Многие советские генералы, в том числе и те, кому посчастливилось покинуть ГУЛАГ в эпоху «бериевской оттепели», искали на полях сражений Великой Отечественной прежде всего славы, ради которой солдатские и офицерские жизни готовы были класть бессчетно. Славы искал и бывший колымский сиделец Горбатов, чьи мемуары в «Новом мире» в 1960-е годы имели шумный успех. 1 марта 1944 года он обратился с письмом к секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову с просьбой о переводе на другой фронт:
«Глубокоуважаемый товарищ Маленков!
Прошу извинить за беспокойство. Был вынужден подать командующему прилагаемый к сему рапорт. Прошу, если сочтете возможным, помочь скорейшему переводу. Более желательно к тов. Попову М. М. (Прибалтийский фронт), с ним я хорошо сработался и дам максимум помощи».
В рапорте «лично командующему войсками первого Белорусского фронта генералу армии Рокоссовскому» говорилось:
«Прошу Вашего ходатайства о моем переводе в другой фронт. Мое пребывание в Вашем подчинении в течение пяти месяцев привело меня к выводу, что оценка моей работы с Вашей стороны — необъективна. К этому выводу я пришел, исходя из следующего. Мой характер не приспособлен к длительному сидению в обороне. Я всегда изыскивал все возможные способы к активным действиям, и неудивительно, что проведенные операции 3 Армии были осуществлены не по Вашему приказу, а моей инициативе, как выпрошенные, и даже с трудом.
Эти операции, предпринимаемые как частные — армейские с дивизиями небольшой численности, имели вначале большой успех, но не подкрепленные Вами вовремя, неизбежно выдыхались в своем дальнейшем развитии. В разговорах накануне операции имели часто место такие выражения с Вашей стороны: „Если будет успех“, „Если Вы будете продвигаться“. Это говорит за то, что Вы не верили в успех, а поэтому не подбрасывали заблаговременно к району наших действий необходимых подкреплений.
Когда же наступление приостанавливалось, Вы всегда бросали мне незаслуженные упреки и искали виновников в 3 Армии, а не во фронте. Ваши обычные обвинения: „упустили момент“, „опустили руки“, „не здраво оценили обстановку“ я считаю незаслуженными, ибо они не подтверждались фактами. <…>
С 3 Армией я прошел большой трудный путь, она завоевала себе определенное место в Красной Армии. С 3 Армией у меня связаны сотни случаев, когда я рисковал жизнью, чтобы добиться скорейшего и полного успеха. Уходить из нее мне очень тяжело, но интересы дела требуют, чтобы я ушел из Вашего подчинения.
Прошу рапорт мой доложить Народному комиссару Обороны.
Командующий войсками 3 Армии Гвардии генерал-лейтенант Горбатов»[9].
В итоге Горбатов и Рокоссовский помирились, и Александр Васильевич остался командовать 3-й армией. В мемуарах Горбатов так рассказал о финале конфликта: «Итак, чтобы избежать напрасных потерь, мы решили перейти к обороне, но с этим не был согласен командующий фронтом. Он категорически требовал продолжать наступление на Бобруйск. Мы впервые разошлись во мнениях с таким авторитетным и уважаемым в войсках человеком. В дело вмешалась Москва. Ставка рассудила, что правы мы. Я побаивался, что после этого у нас с К. К. Рокоссовским испортятся отношения. Но не таков Константинович. Командующий фронтом по-прежнему ровно и хорошо ко мне относился». О том, что они с Рокоссовским не поделили славу, Александр Васильевич предпочел умолчать. Под словом «Ставка» тут, конечно, подразумевается не Маленков, а Сталин. На этот раз Иосиф Виссарионович решил поддержать Горбатова, чтобы Рокоссовский слишком уж не зазнавался.
Рокоссовский в своих мемуарах намеренно или невольно, из-за аберрации памяти, относит кульминацию своего конфликта с Горбатовым к более раннему времени, чем это было на самом деле, к моменту, когда армия Горбатова еще не форсировала Днепр. Видно, Константину Константиновичу очень не хотелось признавать, что Сталин встал на сторону его подчиненного. Характерно также, что как минимум до марта 1944 года, если верить свидетельству Рокоссовского, Ставка не посвящала командующих фронтами в общий замысел кампании, а командующие фронтами не посвящали в замыслы фронтовых операций командующих армиями. Несомненно, это делалось по приказу Сталина. Иосиф Виссарионович полагал, что каждому генералу совсем не обязательно понимать свой маневр. Главную роль тут играли соображения секретности. Чем больший круг лиц будет посвящен в замысел предстоящего наступления, тем больше вероятность утечки информации к противнику. Вспомним инцидент с майором Рейхелем, начальником штаба одной из немецких дивизий, в июне 1942 года. Тогда у него оказались документы, раскрывающие замысел плана «Блау» — германского генерального наступления на юге. И эти документы попали к командованию Красной армии, поскольку самолет майора по ошибке приземлился на нейтральной полосе, майор был убит, а его портфель захвачен. Но не меньшее значение имело и то, что командарм будет знать: если он наступает на второстепенном направлении только для демонстрации и отвлечения неприятельских сил от направления главного удара, то он, возможно, не будет слишком усерден в проведении наступления и начнет щадить своих людей.
Удивительно, но после столь острого конфликта Рокоссовский и Горбатов сохранили вполне нормальные человеческие отношения и тепло отзывались друг о друге в мемуарах. Александр Васильевич еще долго и успешно служил под началом Константина Константиновича. Такой человек был Рокоссовский, что даже в острой конфликтной ситуации с подчиненными вел себя так, что на него не обижались. Да и сам он никогда не таил обид.
Глава девятая
ОСВОБОЖДЕНИЕ БЕЛОРУССИИ
Войска Рокоссовского по замыслу Ставки должны были сыграть главную роль в освобождении Белоруссии, а потом и Польши. Сталин не разрешил военачальнику стать освободителем Киева, в частности, потому, что имел на него далекоидущие политические виды. По замыслу Верховного главнокомандующего Константину Константиновичу предстояло брать Варшаву, а затем играть видную политическую роль в освобожденной Польше.
Главный удар Белорусский фронт наносил с Лоевского плацдарма за рекой Сож, захваченного 65-й армией. 10 ноября неприятельская оборона была прорвана. Во взаимодействии с 48-й армией 65-я армия освободила Речицу. 61-я армия подходила к Гомелю. 26 ноября под угрозой окружения немцы вынуждены были оставить этот город. Но, в принципе, Гомельско-Речицкая операция Белорусского фронта имела вспомогательный характер. Она призвана была сковать немецкие войска в Белоруссии и не допустить их переброски к Киеву, где главный удар наносил 1-й Украинский фронт. Свою задачу войска Рокоссовского выполнили — враг не смог снять из-под Гомеля ни одной дивизии.
Но в конце ноября немцы перешли под Киевом в контрнаступление, овладев Житомиром. Сталин был крайне обеспокоен и раздражен. Он приказал Рокоссовскому выехать в штаб Ватутина в качестве представителя Ставки, разобраться в обстановке и принять меры к отражению немецкого контрудара. Ватутин боялся, что Рокоссовский прибыл сменить его, и оправдывался, что давно бы ответил врагу ударом на удар, но опасался потерять Киев и потому предпочитал обороняться. Константин Константинович вынудил его начать активные действия, убедив, что с теми силами и средствами, которые выделены Ставкой в распоряжение 1-го Украинского фронта, бояться нечего. Двух танковых армий и нескольких танковых корпусов для контрудара должно было хватить в избытке.
На следующий день Рокоссовский вернулся на Белорусский фронт. Тут неудача постигла 65-ю армию. Рокоссовский вспоминал: «П. И. Батов, сосредоточив все усилия на своем левом фланге, недоглядел, что враг подтянул крупные силы против правого фланга армии, хотя мы и предупреждали об этом. Спохватился командарм, когда гитлеровцы нанесли сильный удар, смяли слабые части правого фланга и начали выходить в тыл основной группировке войск армии. Решительными мерами, принятыми командованием армии и фронта, угроза была быстро ликвидирована, противник был остановлен и перешел к обороне. Но увлечение командарма легким продвижением войск без достаточной разведки и игнорирование предупреждений штаба фронта о нависшей опасности обошлось дорого: мы потеряли значительную территорию на очень важном для нас паричском направлении. Нужно заметить, что в тот период противник часто практиковал заманивание наших частей, инсценируя свой поспешный отход, с тем чтобы после ударить с флангов. О коварстве фашистов нельзя было забывать ни на минуту».
