Едва она прибыла верхом к вратам императорского дворца, как тут же поползли слухи. Ее долгий путь начался далеко за пределами великой стены, возводимой на западе. Принцессе варварского народа хунну, что испокон веков воевал с Китаем, предстояло сочетаться браком с сыном императора. При первом же взгляде на невесту большинство придворных сошлись на том, что мир куплен слишком дорогой ценой.

Никто не дерзнул бы оспаривать красоту принцессы, но насмешники вовсю потешались над ее круглыми щеками, разрумянившимися под ветрами родины. Благородство ее происхождения не подвергалось сомнению, но всяк клеймил презрением женщину, которая стреляла из лука дальше и точнее любого воина. Даже дворцовая челядь и та глумилась над верной служанкой принцессы, низкорожденной варваркой, что не отходила от госпожи ни на шаг.

Сын императора от слухов и сплетен лишь отмахивался. Он обожал свою дикарку невесту, задаривал ее золотом, шелками и нефритом. Разряженная в тяжелые платья — в таких верхом не очень-то поездишь! — она красовалась перед двором, словно экзотическая зверушка из императорского зоопарка. Со временем она и впрямь стала выглядеть в точности так, как подобает китайской императрице. Но женщины, которым поручили наставить невесту в женских добродетелях — в смирении, подобострастии и покорности,— знали: эту девушку не укротить. Проще научить тигра ходить на цыпочках.

Ночью принцессе снился дом — пустыни, и пастбища, и горы за пределами империи, бразды правления которой она в один прекрасный день возьмет в свои руки. Наконец в отчаянии она обменяла свои наряды на простенькое крестьянское платье и бежала из дворца. Они со служанкой радовались свободе целых три дня, прежде чем их схватила стража на переправе через Желтую реку.

Старый император был мудр; он давно уже понял, что из этой девчонки императрицы не получится. Слугам поручили подать на стол отравленное мясо, чтобы на теле девушки не осталось никаких следов; необходимо было скрыть убийство от наследника. Но принцесса не умерла. Она погрузилась в сон — сон столь глубокий, что сердце билось едва слышно.

Императорскому сыну сообщили, что принцесса скончалась от лихорадки. Устроили пышные похороны, однако ж по дворцу опять поползли слухи. Усопшую клеймили «императрицей-предательницей», перешептывались, что она-де была тайной шпионкой и теперь похоронена заживо в наказание за измену. Верная служанка принцессы была бессильна доказать невиновность своей госпожи. Все, что ей удалось,— это подкупить стражу и пронести в склеп две вещицы. Свое собственное изображение — крохотную статуэтку конной всадницы, дабы ей и дальше служить госпоже в загробном мире. А еще — истину.

Служанка знала: со временем все тайное становится явным.

Прежде чем мы начнем, гляньте-ка по-быстрому в окошко. Куда ваше окно выходит, это совершенно не важно, на людную ли улицу в Калькутте или на торговый центр в Тексаркане. Где бы вы ни находились, у всех людей найдется нечто общее. А именно: сокровенная тайна. Вон тот франтоватый джентльмен при портфеле в свободное время потрошит счетчики на парковке. А вон ту опрятную старушку на скамеечке в парке некогда называли Ужасом Кливленда. Ну, шучу, шучу. Мне их секреты известны не больше, чем вам. Собственно, в этом-то и дело. Чем черт не шутит.

Жизнь заготовила нам немало пренеприятных уроков. Не стоит сушить хомячка в микроволновке. В резиновых шлепанцах на вечеринку не ходят. Корочка на майонезе — не к добру. А девочке-детективу необходимо раз и навсегда затвердить вот что: о тех, кого мы любим больше всего на свете, мы знаем далеко не все. Даже если мы вместе прошли огонь, воду и медные трубы, даже если не раз смотрели в лицо смерти, все равно между нами есть место тайнам.

К началу этой истории у меня было пять лучших подруг. Я знала их экзотические хобби, опасные для здоровья аллергии, досье арестов и любимые шампуни. Но я понятия не имела, что у двух моих подруг есть по тайне, причем одна из этих тайн способна уничтожить нас всех.

Все началось в субботу в восемь часов утра. Устроившись за кухонным столом, я читала книгу, наслаждаясь сбалансированным завтраком в виде карамельного пудинга. И тут поднимаю глаза — а в дверях стоит моя мама с газетой в руках. В тот день совесть моя была относительно чиста, но при виде почтенной родительницы я аж взвизгнула. Короткие черные кудряшки выбились из-под шпилек и обрамляли ее лицо, точно облако токсичного дыма. Под глазами — мешки, на ногах — разного цвета кроссовки.

— Что читаешь? — вопросила она непривычно казенным голосом.

— «Фантомы, демоны и прочие ужасы ночи»,— услужливо сообщила я.— Под кроватью нашла, в гостевой комнате. А что это ты поднялась ни свет ни заря?

За все свои четырнадцать лет я ни разу не видела, чтобы в выходные мама принимала вертикальное положение раньше полудня.

— Вчера в новостях показали один сюжет; я подумала, тебе будет интересно, так что встала пораньше и сходила за газетой.

По пути к столу она привычно перешагнула через рассыпавшуюся по полу стопку книжек. Неделей раньше в результате якобы легкого землетрясения (я-то знала, что это было!) обрушились высоченные горы книг, воздвигнутые вдоль стен нашей квартиры. Однако о том, чтобы привести в порядок огромную и весьма специфическую родительскую библиотеку, страшно было и помыслить; книги в большинстве своем так и остались валяться там, где упали. Мать опустилась на табуретку напротив и впилась в меня взглядом.

— И что же за сюжет? — осведомилась я, пытаясь вспомнить, не натворила ли я чего-нибудь, что могло угодить в газеты.

В среду я помогла задержать эксгибициониста на Гранд-сентрал[1], но на новость дня оно не особо тянет. И насколько я знаю, источник землетрясения установить так и не удалось. И вообще, я держалась тише воды ниже травы.

— Сама смотри.

Мама швырнула газету на стол. На первой странице «Нью-Йорк пост» красовалась фотография молодого орангутанга в лиловых шортах и с щипцами для салата в лапе. Я было расхохоталась, когда взгляд мой упал на заголовок. «Опять Кики Страйк?» — вопрошала газета. От улыбки не осталось и следа. Я подняла глаза на мать.

— Ну же, читай,— настаивала она.— Сама статья — на третьей странице.

Под бдительным взором матушки я проглядела текст. А произошло, как выяснилось, вот что. Накануне вечером в восемь некая дама по имени Мерилин Финчбек проснулась оттого, что в постель к ней заползла трехфутовая игуана. Сосед, заслышав вопли перепуганной Мерилин, уже набирал 911[2], когда заглянул в детскую и обнаружил, что его годовалый сын играет в «ку-ку» с семейкой волосатоухих лемуров. Вскорости житель третьего этажа того же дома выпрыгнул из окна спальни, столкнувшись лицом к лицу с орангутангом, чья фотография ныне украшала первую страницу газеты. На тот момент никто из жильцов дома номер 983 по Бродвею еще не заметил, что на шее у каждого из животных привязано по записке.

Примчавшись на вызовы из дома Мерилин Финчбек, полицейские быстро обнаружили источник беспорядков. Кто-то проник в зоомагазин на первом этаже с помощью отмычки и выпустил животных на волю. Щенки ротвейлера набивали пузики первосортной собачьей едой из пакетов. Полдюжины какаду и один сквернослов попугай пронзительно вопили со стропил. Но вместо того чтобы искать загадочного благодетеля братьев наших меньших, полиция арестовала самого владельца магазина. В глубине помещения, за потайной дверью, обнаружились клетки, по большей части пустые. Внутри дрыхла накачанная снотворным парочка мишек-коала, оба слишком ошалевшие, чтобы присоединиться к всеобщему празднику. Вызвали служителей зоопарка; те изловили лемуров и орангутанга (а заодно и молодого ирбиса, который успел всласть поразвлечься: какой-то злополучный курьер удирал от него аж тринадцать кварталов). Зоологи с первого взгляда опознали криминал: все до одного животные, запертые в потайных клетках, принадлежали к исчезающим видам. В Нью-Йорке таким не место. У каждого на шее крепилась записка: «Я хочу домой».