Память немного подвела Константина Константиновича. Это памятное заседание в кремлевском кабинете Сталина происходило 26 мая 1944 года. На нем присутствовали члены ГКО, А. М. Василевский, А. И. Антонов, С. М. Штеменко, командующие всеми фронтами, которым предстояло участвовать в операции «Багратион», а также Л. 3. Мехлис и командующие родами войск. На этом совещании был утвержден окончательный план операции. Ее предполагалось начать 19 июня, но, как всегда, не успели с сосредоточением войск и запасов. Поэтому разведка боем была осуществлена 22 июня, а общее наступление началось 23 июня.
Перед этим, 25 мая, у Сталина, судя по составу приглашенных, также обсуждался план операции «Багратион», только Рокоссовского на этом совещании не было. На нем присутствовали, кроме членов ГКО, Г. К. Жуков, А. М. Василевский, А. И. Антонов, С. М. Штеменко, командующие родами войск H. Н. Воронов (командующий артиллерией РККА), Н. Д. Яковлев (начальник ГАУ РККА), Я. Н. Федоренко (командующий бронетанковыми и механизированными войсками РККА), А. А. Новиков (командующий ВВС РККА), а также начальник ГлавПУРа А. С. Щербаков. Очевидно, «Багратион» в первый день обсудили на уровне Генштаба и командующих родов войск, прежде всего с точки зрения того, какие силы и средства могут потребоваться для проведения операции. Во второй же день вместе с командующими фронтами решали вопросы о задачах фронтов и армий, в том числе направления ударов и предполагаемое продвижение по дням операции. А 22 и 23 мая Сталин принимал не высокопоставленных советских военных, а Ванду Василевскую, Тадеуша Василевского, Казимира Сидора, Яна Стефана Моравского (Галимана), Мариана Спыхальского и других лидеров просоветского Союза польских патриотов и Крайовой рады народовой. Накануне, 21 мая, Сталин встречался с Зигмунтом Берлингом, будущим командующим 1-й армией Войска польского. Очевидно, эти встречи укрепили у Сталина преувеличенные представления о силе польских коммунистов и их способности возглавить восстание в Варшаве при подходе к польской столице советских войск.
Командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Эрнст Буш всерьез опасался, что растянутый фронт его войск не выдержит нового мощного советского удара. Поэтому он 20 мая при посещении Ставки попросил разрешить отвести войска к Днепру или даже Березине, что позволило бы сократить фронт более чем на 200 километров и уплотнить боевые порядки обороняющихся. Однако Гитлер отверг это предложение. Фюрер понимал, что в ближайшие недели должны последовать как высадка союзников во Франции, так и новое большое наступление Красной армии. Отвод к Днепру не предотвращал угрозу окружения группы армий «Центр» и не решал проблемы кардинальным образом, тем более что наиболее боеспособные танковые дивизии пришлось перебросить на Запад. Там у Гитлера еще теплилась надежда, что при высадке удастся нанести поражение англо-американским войскам и сбросить их в море.
Теоретически Гитлер мог бы предотвратить разгром вермахта в Белоруссии, если бы еще в мае санкционировал отход группы армий «Центр». Однако отходить пришлось бы не к Березине, а минимум к Бугу, а то и к Висле. В этом случае Красная армия уже к началу июня могла оказаться у границ Германии. Но Гитлер боролся уже не за победу, а только за выигрыш времени, надеясь либо на раскол противостоящей ему коалиции, либо на изобретение «чудо-оружия», способного коренным образом изменить ход войны. А для выигрыша времени необходимо было удерживать территорию. С точки зрения выигрыша времени, даже потеря значительных немецких сил в Белоруссии оправдывалась, поскольку тем самым продвижение Красной армии к границам рейха было задержано хотя бы на полтора-два месяца и появлялся хоть какой-то шанс отразить высадку союзников. Поэтому Гитлер запретил отход немецких войск и, несмотря на риск окружения, решил обороняться на прежних рубежах.
Единственная надежд группы армий «Центр» заключалась в танковом корпусе СС, который дислоцировался в Польше. Его дивизии могли бы нанести контрудар по советским войскам в случае их наступления как на Ковельском и Львовско-Сандомирском направлении, так и в Белоруссии. Это задержало бы продвижение наступающих и дало бы шанс хотя бы части войск группы армий «Центр» избежать гибели. В середине июня корпус СС должен был провести широкомасштабную разведку боем под Ковелем. Однако уже 11 июня, через пять дней после высадки союзников в Нормандии, когда стало ясно, что сбросить их в море не удастся и бои принимают затяжной характер, три танковые дивизии СС отправились во Францию. Здесь они понесли большие потери от англо-американской авиации, но помогли стабилизировать фронт до конца июля. Помочь же группе армий «Центр» было уже нечем.
Согласно плану операции «Багратион», четыре армии правого крыла 1-го Белорусского фронта должны были окружить и уничтожить Бобруйскую группировку, овладеть городами Бобруйск, Глуша, Глуск, а затем наступать на Бобруйско-Минском и Бобруйско-Барановичском направлениях. Войска левого крыла переходили в наступление только после окружения немецких войск в районе Минска и выхода войск правого крыла на рубеж Барановичей.
П. И. Батов вспоминал:
«Во второй половине мая командующий фронтом вызвал в Гомель на Военный совет всех командармов. Он сделал короткий доклад. Операция под кодированным названием „Багратион“, говорил К. К. Рокоссовский, планируется Ставкой Верховного Главнокомандования как один из основных ударов на советско-германском фронте. В ней примут участие 1-й Прибалтийский фронт на Витебском направлении, 3-й Белорусский — на Оршанском, 2-й Белорусский — на Могилевском и 1-й Белорусский — на Бобруйском направлениях.
Данные о соотношении сил в масштабе всей операции: по пехоте на нашей стороне двукратное превосходство, а по технике — в три-четыре раза. Танков и самоходных установок свыше 5 тысяч, самолетов — 5 тысяч, орудий и минометов — 31 000 против 10 000, которыми располагал противник.
Рокоссовский сообщил, что Ставка поручила координировать действия фронтов маршалам А. М. Василевскому и Г. К. Жукову.
Войскам фронта ставилась задача: правым крылом разгромить вражескую группировку в районе Бобруйска и выйти на линию Пуховичи — Слуцк — Осиповичи; левым крылом сковать противника и готовиться к наступлению на люблинском направлении. Перед фронтом нашей ударной группировки немцы имели 14 дивизий 9-й армии, 2600 орудий и 110 танков.
Решение командующего: прорвать немецкую оборону двумя ударными группировками, действующими по сходящимся направлениям. С севера на Бобруйск, Осиповичи наступают две армии — 3-я и 48-я, в прорыв входит танковый корпус Бахарева. С юго-запада наносят удар на Осиповичи 65-я и 28-я армии и конно-механизированная группа И. А. Плиева, в прорыв вводится Донской танковый корпус (наш неизменный и верный соратник!) и вместе с танкистами генерала Бахарева перерезает пути отхода противника на запад».
Рокоссовский боролся против бессудных расстрелов. Вот замечательный документ, доказывающий это, — директива, изданная 27 мая 1944 года военным советом 1-го Белорусского фронта в связи с вопиющими случаями самоуправства командиров всех уровней, повлекшими за собой трагические последствия. Она появилась сразу после окончательного утверждения плана операции «Багратион».
Директива гласила:
«Командир 12-й дивизии нашего фронта полковник Гавилевский в ходе последних боев без обстоятельного разбора дела, без суда расстрелял командира батальона майора Дурнова. Майор Дурнов был награжден за время войны орденами Суворова 3 степени, Красного Знамени и Красной Звезды и характеризуется как храбрый и грамотный офицер. Этот позорный для фронта случай не единичен. Военный Совет фронта решительно осудил действия Гавилевского и предал его суду Военного трибунала.
Некоторые офицеры, даже из состава высшего комсостава, до сих пор не понимают того, что самочинным расстрелом, самоуправством, грубым нарушением закона они не укрепляют воинскую дисциплину, а наоборот, подрывают ее, что такие действия не поднимают авторитет командира в глазах подчиненных, а наоборот, подрывают его авторитет, дискредитируют и позорят командиров, допускающих эти факты.
Совершенно недопустимым является также, что вышестоящие командиры в армиях, соединениях и частях недостаточно борются с фактами самочинных расправ, не предупреждают такие случаи.
Партийные и политические органы в частях, соединениях и армиях также не ведут борьбы с этими позорными явлениями.
Военный Совет фронта требует от всех генералов, офицеров и политработников искоренить случаи самочинных расстрелов без суда и другие факты произвола в отношениях между военнослужащими.
Военным Советам армий, командирам соединений и частей разъяснить и потребовать от офицеров строгого соблюдения уставных положений о порядке служебных взаимоотношений командира с подчиненными.
Напомнить офицерам и командирам частей, что применение оружия допустимо только в крайних случаях, предусмотренных приказом Наркома Обороны № 227 (строго говоря, этот приказ не слишком точно трактовал обстоятельства, при которых командир мог применять оружие по отношению к подчиненным; там только утверждалось: „Паникеры и трусы должны истребляться на месте. Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование — ни шагу назад без приказа высшего командования. Командиры роты, батальона, полка, дивизии, соответствующие комиссары и политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо как с предателями Родины“. — Б. С.), лишь в сложной боевой обстановке и только в целях обеспечения и понуждения к выполнению боевой задачи.
Командирам и политорганам, не оставляя ни одного случая самочинного расстрела без тщательного расследования, всемерно предупреждая эти факты и донося немедленно о них Военному Совету фронта.
Прокурору фронта направить работу военных прокуроров на искоренение случаев самоуправства в войсках, привлечения виновных к судебной ответственности».
