Джон не замечал, что уже не касается клавишей органа, заставляя инструмент играть одной силой мысли. С этими новыми невидимыми "пальцами" он мог творить, казалось бы, невозможное. Джон одновременно управлялся с органом, роялем, тремя синтезаторами и несколькими приставками. Он просто должен был успевать - и он успевал. Остальное его сейчас не интересовало.
На заключительных тактах полета обновленного человека Джон почувствовал, что поднимается вверх. Музыка продолжала звучать, а тело его поднималось все выше и выше. Когда замолк последний аккорд, Джон достиг потолка. Ему вдруг захотелось увидеть небо - и он немедленно оказался снаружи. В черном небе сверкали яркие россыпи звезд. Джон залюбовался ими, повиснув над крышей концерт-холла. Его непреодолимо тянуло туда, к звездам. Джон стал сначала медленно, а потом все быстрее набирать высоту. Он слышал симфонию Вселенной, слышал звучание квазаров и затухающие импульсы красных карликов, слышал тяжелый, засасывающий зов "черных дыр". Там, в Космосе, его ждали новые миры, ждали братья по Разуму. Но что-то все время мешало ему, не давая одним мгновенным скачком перенестись к ближайшей звездной системе. Джон прислушался. Мысленно он взглянул вниз, на быстро уменьшавшуюся Землю. Там, в покинутом им зале, он увидел Эдварда Мак-Кейза. Мак-Кейз звал его. А вместе с ним его звали так и оставшиеся на своих местах три тысячи слушателей, и его друзья-музыканты - его звали все люди. Да, прав был Мак-Кейз. Человечество должно переродиться, подняться на новую, высшую ступень развития. И он, Джон Лэкер, стал первым человеком нового типа. Первым Хомо Космикус. Но старое Человечество не вымрет - оно станет новым Человечеством. И в этом ему поможет он, Джон, и его музыка. Там, внизу его ждали люди. Они тоже должны переродиться!
Джон завис в бархатной черноте Космоса и, секунду помедлив, повернул обратно, постепенно набирая скорость. Звезды подождут. Он будет играть еще и еще, пока его музыка (его ли?) не зазвучит в каждом, поднимая человека на новую, высшую ступень. Не оставляя места для подлости и лицемерия, жадности и хамства, для всех прочих пороков. Его друзья по группе, и Мак-Кейз, и кое-кто еще в зале уже внутренне готовы к этому. Еще только раз - и они тоже переродятся. А остальным он будет играть снова и снова, столько, сколько понадобится. Он нужен здесь, на Земле.
Джон возвращался к людям.
1987, 1995 г.г.
Бессознанка
Новый друг комиссара Фухе
В тот памятный день, ознаменовавший новую веху в его жизни, комиссар Фухе, как обычно, предавался своему любимому времяпровождению послеобеденному отдыху. В канистре оставалось еще литра три пива, на столе валялась начатая пачка «Синей птицы», а сам Фухе, откинувшись на спинку своего любимого кресла, уже начинал слегка похрапывать — когда что–то довольно сильно ударилось в дверь его кабинета. Фухе перестал храпеть и недовольно приоткрыл один глаз.
— Эй, кому там жить надоело?! — недовольно проворчал комиссар. Пресс–папье захотели?
— Шеф, это я! — раздался из–за двери полузадушенный голос инспектора Пункса. — Помогите, шеф, он меня сейчас сожрет!
И в приоткрывшуюся дверь просунулась взлохмаченная голова инспектора, почему–то находившаяся не выше метра от пола.
— Ты что, опять напился? — поинтересовался Фухе, еще окончательно не решив, стоит ли пускать в ход пресс–папье. — Кто это тебя сожрет? И вообще, как стоишь перед начальством?!
— Он меня держит, — жалобно сообщил Пункс.
— Кто?! — Фухе начал понемногу выходить из себя.
— Ну этот… полосатый! Схватил за мундир — и держит! Сейчас сожрет…
— Кто — полосатый? Зэк, что ли? Что, тот, как его… комбинал из тюрьмы сбежал? Так тот бы тебя не держал — сразу бы сожрал!
— Каннибал, — робко поправил шефа Пункс. — Только это не он! Это этот, как его… лев!
В следующую секунду Пункс с грохотом шмякнулся на пол, расквасив при этом себе нос, чем немало позабавил коммиссара. «Пусть живет, великодушно решил Фухе, — хватит с него и разбитого носа.»
— А за «льва» ты еще ответишь! — послышался из–за двери чей–то рычащий голос, после чего в дверь осторожно просунулась усатая тигриная морда.
— Пррростите, я имею честь лицезррреть знаменитого комиссаррра поголовной полиции Ферррдинанда Фухе? — вежливо осведомился тигр все тем же рычащим голосом…
Надо сказать, что с комиссаром Фухе случалось и не такое (хотя именно ТАКОГО с ним до сих пор как раз и не случалось!) - так что комиссар воспринял сие явление достаточно спокойно.
— Да, это я, — с достоинством подтвердил он. — А ты, Пункс, всегда был не силен в этой, как ее… зверологии! Это не лев, а тигр — я в этом… зверопарке видел. И даже название на клетке прочитал! — не преминул похвастаться комиссар своей грамотностью.
— Зоологии… — жалобно хлюпнул Пункс с пола разбитым носом, но Фухе пропустил его замечание мимо ушей.
— Пожалуйста, не напоминайте мне о клетке! — умоляющим тоном попросил тигр. — Вы ррразрррешите мне войти?
— Заходи, — милостиво разрешил Фухе, явно подкупленный вежливостью полосатого посетителя.
Тигр не замедлил воспользоваться приглашением, по дороге мстительно вытерев все четыре лапы о стонавшего на полу Пункса.
— Это тебе за «льва» — терррпеть их ненавижу! — процедил он сквозь клыки. — В следующий ррраз ррруку откушу! Или ногу…
— Но–но, тут тебе не зверопарк! — осадил зарвавшегося посетителя Фухе. — Ты мне Пункса не обижай — шкуру спущу! И на стену повешу… — и комиссар погрозил тигру своим знаменитым пресс–папье.
Похоже, тигр уже был наслышан об этом страшном оружии комиссара, и в ответ счел за благо промолчать. Неблагодарный Пункс тем временем поспешил ретироваться, оставив на полу у входа небольшую кровавую лужицу.
— Ну, и чего тебе? — с некоторым интересом осведомился Фухе, доставая из пачки «Синюю птицу». — Курить будешь?
— Спасибо, не курррю, — как можно почтительнее прорычал тигр. — А к вам, комиссаррр, я по делу. Только вы можете нам помочь…
— Ну это понятно, что только я, — самодовольно усмехнулся Фухе, выпуская изо рта квадратное кольцо дыма. — Пиво будешь?
— Спасибо, не откажусь. А то что–то в горррле перрресохло.
— И у меня тоже, — удовлетворенно кивнул комиссар, извлекая из–под стола канистру. Затем он достал из сейфа две большие пивные кружки и налил в обе пенный золотистый напиток. Тигр улегся прямо на пол и довольно ловко начал лакать из кружки, придерживая ее передними лапами.
— Не слишком холодное — но ничего, — отметил посетитель, довольно быстро вылакав свою порцию.
— Ты гляди, он еще и перебирает! — изумился комиссар. — Ладно, говори, зачем пришел, а то я человек занятой… Постой–постой! — вдруг осенило Фухе, — да ведь тигры не разговаривают!
— Заговоррришь тут, когда две недели жрррать не дают! — мрачно буркнул тигр. Было ясно, что эта тема ему неприятна; однако Фухе это обстоятельство мало волновало.
— Так тебе что же, специально жрать не давали, чтобы заговорил? похоже, подобный метод изрядно заинтересовал комиссара.
— Ну да, — подтвердил тигр. — Чуть с голоду не сдох! Так что волей–неволей научился…
— Занятно, занятно, — пробормотал Фухе себе под нос, — надо будет на подследственных опробовать… А то я все больше пресс–папье… А после него они почему–то больше не разговаривают… Наверное, потому что покойники… Вот недавно, допрашивал я этого бандюгу Леонарда… Кстати, а тебя как зовут? — очнулся вдруг от раздумий комиссар — поскольку долго думать было не в его привычках.
— Вообще–то в Индии пррринцесса называла меня Рррамсатьюмасадом, но мне это имя не нррравится…
— И мне тоже, — согласился Фухе, — слишком длинное.
— Так что можете называть меня Ррреджинальдом — так, кажется, звали того терррроррриста в самолете, которррому я откусил ррруку, — закончил тигр.
— Тоже длинно, — поморщился Фухе. — Реджинальд… Джинальд… Джин на льду… Джин со льдом… Джин! Хороший напиток. Так я и буду тебя звать Джин!