разрушения намерений русийского царя внедриться в Гурджистан и… коварно подобраться к Ирану.

Ничем не выдавая планы шаха Аббаса о совместной с Борисом Годуновым борьбе против Стамбула и о расширении торговых отношений между Ираном и Русией, Карчи-хан высказал восхищение осторожностью картлийского царя, не принявшего решения без совета великого шаха Аббаса, который, конечно, не пожелает породниться с нецарственным царем Годуновым. Картлийцам придется выбирать… А воображение мудрейшего князя Шадимана оказалось наполовину скромнее воображения шаха, но раз Картли больше не просит, невежливо послам быть навязчивыми. Только относительно вооружения шах будет настаивать на восьми тысячах: персияне любят это число… Оно поможет дальнейшим победам «льва Ирана» над турецким полумесяцем… А для царицы шах-ин-шах выбрал сам индийское ожерелье — каждая жемчужина подобна миндалю.

— До нас дошло, — вставил Эреб-хан, — давнишнее желание царицы. Ведь царь Георгий другой женщине преподнес такое украшение… «Лев Ирана» решил успокоить царицу… Тебе, князь, особенно будет приятно лично известить царицу об этом…

Эреб-хан молодцевато выпрямился.

— Не меньше удовольствия доставляет мне, любезные ханы, лично передать вам решение царя: после привезенного калыма и грамоты на Лоре, скрепленной клятвой, подписью и печатью великого шаха Аббаса, царевна Тинатин будет готова к путешествию в Исфахан.

Ханы запротестовали — они рассчитывали на удовольствие вернуться в Исфахан с царевной.

Шадиман сослался на обычай Грузии, требующий не менее двух приездов макреби — свадебных посольств, — дабы соседние царства поспешность не сочли за пленение. Необходимо также приготовить приданое и свиту. А завтра для спокойствия князь Бартом передаст благородным ханам запись с перечислением обусловленного, ибо на память не следует рассчитывать: она изменяет чаще женщин.

Эреб-хан, отбросив чубук, осведомился у Шадимана, не рассчитывает ли князь свитой Тинатин обогатить шаха?

— Обогатить шаха можно только лишней женой, — со вздохом ответил Шадиман, — но я надеюсь, великодушный «лев Ирана» не будет препятствовать грузинкам изредка приезжать в Картли для личного уведомления Метехи о здоровье Тинатин.

Глаза ханов скользнули по непроницаемому лицу Шадимана, и Эреб-хан выразил уверенность в уступке шаха понятному желанию царицы Мариам.

Шадиман мягко посмотрел на серебряный месяц, склонившийся над Махатскими холмами, на нежную поволоку тбилисского неба и предложил опорожнить последнюю чашу в честь окончания свадебных переговоров. Он посоветовал получше отдохнуть ввиду предстоящей в честь благородных ханов большой охоты и состязаний на мечах молодых князей.

Шадиман встал:

— Да будет усладой ваш отдых под кровлею царя Картли.

Ханы на любезный намек Шадимана об их полной безопасности рассыпались в ответных пожеланиях, но лишь Шадиман вышел, уныло стали обсуждать положение дел. Шадиман ясно дал понять: без обусловленного калыма Тинатин не выдадут и не разрушат союз с Русией.

— Шах Аббас должен быть доволен, — докончил Карчи-хан.

— Доволен? — переспросил Эреб-хан. — Знай, доверчивый советник: каждому правоверному безопаснее держать голову в шлеме, чем в шахском дворце.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Приготовления к отъезду Тинатин заканчивались. Маленькая Тинатин, вначале ощущавшая только ужас перед страшным шахом, под влиянием Шадимана стала считать себя избранницей бога, обреченной на жертву во имя родины, и твердо решила понравиться шаху и служить многострадальной Грузии.

Георгий X, видя перемену в настроении Тинатин, еще больше проникся доверием к Шадиману, уже с полной властью первого советника царя распоряжавшемуся в замке.

Тинатин жадно впитывала в себя нежность Луарсаба и любимой подруги Нестан, проливавшей потоки искренних слез. Заметное внимание Луарсаба к Нестан тревожило Астандари: желтая лиса еще потребует обратно драгоценности Иллариона.

— Она у меня как чирий на носу, — жаловалась Астан матери.

Выслушав жалобу, Нино решила избавить дочь от напрасных неприятностей.

Царица ухватилась за идею Нино не разлучать Тинатин с любимой подругой, тем более, что Шадиману тоже не нравилось внимание Луарсаба к Нестан.

Над остроконечной башней бархатными лохмотьями закружились ласточки.

— Хорошая примета, — прошептала, крестясь, мамка.

Девочка быстро оглянулась: в узкую дверь осторожно протискивался Дато.

Тонкая красота и беспомощность Нестан взволновала Дато. Он поцеловал рукав Нестан и проникновенно сказал:

— Княжна, я видел твоего отца… Князь уехал в далекое путешествие, в страну голубого спокойствия, и я поклялся ему в верности Нестан Орбелиани.

— А что еще велел передать князь? — тревожно спросила мамка.

— Твоего младшего сына Иесэ… Он больше не нужен князю…

Старуха побледнела, зашаталась, руки судорожно ловили воздух. Нестан испуганно бросилась к ней. Но мамка, выпрямившись, отвела Дато в сторону и с побелевшим лицом и сухими глазами дослушала рассказ Дато о гибели Орбелиани и ее двух сыновей.

— Теперь особенно будь внимательна, благородная женщина, необходимо уберечь Нестан от гарема…

Дато четко ронял слова, мамка понимающе наклоняла голову.

— Слезами ноги Луарсаба оболью, Тинатин молить буду, но Нестан спасу… Передай Иесэ, пусть пока у тебя в Амши работает… Потом тайно может приехать в Метехи. Арчил хорошее сердце имеет, с нами всегда добрый.

Теплое дыхание солнца едва шевелило белоснежные лечаки метехского сада. Чинара, прикрываясь зеленым щитом, тянулась к открытому окну. Царь машинально отломал ветку, повертел в руках и обернулся к князьям.

— Значит, двадцать один? Да, да… Зураба Эристави не забыли? Газнели, Мухран-батони, Турманидзе… Молодого Цицишвили вычеркните, дурак усы перед самой поездкой подрезал… Да, да — значит, двадцать один?

— Двадцать один, великий царь, никого не забыли, — сказал Бартом.

— Осмелюсь доложить, царь, — робко начал Реваз, выполняя поручение Астан, — осмелюсь доложить, ты не записал ни одного Магаладзе. А Тамаз для Ирана усы только вчера красной хной выкрасил.

— Я его не просил хну портить… Двадцать два — хорошее число, да, да… Запиши, князь, Георгия Саакадзе… Необходимо оказывать внимание отличившимся азнаурам…

— Разреши сказать, царь, не будут ли в обиде князья? Саакадзе только недавно снял одежду простого азнаура.

— Э, Шадиман, иногда простой азнаур лучше знатного князя думает…

— Не смею оспаривать, царь, — улыбнулся Шадиман и подумал: «а иногда и лучше царя», но вслух продолжал: — Понравится ли шаху плебей в свите царевны Тинатин?

— Тогда и мне следует обидеться… Разве шах не посылает ко мне одних пастухов? Я не хочу оскорбить советника шаха Эреб-хана, он много побед одержал, много пользы принес Ирану, но когда говорит со мною, едва сдерживаю желание спросить, сколько в его стаде было овец. Да, да… А Эмир-Гюне-хан? Не от него ли бежали мавры? И не он ли, сын пастуха, после взятия Еревана из простого сарбаза стал знаменитым полководцем? Еще многих могу назвать, дорогой Шадиман, если б была нужда, но ты, вероятно, уже понял? Да, да… Шах любит, когда ему подражают…

75
{"b":"1798","o":1}