Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Вольф со злостью пнул имевший несчастье оказаться поблизости фонарный столб, ушиб ногу, пнул столб второй ногой и окончательно рассвирипел.

— Нет, — зашипел он, — я сегодня выпью пива. Я что, зря торчал на этом чумном карнизе?!

Он двинулся к запертой двери с твердым намереньем ее выломать. Ну или по крайней мере, сорвать злость.

— Танненбаумбир, — вдруг произнес Йохан.

Все повернулись к нему:

— И?

— Она работает ночью.

— Откуда ты знаешь? — начал успокаиваться Вольф.

— Когда мы там были, я слышал, как хозяин жаловался на то, что трудно найти подавальщиц на ночное время.

Цайт потер ладони — тонкие кожаные перчатки от холода не очень помогали — и развернулся в сторону «Танненбаумбира» как стрелка компаса — в сторону магнита.

— Чего мы ждем?

Облака наконец рассеялись, Старшая луна освещала целеустремленную четверку, идущую по улице. Черные мундиры, черные плащи с алой подкладкой, черные кепи офицеров… Сосредоточенные лица, случайный прохожий, взглянув на них, мог бы подумать, что молодые офицеры отправились на чрезвычайно важное и ответственное задание. А вовсе не сбежали по-мальчишески из школы, чтобы выпить пива.

«Четыре, четыре, четыре поросенка…»

3

Канцлер Айзеншен тоже не спал. Он сидел в Шахматной комнате дворца, хотя играть в шахматы не любил. Просто именно здесь, за шахматным столиком «Нахрихтендист», ему почему-то думалось особенно легко.

«Шахматы… — думал канцлер, поглаживая бородку — Все просто: здесь твои фигуры, из белого мрамора, там — вражеские, красного гранита. Все просто и понятно, каждый знает свою роль и свои возможности… К сожалению, жизнь — не шахматы».

В жизни тот, кто стоит рядом с тобой в едином строю — не всегда друг.

«Вот солдаты, — кардинал провел пальцем по круглым каскам фигурок и по одной двинул их вперед. В игре они послушны и отважны до геройства, если тебе необходимо пожертвовать одной или двумя — солдат всегда отдаст свою жизнь. В жизни этих мерзавцев нужно кормить, им нужно платить и далеко не истина, что количество солдат у тебя и у противника совпадет… Общее только одно: от солдат ничего не зависит».

Канцлер думал о грядущей войне. Постоянно. Не мог не думать.

«Ради чего ведутся войны? Ради мира? Ради счастья? Ради свободы? Чушь. Войны всегда ведутся только из-за одного. Из-за денег. Даже не из-за земель, как думают глупцы. Сама по себе территория ничего не дает, ценна она только одним: возможностью получения прибыли. Если бы были нужны, вон, Стеклянные острова на севере, забирай, не хочу. Ан почему-то никто не хочет. Не видит никто прибыли во владении промерзшими, обледеневшими скалами.

Война — всего лишь бизнес.

Какой отсюда следует вывод? Очень простой. Никто не начинает бизнес, если с самого начала видно, что он будет убыточным. Никто не начнет войну, если в результате ее получит меньше, чем затратит.

Нужно собрать такую армию, чтобы любой взглянувший на нее, сразу же понял: ЗДЕСЬ ты прибыли не получишь. Ты можешь победить, но за победу заплатишь слишком дорого.

Идеи насчет объединения земель и тем более насчет боевых паровых машин — это красиво, но испокон веков сила армии зависела исключительно от количества солдат, от того, у кого первого кончатся солдаты. Людей в Шнееланде не хватит, даже если сгрести всех мальчишек, стариков и калек, значит, людей, любых, в армию нужно будет покупать у соседей, пусть противник, если он посмеет напасть, увязнет в каше бывших крестьян, одетых в отрепья и вооруженных дедовскими фузеями. Вот только нужно решить две трудности.

Легкая: где взять деньги?

И тяжелая: как убедить короля?

Насколько было бы легче, сиди на троне его старший брат…»

Канцлер вздохнул. Принц Никлас тоже не блистал особым умом, его хватало разве что на балы, охоту и юбки фрейлин, но, по крайней мере, он был послушным. Сиди на троне он — и никакие кардиналы, маршалы и мэры не смогли бы оспорить решения его, канцлера Айзеншена. Принц Никлас с детства жил во дворце и ежедневно общался с канцлером, тогда еще министром двора. Он с детства привык к мысли, что дядюшка Генрих всегда прав. Это Леопольд в юности отправился странствовать по заграничью, не вылезая из ресторанов и кухонь, поэтому не привык к послушанию. Ему бы быть поваром, а не королем. Ах, если бы не тот глупый несчастный случай на охоте…

Канцлер опять взглянул на доску.

«Король. Самая важная фигура. И самая слабая. Сам по себе он ничего не значит. Короля играет окружение».

В центр доски встала фигурка короля. Рядом поместилась вторая.

«Канцлер. Самая сильная фигура. Единственная, в которой я уверен. Тот, кто на самом деле управляет этой страной. Может делать все, что хочет, но сильно зависит от короля».

Пальцы передвигали фигурки по доске.

«Епископ и офицер. Ловкие и пронырливые. Один всегда ходит по черным полям, другой — по белым. Внешне они союзники, но на самом деле… На самом деле… Один, — офицер скользнул вперед и оказался рядом с линией темных солдат, — вовсе не союзник, второй же — фигура, чей цвет неясен, то ли друг, то ли не друг…»

Епископ встал рядом с канцлером, но в некотором отдалении.

«Рыцари. Их два. Непредсказуемые, никогда не знаешь, где окажутся и что сделают. Мэр и казначей. Первый — неизвестно с кем, но точно не на стороне канцлера. Зато второй — союзник, пусть и вынужденный…»

Рыцарь-мэр присоединился к офицеру в стане врагов, рыцарь-казначей — к канцлеру.

«Остаются два латника. Прямолинейные, но мощные. Министр земель, который зависит от канцлера, так как подчиняется ему, а также потому что именно канцлер рекомендовал его королю. И командир Черной сотни, до глупости преданный королю».

Одна фигурка перешла в разряд союзников, вторая — встала рядом с королем.

«Значит, необходимо перетянуть на свою сторону кардинала и убрать маршала со столичным мэром. Только бы удалось убедить короля взять на их места нужных людей. Проклятый Леопольд, чума ему под корону, как же тяжело с тобой. Как я устал от этих интриг… Или…»

Канцлер замер, обдумывая пришедшую в голову мысль. Если вспомнить, как переводится название шахмат с древнеунгарского…

4

«Танненбаумбир» нисколько не изменился за неделю. Да и в принципе, за последние триста лет он не сильно менялся. Все те же сводчатые потолки из грубого камня, черные, закопченные дымом из трубок тысяч посетителей, все те же огромные столы, из темного вечного дуба, те же огромные пивные кружки в руках шустрых подавальщиц… Даже подавальщицы, казалось, не менялись с течением времени, все такие же шустрые румяные девахи, с крепкими ягодицами и крепкими подзатыльниками для тех, кто хотел убедиться в первом.

Разве что сегодня в пивной чуть тише чем обычно. Не слышны развеселые песни о королях и королевах, не гремят споры о том, кто же на самом деле управляет королевством, а также о том, от кого же королева Амалия родила двух сыновей и дочку. Разве что изредка неожиданно громко провозглашается здравица его величеству Леопольду Седьмому, да живет он сто лет.

В столице Шнееланда все слышали о страшной тайной полиции, которая наводнила страну шпионами и наушниками. Каждый может назвать фамилии людей, пропавших после того, как опрометчиво упомянули о любовниках королевы, или, тем паче, о любовниках короля. Не смолкают разговоры о том, что столица парализована страхом перед ночным стуком в дверь — карой за неосторожные слова. Но, что самое страшное — никто не знает, кто же служит в тайной полиции. Ходили упорные слухи, что на самом деле таинственный Немо, всемогущий глава тайной полиции — это чернокожий старший сотник, жуткий, уже из-за своей нездешности, рассылающий для ареста неосторожных своих черных офицеров.

Таких, как те, что сидели за одним из столов.

Ребята не обращали внимания на атмосферу напряженности и неловкости в пивной. Особенно после третьей кружки. Рассказывал анекдоты и пытался ущипнуть увертливых подавальщиц Цайт, вспыхивал и тут же успокаивался Вольф, которому казалось, что смеются над ним, вставлял пару слов Ксавье, молча хрустел претцелями Йохан. Острой приправой, придающей особый вкус пиву, было ощущение того, что они нарушают запрет.

16
{"b":"179569","o":1}