— Чё, шутка такая? Я ж его только на той неделе видела. До того, как Маринкина мать в больницу загремела. Вот как вас сейчас. Вместе с ним в лифте спускалась.
— Этого еще не хватало! — хором среагировали мы с Наташкой.
— Ты наверняка ошиблась, — с нажимом заявила подруга. — Мы несколько раз были на его могиле.
— Ну, отпад! Не знаю, на чьей могиле вы были, а я вам говорю, что видела его своими глазами живым и здоровым. Ошибка исключается. Мужик хоть и старый, ему за сорок, но я бы за таким красавцем куда угодно побежала. В натуре он даже лучше, чем на фотографиях. Мне их Маринка показывала. С полгода назад. Надо было чем-то развлекать. Я тогда ключи от дома забыла, она меня и пригрела. «Ошиблась», блин!.. Да мне этот дядечка на всю жизнь запомнился. Если бы у меня был такой папа, то и мама была бы красавицей. А значит, и я — на уровне. Вон, как Маринка.
— Что-то мне плоховато стало… — пожаловалась Наташка. — Как тебя зовут, милое дитя колледжа?
— Ритуля я… — нервно поправив очередной раз сползший с плеча плед, представилась девица и тряхнула перистой гривой, явив простенькое, но не лишенное приятности личико.
— Ты не разрешишь мне, Ритуля, присесть здесь, на полу, а лучше — на табуреточке? У вас есть табуреточка?
— Ну да! Я в кухню за табуреточкой, а вы в комнату за деньгами. Только у нас их нет.
И тут Наталья взвыла, а следом и запричитала. «Рэперы отдыхают!» — подумалось мне, когда подруга в такт своему речитативу принялась активно раскачиваться из стороны в сторону и заламывать руки. Если отбросить лишнее, она твердо обещала больше никогда в жизни не поминать Кириллова. Никак. Не приезжать к нему на могилу ни до, ни после его смерти, обманывая родного мужа тем, что едет по магазинам. Затем отыскать Володькину жену и Сергеева, чтобы лишить их возможности выжить в больничных условиях, а Маринку с ее двоюродной бабкой просто придушить, не дав возможности подлечиться в дурдоме.
Ритуля мигом кинулась на кухню. Вернулась с табуреткой и в одних трусиках — плед слетел с нее по дороге. Но Наташка уже устроилась на полу, что не мешало ей продолжить выступление.
— Может, ей водички дать? — не зная, что делать с табуреткой, спросила меня Ритуля. — Я поняла — ее Маринкин отец бросил.
— Кинул! — поправила я. — Да еще как. Обойдемся пока без воды. Лучше сама оденься, замерзнешь. Нужна твоя помощь. Какая-то неразбериха получается. Значит, ты часто общаешься с Маринкой?
— Не-а, — донесся из комнаты приглушенный голос расторопной Ритули. Через минуту она вернулась в шортах и кофточке с короткими рукавами. — С Маринкой общаемся по типу «привет и пока». Во-первых, она красотка, на нее все мужики западают, а во-вторых, старше меня. Да и интересы у нас разные. Она…
Легкий шум над головой прервал откровения Ритули. Она радостно объявила, что Маринка скорее всего вернулась домой. Пора было приводить Наталью в чувство. Я предложила ей немедленно встать и заняться реализацией своих кровожадных планов. Подруга отвлеклась от слезного этапа и взглянула на меня с недоумением. Пришлось перечислить по пунктам все, что она наметила. Ответ был слабым, но вполне осознанным: «Да ты сбрендила!» Больше времени ушло на Ритулю. Я долго убеждала девушку, что наш случайный визит лучше ни с кем из Кирилловых не обсуждать. Тамара Васильевна хоть и разъехалась с мужем, но появление соперницы, пусть даже и бывшей, отрицательно скажется на ее здоровье. Да и Марине, ранее убедившей сидящую сейчас на полу тетю Машу в папиной смерти, будет неприятен отрицательный результат своего вмешательства в личные дела родителей. Кажется, Ритуля ничего толком не поняла. И это радовало. Не сможет связно объяснить Маринке, кто и зачем ввалился к ней с расспросами.
Наташка против псевдонима «Маша» не возразила. Уже на выходе посмотрела на меня разнесчастными глазами и тихо сказала:
— Теперь я окончательно уверилась: мы участники какой-то дикой игры. А разве можно играть со смертью?
— Нет, — на полном серьезе ответила я. — Смерть — это всегда страшно.
8
На сей раз проблем с лифтом не возникло. Если не считать того, что сначала мы приехали на первый этаж, по Наташкиной прихоти, а потом, по моему мудрому решению, покатили на девятый. Уж очень хотелось переговорить с участковым. А вдруг он окажется дома? Может же у участкового понедельник стать воскресным днем.
Его квартиру вычислили сразу. По надписи черным фломастером на светло-зеленой стене: «Осторожно, злой мент!» В голове был полнейший бардак, я не успела придумать «легенду», которую следовало выдать участковому.
«Злой мент» открыл сразу же, едва я притронулась к кнопке звонка. Такое впечатление, что ждал нашего пришествия. В руке у него был огромный бутерброд — полбатона, не меньше. Так скоро я появления официального представителя закона и правопорядка не ждала. От неожиданности растерялась и позвонила еще раз. Участковый, молодой парень лет двадцати пяти, ну, может, чуть больше, в модных очках, придающих лицу еще большую интеллигентность, удивления не выказал. Просто напомнил, что он уже на пороге и, несмотря на выходной по графику день, весь внимание. Будучи уверенной, что таких участковых не бывает, я еще больше растерялась. Иначе как объяснить мои дальнейшие действия? Поздоровавшись, я поблагодарила «злого мента» за гостеприимство, отказалась от бутерброда, но тут же его отняла, предложив «подержать». Он согласился, только я не знала, что с бутербродом делать дальше. Наверное, поэтому и вручила его Наташке со словами: «Передай другому». Даже руки отряхнула. Оглянувшись назад, подруга недоуменно скривилась и, запоздало поздоровавшись, вернула бутерброд первоисточнику. «Злой мент» благодарно кивнул и мгновенно откусил довольно приличный кусок, после чего жестом пригласил нас войти. Очевидно, молодой участковый за время своей работы многого навидался, в том числе и сумасшедших выходок.
В просторной кухне, куда он нас провел, работал телевизор. На экране, блистая роскошной раздетостью и танцевальной пластикой, мешающими уловить смысл песни, пела популярная женская группа. Не дожидаясь особого приглашения, мы уселись на маленький диванчик. И только тогда я поинтересовалась, действительно ли мы явились к участковому.
— Что, не похож? — усмехнулся он. — Пояснительную надпись на стене не читали? Меня зовут Иван Романович, а вас?
«Злой мент» проглотил кусок бутерброда и выключил телевизор.
— Нас? Маша, — мгновенно отреагировала Наталья, определенно начиная привыкать к своему псевдониму, и полезла в сумку за паспортом. Решив от нее не отставать, я достала свой. По крайней мере, не обзывалась чужим именем, мне можно верить.
— Ясно, — вздохнул Иван Романович, ознакомившись с паспортными данными, и, доброжелательно взглянув на Наташку, добавил: — Значит, в миру вы просто Мария.
— Наталья я… — прогудела подруга. — Тут такое приключилось, что собственное имя забыла. Хорошо, хоть собачьей кличкой не назвалась. Ир, ты не помнишь, как зовут мою собаку?
Наташкиного вопроса я не поняла, поскольку он не имел никакого отношения к делу. Раздумывала, как объяснить наш интерес к семье Кирилловых, чтобы не навредить ни им, ни себе. Но тут, опередив меня с объяснениями, расправила невидимые крылья Наташка. Скорее всего, к ней окончательно вернулась память, она даже вспомнила, как зовут Деньку — Денькой. И она, в отличие от самой Наташки, сейчас дома, отдыхает после рыбалки.
— Иван Романович, мы, собственно говоря, приехали к Кирилловым. А их нет дома, — пожаловалась подруга.
— Так, наверное, следовало вначале позвонить и согласовать время встречи.
Лицо участкового продолжало оставаться бесстрастным.
— Мы звонили, согласовали, только Марина не приехала… Мы подумали… Не важно, что мы подумали. Вы, вообще, в курсе, что произошло в этой семье?
Наступившая минута молчания позволила мне полюбоваться видом из окна — капризным небом, решившим отгородиться от неблагодарных землян плотным занавесом из серых туч. Похоже, люди разучились ценить прекрасное — глубокую, безмятежную синеву, украшенную белыми барашками облаков. Для кого, спрашивается, матушке-природе наводить красоту?