Все сердечные привязанности, измены, радости и огорчения выплескивались в частушках на общее обозрение, подчас больно задевая и высмеивая ненадежного кавалера или ветреную девушку. Не стеснялись смеяться и над собой. Вот несколько очень типичных частушек, оставшихся в памяти Марии Тарасовны Каратаевой (1920):

В ухаживании ценились верность, постоянство. «Если парень у нас познакомился с девушкой, то он с одной с ней и знался. Упаси Господь изменить парню. По отношению к девушкам ребята вели себя скромно, сквернословия от них не услышишь. В почете были ребята-гармонисты. Девушка разрешала поцеловать себя только в щеку» (Л. И. К-ва, 1905).

Многие вспоминают, что парами ходили редко — в основном больше группами («табунками»). Таким образом, за несколько лет до свадьбы молодые девушки и парни хорошо узнавали всю окрестную молодежь, имели возможность «срубить дерево по себе» — найти себе наиболее подходящую пару. Впрочем, их мнение чаще всего решающим не было. Окончательное слово было за родителями.

Выбор будущей жены (или мужа) от самого парня (а тем более девушки) зависел мало. «Раньше ведь сами не знакомились. Кого родители сосватают, с тем и будешь жить. После свадьбы редко ведь дочери к родителям-то вырваться удавалось в гости».

А от того, в какую семью войдет молодая жена, зависела вся ее жизнь, поэтому о будущем муже девушки думали с трепетом и надеждой, поэтому повсеместны были девичьи гадания на будущего мужа. Вспоминает П. В. Злобина (1909): «Раньше гадали, смотрели в зеркало, свечку на божницу поставят, закроются скатеркой, замечают — сколь семья велика будет, столь свечек загорит. У меня тетка была, захотелось поворожить. Свечку засветила, считали, считали — много нагорело. И вышла замуж в большую семью. Приехал жених. У них в семье двадцать четыре человека. Приехал сватом. Она поехала за пятнадцать километров. А там народу насобиралось — вся деревня невесту смотреть. Тетка не знала, что семья большая. На другой день опять много народу. Тетка говорит: “Почему так много — ведь вчера смотрели?” А дядя сказал: “Это все наши!”».

«Раньше гадали в Рождество, на Крещенье. Ночью тетушка нас, девок, повела в развертку. Сели на корточки и говорим: “Полю-полю снежок, где мой женишок?” Тетушка чего-то говорила, мы не знаем, она и чертей отговаривала. Сидели мы недолго. Я слышала колокольцы. К свадьбе! Анютка — что доски строгают. Муж умер. Симка — что петух запел. Так в ту деревню и вышла тем годом. В приметы верили» (А. И. Колупаева, 1910).

К замужеству девочек готовили чуть ли не с рождения. Надо, чтоб была хорошей работницей, умелой мастерицей, имела приданое (в первую очередь — одежда). Когда девка на выданье была, женихи смотрели, сколько приданого у нее, богата ли. Хорош ли дом, много ли скотины. Сколько сарафанов, есть ли польта, да в каких полушалках. И когда сватались, спрашивали — что за ней будет».

Сегодня многие старые женщины критически относятся к экономической подоплеке брака тех давних лет. «В деревне нужна была работница-рабыня. Женится парень — осенью играли свадьбу. Девку брали — даровую работницу. Через год родит она ребенка. Муж посмотрит: если девчонка — рожу скривит, мальчик — на руки возьмет. На девок надела не давали, вот девкам и не радовались».

Процедура заключения брака, предбрачных торжеств была детально регламентирована. Все в тонкостях знали, что за чем следует, и малейшие отступления от традиции вызывали неодобрение.

Невеста могла знать жениха до свадьбы, могла и не знать; могла влиять на выбор родителей, могла и не влиять.

Что помнят об этом невесты 20-х годов: «Стала взрослой, 17 лет стукнуло — вышла замуж. С женихом жили недалеко, с километр, не больше. Немножко знали друг друга — раньше ведь не больно бегали, мама не отпускала. Подружили немного, по вечеркам бегать некогда — работать надо.

Ведь обычно знакомились на вечерках — плясать приглашали. Плясали: кадрели, топотуху, голубя. Провожали до дому, поговорим и разойдемся, чо ведь раньше смиренные были.

Договорились на вечерке Рождеством, две недели Рождество, вечерки не каждый день, а часто были. На второй день жених приехал на лошади, разнаряжена лошадь, с матерью и братом. Когда приехали, мама поставила самовар — был большой, медный, кипятили углями. Самовар вскипел, самовар на стол, я села, наливала чай. Жениха посадили напротив, рядом мать и брат, мы с мамой напротив, тятя был дома, с нами же сидел. Чаю попили, из-за стола вышли.

Чо, я ушла в боковушку, маленькая комната была. Жених попросил разрешения у моих родителей, можно ли зайти ко мне, они разрешили. Он зашел ко мне и спрашивает: “Ну, чо, пойдешь за меня взамуж?” Я сказала: “Пойду!” Мы оба согласны. Вышли мы из боковушки и давай опять чай пить. Жених сказал, что мы решили пожениться. Родители с обеих сторон согласны, ну чо, стали насчет свадьбы договариваться, стали те и другие говорить. На смотринах водки не было» (Т. И. Кротова, 1912).

Смотрины и сватовство — начало брачного пути. Нередко сватались многократно. Согласие родителей невесты и ее самой зависело от множества причин. Сколько девочек в семье? Как родители относятся к дочери? Какое хозяйство у жениха?

«А пришло время, я в 1928 году вышла замуж. Он у меня был ревнивый сначала. А вот не любила, а замуж пошла. Нас пять сестер, так че еще не идти-то? А он все меня уговаривал замуж. Да… Хотела мама в город меня отдать. Я не пошла. Говорю: “Не пойду! Вот хошь че будь, да я не пойду!” Я не очень-то его любила, он был какой-то неласковый, а пошла замуж. Чего уж, нас пять девок было… Он меня столько раз спрашивал, а потом сказал: “Я ведь буду жениться. Так дай ответ окончательно! Если ты не пойдешь, так я пойду вон к етой, вон там рядом-то, свататься”. С мужем мы жили неплохо, можно сказать. Он не держался сторонки, и мне это нравилось. Детей воспитывали вместе» (Л. С. Никулина, 1909).

Любопытно, что многократное сватовство было делом вполне обычным. Но возможность выбора не отменяла решающее слово родителей.

«Еще про сватовство расскажу. Сватались ко мне много. Я за тридцатого жениха вышла. Мама говорит: “Не буду со сватами сидеть, надоело — да и холодно!” Сначала приедут родители — посватают, потом жених — сидишь с ним. Здороваешься за руку сперва с женихом, потом с родителями. Потом скатерти выносишь, на подносе их сестра несет, а я расстилаю, сколько есть (чем больше, тем лучше). Потом ухожу. Чаем поим. А я выходила — так уж вином обносили. А раньше-то я его (мужа) не знала, не видела даже. Ведь был парень-то у меня, так и не дождала его, надо было уже выходить» (3. С. Медведева, 1914).