Лес у болота. По указанному дедом Матвеем направлению по болоту проходит отряд Млынского. Бойцы, опираясь на длинные жерди, осторожно, тяжело и медленно продвигаются вперед. На самодельных носилках несут раненых. На плечах — боезапас. Вдали постепенно смолкает грохот орудий.

    По лесу продолжает бежать Вакуленчук. За ним, отстреливаясь, бегут два матроса. Послышался лай собак. Каратели, стреляя в бегущих моряков, преследуют их, но понемногу отстают.

    Стремительный бег через кусты и бурелом продолжался до тех пор, пока Вакуленчук не свалился в большую свежую воронку. Немного отдышавшись, вытер рукавом иссеченное в кровь лицо. Потом склонился над Николаем. Тот не подавал признаков жизни.

    Вакуленчук поспешно разорвал его гимнастерку, приложился ухом к груди… Затем, приподняв голову Николая, закрыл ему глаза. На коленях, сгребая руками сыроватую землю, стал закапывать на дне воронки тело Друга.

    Сверху, с края воронки, на него смотрели тяжело дышавшие Сашка и Андрей.

    Лес у болота.

    …Трое моряков вышли к месту, где был последний привал отряда Млынского, когда солнце было уже высоко. Отблески его лучей отражались на поверхности тихо колыхавшегося болота…

    Был удивительно погожий осенний день… У самого болота на перевернутой повозке сидел дед Матвей. Он глянул на Андрея, на ходу поправлявшего зубами повязку немного выше локтя.

    — Я уж думал, что зря сижу. — Дед встал. — Пошли, сынки, пошли. — И повел моряков через болото догонять отряд Млынского.

    На том месте, где еще недавно матросы Вакуленчука сдерживали атаки карателей, несколько немецких офицеров осматривают позиции. Земля здесь вспахана взрывами бомб, снарядов и гранат, валяются вывороченные с корнем деревья и трупы солдат…

    С группой немецких солдат подходят начальник полиции Раздоркин и Петренко.

    — Ну? — спрашивает их Шмидт.

    Полицаи, вымазанные в тине с головы до ног, угрюмо молчат. Докладывает немецкий фельдфебель:

    — Они утверждают, что болота непроходимы, штурмбанфюрер!

    Гестаповец вплотную подошел к полицаям.

    — Значит, непроходимы? — Он хлестнул но лицу Раздоркина, приговаривая: — Воевать — это тебе не взятки брать, скотина! Петренко! Примешь сейф и дела у этого болвана!

    — Благодарю! Оправдаю!.. — суетливо поклонился Петренко.

    Гестаповец, не дослушав, отошел от него.

    Железнодорожный путь в лесу. У полотна небольшая группа советских военнопленных складывает в штабеля шпалы. У всех измученный вид. Еле передвигаются.

    Пленных охраняют два полицая с винтовками и с повязками на рукавах. Одни из них — Охрим Шмиль. Мимо проезжает дрезина с немецкими солдатами. Проходит патруль.

    Среди пленных — сержант Бондаренко. Его руки обвязаны серыми тряпками, сквозь которые проступают пятна запекшейся крови.

    Напарник Шмиля прикрикивает:

    — Ну, шевелись, шевелись, дармоеды!.. Быстрей! Быстрей!

    Пленные безучастно взваливают на себя очередную шпалу и, медленно передвигаясь, подносят ее к штабелю. К полицаю подходит Шмиль.

    — Тихон!

    — A-а, Шмиль…

    — Видишь — доходяги!.. — Шмиль протягивает Тихону пачку сигарет.

    — Ох ты! Где раздобыл, Охрим? — рассматривая пачку, спрашивает Тихон.

    — Следователь из гестапо вчера угостил.

    — Кх, кх, кх, горчит!.. — затягиваясь, говорит Тихон. — Наш самосад получше и покрепче будет.

    Охрим оборачивается и смотрит вдоль железнодорожного полотна. Никого нет… Резко повернувшись к Тихону, бьет его прикладом винтовки по голове… Тихон, охнув, медленно оседает на землю…

    Военнопленные застыли… С удивлением смотрят на полицаев.

    — Чего рты разинули?! — кричит Охрим. — А ну, быстро ко мне! Быстро!

    Не понимая, что происходит, пленные не двигаются с места.

    Охрим подзывает Бондаренко:

    — Иди сюда! Да быстрее! — Отдает ему винтовку Тихона. — Бери за голову, — показывает на лежащего, — и в кусты!.. — И вместе с Бондаренко оттаскивает с дороги труп полицая.

    — А теперь, ребята, — обращается он к пленным, — быстро за мной, в лес!.. Скорей, скорей, ребята! — командует Охрим.

    Пленные во главе с Охримом скрываются в густых зарослях леса.

    Тяжело дыша, они выходят на небольшую поляну. Двое с трудом идущих солдат, задыхаясь, просят:

    — Подождите, братцы… передохнуть надо!

    Охрим смотрит на них.

    — Нельзя, хватятся — догонят. Вперед!

    …Все продолжают идти. Разные лица — молодые и старые. Пожилой человек резко припадает на левую ногу. У него восточного склада лицо, заметный акцент. Это Октай.

    Один из военнопленных выделяется своим нервным, почти горячечным состоянием. Он худ, густо оброс, голос его хрипловат. Это Игнат. Тяжело ступает Бондаренко.

    — Куда же нам теперь деваться? — спрашивает Игнат. — Уйти ушли, а куда придем?

    — В лес, и чем дальше, тем лучше! — отвечает Охрим.

    — Семен, — говорит Игнат, обращаясь к Бондаренко, — помнится, ты говорил, что знаешь этот лес.

    — Знаю.

    — Ну и веди!

    Землянка Млынского. При свете коптилки сидят Млынский, Алиев и полицай Охрим.

    — Охрим Шмиль? Верно? — спрашивает Млынский.

    — Все точно! — отвечает Охрим.

    — Расскажите, как вы попали в полицаи и почему это вдруг сбежали.

    Охрим задумался, посмотрел на Алиева, на Млынского и произнес:

    — Я хотел бы, товарищ майор, поговорить с вами один на один.

    Алиев уже приподнялся, но его остановил Млынский:

    — Останься, Гасан Алиевич! — и, посмотрев на Охрима, жестко сказал: — А от комиссара отряда у меня секретов нет. Так что вам придется отвечать на наши, — он подчеркнул слово «наши», — вопросы, иначе вообще разговора не будет.

    Шмиль еще раз посмотрел на Алиева, перевел взгляд на Млынского и после паузы ответил:

    — Вы правы, вы здесь хозяин!.. А нам надо обязательно поговорить, — и, тяжело вздохнув, добавил: — Я заслан к вам из гестапо!..

    Млынский и Алиев переглядываются.

    — С какой целью? — спрашивает Млынский.

    — Убить командира. Комиссара тоже. Еще ликвидировать рацию и радиста.

    — Не много ли задач перед вами поставило гестапо? — усмехнулся Млынский.

    — Многовато. Я тоже так думаю, — сказал Шмиль.

    — Значит, весь побег с освобождением пленных был инсценирован? — спросил Алиев.

    — Да.

    — А убийство полицая?

    — А этого я тюкнул по-настоящему.

    — Скажите, как вы рассчитывали выполнить свое задание? — спросил Млынский.

    — Для этого в группу пленных специально был включен Семен Бондаренко. Рассчитывали — когда выйдем на вас, через него и мне будет больше доверия. А какой-то перебежчик Петренко его опознал среди пленных.

    — Так… Кто еще из агентов гестапо проник в наш отряд?

    — Не знаю, но могли кого-нибудь заслать, — сказал Шмиль. После паузы он спросил: — Можно мне задать вам вопрос?

    — Слушаю вас, — сказал майор.

    — Ваша семья успела эвакуироваться? Гестапо усиленно разыскивает вашу жену и детей. По некоторым сведениям, они не успели уехать. Где-то скрываются. По всей Смоленщине объявлен розыск. Хоть это от нас далеко, но слухи дошли.

    — Кто вы, Охрим Шмиль? — в упор спрашивает Млынский.

    — Больше того, что я сказал, я сообщить не могу… Мне бы в город надо вернуться…

    Немного подумав, командир отряда сказал:

    — В город вам нельзя возвращаться, не выполнив задания гестапо. Останетесь здесь, пока все не прояснится…

    — Ясно, — кивнул Охрим.

    — Идите.

    Охрим вышел.

    Млынский проводил его взглядом, вздохнул, достал из нагрудного кармана фотографию жены с двумя детьми, стал внимательно разглядывать ее.

    Алиев спросил:

    — Разве могло случиться, чтобы они не уехали, Иван Петрович?