Столь же теплые воспоминания о Константине Константиновиче остались у бывшего начальника тыла Брянского фронта Н. А. Антипенко:
«К. К. Рокоссовский, как и большинство крупных военачальников, свою работу строил на принципе доверия к своим помощникам. Доверие это не было слепым: оно становилось полным лишь тогда, когда Константин Константинович лично и не раз убеждался в том, что ему говорят правду и что сделано все возможное, чтобы решить поставленную задачу; убедившись в этом, он видел в вас доброго боевого товарища, своего друга. Именно поэтому руководство фронта было так сплочено и спаяно: каждый из нас искренне дорожил авторитетом своего командующего. Рокоссовского на фронте не боялись, его любили».
Конечно, «добреньким» Рокоссовский не был — умел спрашивать и за нерадивость, и за трусость. В одном из его приказов войскам Брянского фронта прямо говорилось: «Всех, замеченных в проявлении трусости и паникерстве, взять под особое наблюдение, а в необходимых случаях, определяемых обстановкой, применять к ним все меры пресечения… вплоть до расстрела на месте».
Н. А. Антипенко так запомнилось прибытие Рокоссовского на Брянский фронт:
«О нем, о его 16-й армии много писали в газетах. Имя Рокоссовского не сходило с уст, когда речь шла об отражении немецких атак на Волоколамском шоссе, о переходе наших войск в наступление на этом направлении, а еще раньше — о кровопролитных боях под Ярцево.
Теперь мне пришлось встретиться с ним как со своим командующим. Хотя мы увиделись впервые, у меня было впечатление, будто мы уже много лет знаем друг друга.
Я коротко рассказал о себе, о своей службе.
— Мы попали в очень сложное положение, — сказал Рокоссовский. Глядя на карту, он рассказал об обстановке на фронте.
13-я армия, ставшая теперь левофланговой нашего фронта, вела напряженные бои с противником. Надо было всячески ей помочь.
Выслушав мой доклад о состоянии тыла фронта, командующий пожелал мне успеха в работе.
— Еще раз прошу побеспокоиться о раненых 13-й армии, — сказал он на прощание».
Тот же Антипенко свидетельствует, что Рокоссовский распорядился выделить автомашины для заготовки продовольствия в Орловской, Тульской и других областях, входивших в границы тыла Брянского фронта. При этом командующий заметил: «Как ни трудно отвлекать с фронта машины, людей, но еще хуже будет, если будем голодать зимой». Решение абсолютно правильное, учитывая, что на Брянском фронте в то время было относительное затишье. Кстати сказать, большая часть заготовленного продовольствия была затем направлена Донскому фронту, которым стал командовать Рокоссовский.
П. И. Батов так характеризовал стиль руководства Рокоссовского:
«К. К. Рокоссовский сам большую часть времени проводил на боевых участках, излазил вместе с командармами весь передний край и составил мнение, на что способен каждый командир дивизии. Многих командиров полков он вскоре знал настолько, что мог дать аттестацию, не заглядывая в документы.
Личная проверка командующим передовых частей и соединений — сильное средство воспитания и сколачивания войск. Конечно, проверки бывают разные. Фронтовики знают и такие случаи, когда приедет на передовую большой начальник, приведет всех в трепет и отбудет, оставив солдат и офицеров в самом удрученном состоянии. У Рокоссовского же форма выражения воли удивительно хорошо соответствовала демократической природе нашей армии. В этом, если хотите, была его сила и наиболее глубокий источник авторитета. Люди его любили, они к нему тянулись, в результате перед командующим всегда был открыт неиссякаемый родник боевого творчества».
Как раз на Брянском фронте Рокоссовскому пришлось впервые использовать части, сформированные из бывших заключенных. Он вспоминал:
«В августе к нам на пополнение прибыла стрелковая бригада, сформированная из людей, осужденных за различные уголовные преступления. Вчерашние заключенные добровольно вызвались идти на фронт, чтобы ратными делами искупить свою вину. Правительство поверило чистосердечности их порыва. Так и появилась эта бригада у нас на фронте. Бойцы ее быстро освоились с боевой обстановкой; мы убедились, что им можно доверять серьезные задания. Чаще всего бригаду использовали для разведки боем. Дралась она напористо и заставляла противника раскрывать всю его огневую систему. В бригаде появились отличные снайперы. Как заправские охотники, они часами подкарауливали гитлеровцев и редко выпускали их живыми.
„Беспокойная“ бригада воевала неплохо. За доблесть в боях с большинства ее бойцов судимость была снята, а у многих появились на груди ордена и медали.
Жизнь убедила меня, что можно верить даже тем, кто в свое время по каким-то причинам допустил нарушение закона. Дайте такому человеку возможность искупить свою вину — и увидите, как хорошее возьмет в нем верх. Любовь к Родине, к своему народу, стремление во что бы то ни стало вернуть их доверие сделают его отважным бойцом».
Этот текст мы читаем в последнем издании книги Рокоссовского «Солдатский долг», вышедшем в 1997 году и содержащем, по уверению редакторов, все купюры, сделанные в предыдущих изданиях и восстановленные теперь по авторской рукописи. Однако внимательное сличение текста последнего, шестого издания с текстом первого, появившегося в 1968 году, показывает, что тогда пассаж о «беспокойной бригаде» был значительно подробнее. После слов о том, что бойцы бригады заставляли противника раскрыть всю свою огневую систему, следовало примечательное продолжение: «А между боями мы эту бригаду размещали на участках, где создавалась чрезмерно мирная обстановка. В первую же ночь отчаянные смельчаки совершали набег на вражеские позиции. Возвращались с пленными и трофеями. Да и днем теперь не было спасения гитлеровцам. Носа не могли высунуть из окопов».
В машинописи мемуаров, сохранившихся в архиве семьи Рокоссовского, этот эпизод изложен несколько в иной редакции:
«В августе к нам на пополнение прибыла стрелковая бригада, сформированная из осужденных за различного рода уголовные преступления добровольцев, напросившихся искупить свою вину на поле боя. Это соединение быстро освоилось с боевой обстановкой, самоотверженно выполняя самые сложные боевые задания. Использовали мы эту бригаду чаще всего для проведения разведки боем на различных участках армий и для создания напряженной обстановки для противника там, где создавалась уж очень спокойная обстановка. Мне самому приходилось наблюдать на некоторых участках обороны 3-й и 48-й армий картину, когда на расстоянии 300–400 метров, разделявшими позиции наши от противника, мирно развешивалось белье и предметы обмундирования для просушки как с нашей стороны, так и с противной.
Вот на такие участки иногда мы ставили упомянутую выше бригаду, и она быстро наводила надлежащий боевой порядок. Обычно первым приемом этих отчаянных смельчаков был ночной набег на позиции врага. Как правило, такая операция заканчивалась успехом, захватом значительного количества пленных и трофеев. Впоследствии пленные показывали, что на таком участке, который занимала бригада, нельзя было врагу не то чтобы показываться, но даже высунуть пальца. В составе подразделений оказалось много снайперов, и они, как заправские охотники, днями и ночами подкарауливали врагов, охотясь на них. На счету таких охотников числилось много уничтоженных вражеских солдат и офицеров. Многие из состава бригады были награждены орденами и медалями за различные подвиги.
Я привел это соединение как пример того, что даже у людей, в прошлом нарушавших в какой-то степени установленные советским обществом законы, выше всего в соответствующих условиях оказалась любовь к Родине, к своему народу и безграничная ненависть к врагу, нарушившему мирную жизнь советского общества».
Остается загадкой — то ли слова про успехи бывших зэков были вписаны цензорами в рукопись маршала, чтобы объяснить, за что же именно получали ордена и медали бойцы бригады, то ли, наоборот, это место присутствовало в авторском тексте, но было купировано уже нынешними редакторами. Если верно второе положение, то одним из мотивов удаления этого текста могло послужить то, что из него вытекало: обычно бригада располагалась на тех участках фронта, где противник держал себя пассивно и его наступление казалось маловероятным. Дело в том, что формирования из бывших узников ГУЛАГа, равно как и штрафные батальоны и роты, остерегались использовать в обороне для отражения неприятельских атак. Ведь тогда у считавшихся неблагонадежными бойцов появилась бы возможность сдаться в плен. Другое дело — бросать их в наступление, в ту же разведку боем. Здесь сдаться в плен нет никакой возможности. Для этого надо добежать до немецких позиций живым и невредимым, а шансов на такой исход почти нет.
