— Я слышала что-то, но храп Леннокса все перекрыл. — Она бросила взгляд на спящего мужа. — Из-за чего они ссорились?

— Из-за денег. Как обычно.

— Мне следовало знать. — Тут Шарлотта увидела, как бледна ее сестра. — Не огорчайся, Джорджи. Вот поешь — и почувствуешь себя лучше. Сейчас мы пойдем к тебе и велим принести нам завтрак. Пусть Чарли отоспится — он так набрался шампанского.

Сестры пошли в просторную спальню Джорджины, и Шарлотта потянула за ленту звонка. Потом осмотрела вещи сестры.

— Тебе понадобятся крепкие ботинки. Мэрилибон Мэнор совершенная деревня.

На звонок явилась служанка. Сделала реверанс.

— Герцогиня просит вас спуститься вниз к завтраку.

— Откуда она узнала, что мы с Шарлоттой наверху?

— Ниоткуда. Видимо, догадалась.

Шарлотта покорно вздохнула.

— Можете сказать матушке, что мы сейчас сойдем вниз.

Сестры не стали одеваться и сошли вниз прямо в халатах. В доме Гордонов отсутствовали условности, и каждый член семьи мог быть одетым во что угодно и разговаривать так, как ему нравилось.

— Доброе утро, крошки. Думаю, вы согласитесь со мной, что свадьба была настоящим триумфом! Мне не терпится прочитать о ней в «Таймс».

По виду матери было совершенно незаметно, что утро ее началось с ссоры.

— Матушка, у вас такой бодрый вид. Никаких следов усталости. Вы меня изумляете. Не понимаю, как вам это удается, — заявила Шарлотта.

— Ты забыла, что задолго до того, как стать Гордон, я была Максвелл. Способность быстро восстанавливать силы я впитала с молоком матери.

Джорджина, подавляя дрожь, посмотрела на мать. Та подняла серебряную крышку на блюде и положила себе на тарелку копченую ветчину, бараньи почки и яйца. Сама Джорджина взяла тарелку с овсяной кашей, щедро политой сливками и медом.

— Шарлотта пригласила меня к себе, и я согласилась, — сказала она. «Не важно, что это я сама себя пригласила, но маме это знать ни к чему».

— Я думала, мы пойдем сегодня вечером в театр или еще куда-нибудь. Но, судя по всему, вы вознамерились предоставить меня самой себе.

— Я дам вам возможность побыть с отцом, — сказала Шарлотта с ничего не выражающим лицом.

— Ты же знаешь, он не может оставаться в Лондоне больше чем на пять минут. Он возвращается в Фохаберс.

— Когда? — Джорджина уронила ложку.

— Уже уехал, насколько я знаю… или вот-вот уедет, — весело сказала Джейн.

Джорджина вскочила, чуть не опрокинув стул. «Я не могу дать отцу уехать, не попрощавшись с ним». И Джорджина бросилась наверх в спальню, которую ее отец всегда занимал, когда жил в доме на Пэлл-Мэлл. Но комната уже пуста, а с кровати сняли простыни. Тогда Джорджина подбежала к окну и увидела, что дорожная карета еще стоит у конюшни, но кливлендских гнедых уже впрягли для предстоящего долгого путешествия.

Джорджина сбежала вниз по лестнице, промчалась через кухню и побежала как можно быстрее к отцовской берлине.

— Отец, ты ведь не мог уехать, не простившись со мной?

Александр обнял свою запыхавшуюся младшую дочку.

— Маленькая моя, я думал, ты еще крепко спишь. Ты будешь скучать по мне?

Она прижалась лицом к его плащу с капюшоном.

— Ты же знаешь, что буду. Я надеялась, что смогу нарисовать тебя в твоем килте. Вчера ты выглядел просто замечательно в праздничном костюме.

— Все мои девочки брали уроки рисования, но только ты настоящая художница, Джорджи. Я берегу тот твой рисунок, на котором ты изобразила меня с удочкой на берегу Спея… Когда ты в следующий раз приедешь в Фохаберс, мы опять пойдем на рыбалку — только ты и я.

— Я приеду еще до того, как кончится осень, обещаю.

— Вот славная девочка. Ладно, я поехал — мне не терпится избавиться от лондонской вони и наполнить легкие живительным воздухом Шотландии.

Джорджина стояла и махала рукой, пока черная карета не выехала за ворота и не свернула на Пиккадилли. Конюхи глазели на ее дезабилье, но она этого не замечала.

Три часа спустя Джорджина уселась в карету Шарлотты, на дверцах которой были изображены гербы герцогов Ричмондов. Чарлз Леннокс, сидя верхом на чистокровной верховой лошади, отсалютовал жене и пустился галопом.

Карета тронулась.

— Противный кучер, — пожаловалась Шарлотта. — Мы еще не двинулись с места, а меня уже поташнивает.

Джорджина изучающе посмотрела на нее.

— Да, я опять ношу ребенка, — тяжко вздохнула Шарлотта. — За эти восемь лет я произвела на свет шестерых детей, а теперь опять беременна. Ленноксу достаточно швырнуть свои штаны на нашу кровать — и дело готово.

— Хорошо еще, что твой муж признал всех их своими. — Джорджина улыбнулась сестре. — Это для лондонского общества своего рода рекорд.

Шарлотта криво улыбнулась.

— У меня нет ни времени, ни склонности заводить любовников.

— Без сомнения, этот дьявольский план Леннокс придумал, чтобы удерживать тебя при себе, — пошутила Джорджина.

Она осторожно облизнула губы, а потом выпалила:

— А кто отец Луизы?

Шарлотта с минуту смотрела на свою младшую сестру, а потом рассказала все, что знала:

— Когда матушка была в твоем возрасте, она безумно влюбилась в одного юношу из Эдинбурга, он принадлежал к клану Фрейзеров. Его послали в Америку воевать вместе с фрейзерскими горцами, и когда она получила сообщение, что его убили, очень горевала. Ее мать, — продолжала Шарлотта, — настояла на том, чтобы она приняла предложение богатого, могущественного герцога Гордона, потому что такие сказочные предложения одного из самых высокопоставленных шотландских аристократов дважды не делаются. После года траура по своей первой любви матушка поддалась постоянному давлению и выполнила просьбу своей матери. Когда она была примерно на шестом месяце беременности мной, она получила письмо от Фрейзера из Америки. Поняв, что он очень даже жив, она пережила сильное потрясение. Я думаю, отец так и не простил ее зато, что она предпочла ему кого-то другого.

— Это могло оказаться сокрушительным ударом для его гордости, — сказала Джорджина с искренним сочувствием. — Значит, ты считаешь, что милый ее детства вернулся в Шотландию, и они с матушкой стали любовниками?

— Сложив два и два, я пришла к такому выводу. У Луизы необыкновенные рыже-золотистые волосы Фрейзеров. Примерно за девять месяцев до ее рождения семьдесят первый полк фрейзерских горцев вернулся из Америки.

Джорджина кивнула:

— А наследственный дом Фрейзеров находится в Страе, недалеко от любимой фермы матушки в Кинраре, где она всегда проводила летние месяцы.

— Вот именно. Хотя Фрейзер вернулся в Америку несколько лет назад.

— Нам еще повезло, что она не убежала с ним, — заметила Джорджина.

— И отказалась бы от своего высокого положения герцогини Гордон? Вряд ли такое возможно. Когда мама вышла за отца, она решила, что ее голова будет управлять сердцем, и воспитала нас в той же вере. Это самый мудрый выбор, Джорджи, когда все сказано и сделано.

«Но они несчастливы вместе! — подумала Джорджина. — Может, у Шарлотты голова и управляла сердцем, когда она выходила замуж за будущего герцога Ричмонда, но я никогда этого не сделаю. Никогда не выйду замуж, если не буду любить жениха всем сердцем!»

* * *

— Мама! Мама! Джорджи! Джорджи!

Целый хор голосов встретил двух сестер, когда они вошли в Мэрилибон-Мэнор. Лорд Джон и лорд Джеймс, близнецы четырех лет, и трехлетняя леди Сара, обхватив руками материнские юбки, прыгали от радости. Леди Мэри, которой было пять, точнее, почти шесть лет, бросилась к любимой тетке и сказала с блаженной улыбкой:

— Я не знала, что вы собираетесь приехать!

Джорджина подхватила ее на руки и закружила.

— Это сюрприз! Это сюрприз!

Она обожала детей и не могла дождаться, когда у нее появятся собственные. Она полагала, что материнство — единственная часть замужества, которая ей действительно понравится. Навстречу им вышла няня. На руках у нее была девочка, которой еще не исполнилось и двух лет. Джорджина спросила у Мэри: