Ренева. А я повидала свет, постранствовала, Денис Иваныч. Пейте же чай, пожалуйста!

Дерюгин. С вашего позволенья, коли… и имеем честь проздравить с приездом.

Ренева. Благодарю. А вот в чем дело, Денис Иваныч, деньги мне очень нужны.

Дерюгин. Кому они не нужны, матушка барышня?!

Ренева. Но мне особенно. Я осталась в настоящую минуту, после смерти княгини, без всяких средств; аренды, которую вы, крестьяне, платите за землю, мне недостаточно; должна же я чем-нибудь жить. Что мне делать?

Дерюгин. Н-да… Такое дело! (Пьет чай.)

Ренева. Грустно, а придется навсегда расстаться со своим родным уголком; я думаю продать имение.

Дерюгин. Продать!.. А ведь жаль, поди? Свое, родное!

Ренева. Делать нечего!.. Вот и покупайте всем обществом вашим или один.

Дерюгин. Ах, барышня, рады бы мы в рай, да грехи не пущают! Голутвенный мы совсем народ, переколачиваемся изо дня в день.

Ренева. Ну, полно вам бога гневить! Я знаю: у вас-то есть деньги.

Дерюгин. Деньги? Какие у меня деньги! Шутить изволите, барышня; грош какой-нибудь для смертного часа, на помин души.

Ренева. У вас, я помню, сыновья такие молодцы; где-то там подрядчиками… в Одессе, кажется.

Дерюгин. Захотели вы, барышня, от сыновей нынче! Давно уж отбились. Так разве иной пришлет когда малость на наше убожество к празднику.

Ренева. Так ищите мне покупщика.

Дерюгин. А покупщика можно найти, и будто он уж есть на глазах. (Пьет чай.)

Ренева. Только не барышника какого-нибудь. А то ведь порубит и рощи, и эти старые деревья. Мне бы не хотелось.

Дерюгин. По вашему желанью-с, такой он, кажись, покупщик и будет: барин он из Петербурга, в больших чинах, ну и, по видимости, с капиталом. Ему имение больше требуется для воздуха, чтоб, по своему нездоровью; он и сейчас проживает недалечко здесь, вроде как на даче. Коли приказание ваше будет, можно переговорить.

Ренева. Отлично, переговорите.

Дерюгин. Слушаем-с. Может, они и сами к вам наведаются.

Ренева. Очень рада буду; скорей бы это устроить!

Дерюгин (допивает, опрокидывает чашку и кланяется). Благодарим покорно, барышня, за чай за сахар, за милость вашу.

Ренева. Не хотите ли еще?

Дерюгин. Нет, уж достаточно с нас-с.

Ренева. А что наши соседи? Жив ли старик Васильков, наш бывший управляющий?

Дерюгин. Жив Трофим Федорыч, жив-с, да все что-то прихварывает; овдовел он, дочка у него, Ольга Трофимовна, подросла. (Встает.)

Ренева. Ах, а что Залешин?

Дерюгин. А Семен Семеныч ничего-с, поживает себе в своей Тиновке. Да вот шел я к вам, а они, вижу, за деревней проехали к себе на мельницу, должно, разгуляться вздумали. А как узнают теперьча, что вы, барышня, пожаловали, так не заехали бы к вам. Это заедут, беспременно заедут на обратной дороге… И с супругой своей проехали.

Ренева (встает). Он разве женат?

Дерюгин. Как же-с, года уж с три; и детки есть.

Ренева. Вот как! На ком же?

Дерюгин. А будет она купеческая-с, рощи у отца-то и скотиной торгует. А вышел-то тоже из нашего брата.

Ренева (отходя, как бы про себя). Что было шесть лет назад, и что теперь!..

Дерюгин (присматриваясь направо). Барышня, Семен-то Семеныч легок на помине: вон они подъехали.

Ренева. Так прощайте, Денис Иваныч, похлопочите.

Дерюгин. Слушаю-с, буду стараться.

Ренева уходит. Входят Ильич и Степанида. Ильич берет поднос с чашками.

Дерюгин, Ильич, Степанида.

Ильич (спотыкается, одна чашка разбивается). Ах ты, чтоб тебе!

Степанида (поднимает черепки и кладет на поднос). И кто его просит! Отдай!

Ильич. Брысь! Отойди от греха! (Уходит.)

Степанида. Наказанье ты мое!

Берет самовар и несет. За сценой еще что-то падает и разбивается вдребезги.

Вот так, кроши мельче! Ах, наказанье! (Уходит.)

Дерюгин. Эх, кабы мне этого барина посадить здесь, подходящий он нам: в нашем крестьянском деле все одно, как младенец. За его спиной я бы сам барином был. Забыл я барышне одно дело сказать; а теперь вон она с гостями идет… Ну, все одно, — после.

Уходит в глубину сада. Входят с террасы Ренева, Залешин и Авдотья Васильевна.

Ренева, Залешин, Авдотья Васильевна.

Ренева. Но это ужасно, это непозволительно, Семен Семеныч, как вы растолстели! Ха, ха, ха! Я вас не узнаю, это кто-то другой!

Залешин. Другой и есть, Анна Владимировна, совсем другой; не рыцарь, нет; одно только христианское имя и осталось у меня от прежнего.

Авдотья Васильевна. Я уж им советую сыворотку от полноты пить; потому у меня папаша тоже, даже одышка у них, так они все эту сыворотку.

Залешин. Ну да и ты, моя дражайшая, не из худеньких.

Авдотья Васильевна. Все ж таки я худее вас! Как вы скажете, как на ваши глаза, Анна Владимировна?

Ренева. Гм… право, не могу сказать!

Залешин. Парочка, одно слово!

Авдотья Васильевна. Извините, пожалуйста! Вы вспомните, как мы в прошлом году на весы становились: в вас полтора пуда больше.

Залешин. Неопровержимо!

Авдотья Васильевна. А как в девушках, так я была очень тонкого сложения и даже кашляла. Ах, что ж это у вас за сила яблоки нынешний год! Проходили мы по саду.

Ренева (рассеянно). Яблоки? Да, кажется.

Авдотья Васильевна. Ну, и вишня, так это тоже на редкость — какая крупная! Уж позвольте мне с кустика попробовать?

Ренева. Сделайте одолжение.

Залешин. Любительница она всяких плодов земных!

Ренева. Так, пожалуйста, сколько угодно! Я еще не знаю, где у нас там вишни.

Авдотья Васильевна. Вы не беспокойтесь, я знаю; там, в конце сада. Мне попробовать, а то бы я на варенье попросила. (Уходит.)

Ренева, Залешин.

Залешин. Варенье, соленье, настойки и наливки — это мы не имеем соперниц; но дальше уж ничего не требуйте от нас! Вообще незатейливый человек моя супруга, извините! (Садится.)

Ренева. Да!.. Как же вы женились?.

Залешин. Э, стоит толковать! Женился как-то в минуту жизни трудную, под веселую руку!

Ренева. Что же вы делаете в деревне?

Залешин. А что? Хозяйничаем немножко; иногда проедешь на земство, позеваешь, подремлешь там среди наших доморощенных ораторов.

Ренева. И счастливы?

Залешин. Ну, об этом помолчим! Живем себе изо дня в день, погружаемся в болото постепенно, без борьбы, Не то что волноваться, а и думать-то подчас лень.

Ренева. Некрасиво! По крайней мере вспоминается иногда прошлое? Помните, шесть лет назад, этот сад, нашу молодость, лунные вечера? Какие обеты, клятвы!

Залешин. Зачем? К чему? Я ясно увидел, когда схлынул первый жар, что в действительности и быть-то ничего не могло; больно велика разница между нами.

Ренева (подумав). Да, пожалуй.

Залешин. Вот все смотрю на вас.

Ренева. И что же находите?

Залешин. Вы не переменились; пожалуй, еще лучше.

Ренева. Может быть, но и моя песенка тоже спета. Весна моя и лето прошли, настает уж осень.

Залешин. Да ведь и осенью бывают бури.

Ренева. Пожалуй, могут быть, я такая!

Залешин. Что вы за границей?.. Вы ведь думали петь на сцене?