— Договорились! — сказал он, шаря в кармане в поисках монеты.

Человек, который принимал ставки, разговаривал с графом Лодердейлом; судя по всему, он испытывал затруднения, плохо понимая его шотландский акцент.

— Я буду вашим переводчиком, Джеймс, если вы скажете мне, кто участвует в этом забеге.

— Леди Джорджина, вы меня спасли. Скажите этому парню, что я ставлю на мою лошадь, на Стратспея.

— Сколько?

— Сто гиней.

— Это все? Ох уж эти мне прижимистые шотландцы! Неужели вы уверены в вашем животном не больше, чем на сто гиней?

— Ну ладно, пусть будет двести. Стратспей не проиграет.

Джорджина помогла Лодердейлу сделать ставку и весело улыбнулась.

— Спасибо за подсказку.

Она внимательно слушала, пока он называл остальных лошадей, участвующих в забеге, повернулась к букмекеру, протянула ему свою гинею и сделала ставку. Потом направилась к трибуне, чтобы оттуда наблюдать за скачками.

Она шла туда, отчетливо сознавая, что все головы поворачиваются посмотреть на молодую леди, одетую в килт и дублет. Она коснулась пальцем крупного аметиста в своей брошке-чертополохе. «Отец, ты сделал меня предметом всеобщего внимания на скачках в Уоберне. Я могу убежать и спрятаться, а могу держаться с бравадой и натянуть нос тусклой респектабельности».

Джорджина поравнялась с лордом Лодердейлом. Поскольку он был шотландцем и к тому же вдовцом, она чувствовала себя с ним в безопасности. Увидев, что он приветствует своего близкого друга Френсиса Расселла, Джорджина досадливо прикусила губу. Как она и предчувствовала, оценивающий и похотливый взгляд герцога Бедфорда остановился на ее ногах, прежде чем переместился к лицу.

— Какой чудесный сюрприз! Ваш брат сказал мне в весьма определенных выражениях, что вы не приняли мое приглашение на этот уик-энд.

— Ах, боюсь, что я приехала сюда не на уик-энд, ваша светлость. Матери было необходимо встретиться с моей сестрой, герцогиней Манчестер, по одному семейному делу. Мы скоро уедем.

— Ну уж, конечно, не раньше, чем увидите главный забег на приз Золотой кубок Уоберна? Я настаиваю на том, чтобы вы остались и воспользовались моим гостеприимством. Сочту за честь сопровождать вас, леди Джорджина.

Тон ее немного смягчился:

— Ну что же, я, конечно, смогу посмотреть предстоящий забег, потому что сделала на него ставку.

Лодердейл хлопнул Бедфорда по спине.

— Стратспей выиграет. Надеюсь, вы поставили на него, Френсис?

— Поставил, Джеймс, потому что мои лошади в этом забеге не участвуют. Шансы один против двух, но когда ставишь на победителя, испытываешь волнение, не имеющее почти ничего общего с деньгами.

Джорджина подошла ближе к поручню.

— Сейчас начнется!

Она внимательно смотрела, как лошади пронеслись мимо, вздымая тучи пыли своими копытами. В то же время она живо чувствовала, что Бедфорд не сводит с нее глаз. «Матушка тоже будет наблюдать за мной затаив дыхание».

Конец забега вызвал у всех волнение, и гомон голосов поднялся, когда Стратспей и еще одна лошадь подошли к финишу ноздря в ноздрю. Раздался общий вздох, когда выяснилось, что Стратспей отстал всего лишь на голову.

— Ад и преисподняя! — закричал Лодердейл, явно упав духом. — Жаль, девочка, ты потеряла свои денежки.

— Джеймс, не огорчайтесь. Я не проиграла. Я выиграла!

— Как это вы выиграли? — в недоумении спросил он, в то время как Бедфорд внимательно прислушивался к их разговору.

— Я не ставила на Стратспея. Я поставила на Силки Салливана. Ирландская лошадь всегда выиграет у шотландской. Я думала, это все знают, но, похоже, это не так, потому что ставки шли двадцать против одного.

Френсис Бедфорд разразился громким смехом и захохотал еще громче, когда увидел, что лицо его друга побагровело от возмущения.

— Я смеюсь над вами, Джеймс. Позволить какой-то девчонке побить вас на вашем же коньке!

— А сколько проиграли вы, ваша светлость? — язвительно спросила Джорджина. — Ах да, я и забыла. Вы играете не из-за денег… а для того, чтобы почувствовать радость от победы или мучения от проигрыша.

Френсис внимательно посмотрел на нее, даже не пытаясь скрыть жаркое вожделение, горевшее в его глазах.

— Вам нравится быть со мной жестокой? Но в один прекрасный день мы поменяемся ролями, и вы будете молить меня о милосердии.

— А вы часто занимаетесь самообманом, ваша светлость? — сладким голосом спросила Джорджина. — Извините меня, господа, — пойду получу свой выигрыш.

И Джорджина ушла от них так поспешно, что к тому времени, когда нашла букмекера и показала ему свой билет, задыхалась. Когда тот положил ей на ладонь двадцать гиней, она почувствовала себя такой богатой, как ей и не мечталось. У нее никогда не было больше соверена в качестве карманных денег.

Джорджина повернулась и чуть не столкнулась с Джоном Расселлом, который тоже пришел получить выигрыш.

Он окинул своим мрачным порицающим взглядом ее фигуру в коротком килте, и Джорджина почувствовала, что щеки ее вспыхнули. Ей захотелось провалиться сквозь землю. Все удовольствие от выигрыша пропало. «Почему это он заставляет меня ощущать себя какой-то дерзкой девчонкой?» Она вздернула подбородок и сказала, оправдываясь:

— Я поставила на победителя.

— Поздравляю. Играть на бегах — это, конечно, занятие, для вас весьма приятное. Я тоже поставил на ирландскую лошадь.

— Двадцать пять фунтов дают пять сотен, милорд.

Букмекер поинтересовался, будет ли он играть на скачках вУоберне.

— Еще нет. Можете поставить за меня на Джимкрека.

— А вы, миледи?

— Я не знаю, кто участвует в забеге.

Букмекер подал ей список.

Она почувствовала на себе неодобрительный взгляд Расселла. «У этого угрюмого дьявола взгляд опасный, как будто ему хочется схватить меня и трясти до тех пор, пока у меня не застучат зубы». От этой мысли ей захотелось самоутвердиться в своей браваде.

— Ставлю пятнадцать гиней на Громовой Горшок! — с вызовом сказала она. — Мне кажется, на самом деле его хотели назвать Ночным Горшком.

Джон Расселл не рассмеялся.

— Вы склонны к вульгарности. Это совершенно не пристало девице.

— А вы совершенно лишены чувства юмора, лорд Тависток.

— Не совершенно. — Он окинул подчеркнутым взглядом ее килт и дублет. — Есть множество вещей, которые меня забавляют. — Он любезно поклонился. — Всего хорошего, леди Джорджина.

«Он снова одержал надо мной верх… Жаль, я не пнула его в голень. — Она представила себе эту картинку и улыбнулась. — Килт на мне задрался бы так, что стало видно не только ноги!»

Джорджина подошла к матери и сестре, стоявшим у трибуны.

— Если Сьюзен согласилась привезти на мой бал свой необыкновенный серебряный сервиз, я не вижу, зачем нам оставаться здесь и дальше.

— Мы не уедем до главного события на этих скачках, — заявила Джейн. — Я поставила на лошадь принца Уэльского — на Королевского Боевого Коня. Мне намекнул Чарлз Джеймс Фокс.

— Это очень рискованно. Единственный вид удачи, которая бывает у Фокса, — это удача с приставкой «не».

Сьюзен рассмеялась на это точное замечание сестры.

— Я попросила Уильяма поставить за меня на Годольфина. Он великолепный жеребец.

— Кто — Уильям или Годольфин? — с невинным видом осведомилась Джорджина.

Улыбка исчезла с лица Сьюзен.

— Боюсь, что и тот и другой. Иногда мне хочется, чтобы это было не так.

— А что насчет частных пари? Ставлю пять фунтов на Джимкрека.

Сьюзен на пари согласилась.

— Это фаворит. Он принадлежит Бедфорду.

— Этого я не знала.

«Значит, Джон Расселл поставил пятьсот фунтов на лошадь своего брата».

— Я ставлю на Мессенджера, — заявила Сьюзен, оценивающим взглядом посматривая на скаковых лошадей, которых вели к старту.

— Я видела, как ты шутила с Френсисом Расселлом, Джорджи. Надеюсь, он дал понять, что придет на наш великолепный бал, — сказала Джейн.

Джорджина улыбнулась с милым видом.