Пока он говорил свою признательную речь, видел, как наливается кровью лицо отца. Это нехорошо, это очень нехорошо: папа в гневе страшен. «Какого чёрта он сердится? Я же сознался во всём! Я же раскрыл ему свой секрет, сделал то, что он хочет!»

— Что за чушь ты мне тут мелешь, мля? — прорвало отца. — Какое нахрен ускорение, какой дури ты обкурился? — он разразился трёхэтажным матом, которым словно пощёчиной огрел сына. — Ну-ка, закатай рукава!

— Рукава? Зачем? — не понял Дима. Гнев отца, обрушившийся на него так внезапно, совсем выбил из колеи. Но тут пришла догадка. — Пап, но я же…

— Закатывай!!! — во весь голос проорал отец. Дима с удивлением заметил, что кулаки отца сжались, словно он едва сдерживал себя, чтобы не ударить сына. Это испугало больше всего: отец вообще не поднимал на него руки. Никогда. Мама могла отвесить полновесного леща, особенно когда он ещё в школе учился и приносил домой не совсем приятные оценки, но отец… никогда! Обида больно ударила по сердцу, увлажнила глаза, он сник и покорился. Молча закатал рукава рубашки, явил отцу совсем не исколотые руки.

— Я не наркоман, — тихо сказал он.

— А теперь задери штаны! — рявкнул отец. И тут сын безропотно подчинился, показал чистые, не исколотые ноги.

— Трусы снимать? — как-то очень спокойно и ровно спросил его Дима.

— Трусы? Зачем? — не понял отец.

— Говорят, туда тоже наркоманы колют. Прямо в яйца.

Игорь вспыхнул пуще прежнего. «Этот щенок ещё издевается?» Но в глазах у сына не было издёвки или презрения. Поруганная гордость была, отрешённость какая-то, даже безразличие, а надменности или глумления — нет, не было. Это как-то сразу его подкосило. Дима на вид не был заторможен, а на теле не было следов уколов. Значит, до тяжёлых наркотиков дело, слава богу, ещё не дошло. Но это не исключает того, что он мог пить всякие таблетки. Хотя… они ведь тоже должны иметь какие-то последствия?

— Трусы? Нет, трусы не надо, — Игорь резко развернулся, пошёл на выход, но так же резко развернулся, уставил обличительно палец на сына, стоящего столбом всё там же. — Не дай бог!!! — Рявкнул он. — Вот этими руками!!!

И вышел вон, громко хлопнув дверью.

На душе было гадко и противно. Сын его обманывал. Сын говорил всякую чушь, а значит — обманывал. Предатель! Взрастил, понимаешь! Змеюку подколодную.

Совсем забыл спросить о пожаре и роли в нём Димы, как-то вытиснилось на задний план. Он совершенно не ожидал такого всплеска агрессии по отношению к собственному сыну. Но почему-то и мысли не возникло, что поступил неправильно.

Открыл холодильник, но рука потянулась не к пиву, а к початой бутылке водки.

А Дима лежал на кровати, пустыми глазами уставившись в потолок, и серьёзно думал, что нужно с квартиры съезжать на вольные хлеба.

Между отцом и сыном пробежала чёрная кошка. Это было заметно невооружённым взглядом и больно ударило по женщинам. Катюха осторожно попыталась выяснить у брата, в чём дело, но тот только отмахнулся. Прямолинейная же мать не стала откладывать дело в долгий ящик, затянула всех в зал и устроила разнос обоим. Отец вновь кидал обвинениями в адрес сына, мол, наркоман. Дима же решил теперь ни в коем случае не говорить родным о своей суперспособности. Вновь продемонстрировал чистое тело, выявил готовность в любое время пройти наркоконтроль. Тогда отец выдвинул последний аргумент, мол, видел сюжет, как горел наркопритон, и как из того притона вытащили Диму. В подтверждение своей версии притащил всё ещё попахивающую гарью куртку. Сын насупился, обиженный, насколько извратили его всё же благие действия. Не станешь же им рассказывать, как сиганул в огонь, как вытащил бабку, как оказалось, что всё это зря. Не поверят, да и… да и ненужно. Не нужен им сын-герой. Им нужно более привычное. Им надоели необычности, творящиеся с сыном и братом. Если он всё так же будет плодить не свойственное ему и его действиям события, они все заподозрят в нём чуждость, отвернутся от него. Они ещё не готовы к изменениям, что уже произошли.

— Я… я действительно был на пожаре. Там действительно меня сняли… Но то был не наркопритон. Хотя, может и наркопритон, но я о нём ничего не знаю. Мы просто шли мимо, увидели пожар — и решили помочь.

— Кто «мы»? — маме всё нужно было знать.

— Да мы… с пацанами. Ты их не знаешь.

— Куда шли-то? Это ж частный сектор! Там же одни цыгане, что наркотики и самогон продают! — это уже отец.

— Не только, — потупил взор Дима. «Врать — так врать», решил он.

— А что ещё? — не поняла мама.

— Димка по бабам бегал, — захихикала Катька.

— По ба… тю! — всплеснула руками мама. А ведь действительно в таком случае всё сходилось. — Кобель несчастный!

Дима залился краской и старательно делал вид, что ему безмерно стыдно. Ему и так было стыдно: двадцать два года — и девственник. Уже ведь и деньги зарабатывает, мог бы и проститутку снять, но всё робел и не решался. Ему казалось, что проститутки непременно больны всеми венерическими болезнями и обязательно СПИДом.

Обстановка кардинальным образом изменилась, заговорили все, каждый — своё. Мама и Катька вовсю вспоминали знакомых девиц и напропалую разрисовывали их прелести, по-семейному подшучивая над красным от стыда Димой. Потом, наконец, отец пересилил себя, встал — и попросил у сына прощения. Естественно, Дима простил. Это был трогательный момент, и мама даже всплакнула, обняв каждого так, что рёбра затрещали. И отвесив обоим подзатыльники.

О пожаре все враз забыли. И даже о том, что сына и брата вроде бы искали через ролик по телевидению. Зачем искали, с какой целью? Дима об этом совсем не знал.

Жизнь продолжалась. Обрастая новыми границами, ограничениями — и новыми возможностями.

Псих сидел напротив привставшего, то есть всё ещё привстающего бизнесмена, к которому с «дружеским» визитом наведалась так сказать карательная ячейка организации.

Бизнесмен посмел усомниться в несомненной прибыльности и искренности предложения Саввы. У него, бизнесмена этого, никто не требовал денег. Никто не брал в заложники родных. Никто даже не угрожал. Вежливо попросили разделить свою часть акций одного из достаточно перспективных предприятий. Коготок запустить в акционерный фонд, он потянет за собой всё тело. Не согласился бизнесмен. Что ж, пришло время более строгого увещевления.

Это была рядовая акция. Можно сказать, рутина. В «организации Саввы» роли и до прихода в неё Маладиевских были уже распределены. Каждый знал свой фронт работ и обязанностей. Потому организация и была такой прочной. Кстати, о названии. Кто-то из конкурентов прозывал Савву просто бандитом, а людей из его окружения сводил в шайку. Но сам Савва как-то болезненно реагировал на криминальные ассоциации, которые с ним связывали. О нет, для него это было слишком мелко. Не с простой шайкой он хотел, чтобы его ассоциировали. И не с преступной группировкой. В самом деле, конечная цель его стремлений — стать как минимум тайным советником вождя. Какого вождя, он ещё не решил. То ли одно из крупнейших олигархов, то ли влиться в политику именно таким макаром: тайно, с чёрного входа, не размениваясь на мелочи, не с грузом сомнительной славы мелких преступников или просто безбашенных беспредельщиков. Нет. Тут надо тоньше. И в то же время — жёстче. Впрочем, кроме Саввы всей полноты его задумки не знал никто, даже его побратим Илья. И всё же, среди своих было принято называться «организация». Не шайка, не ОПГ, а — «организация». Так солидней. И загадочней.

Ну так вот. На «акции внушения» выдвигались обычно Псих и Асассин. Иногда достаточно было и Асассина, особенно, если предполагалась месть или устрашение. Но вот одного Валеру-дурачка на такие задания никто и не думал отправлять. А сдержать его мог только Асассин.

До недавнего времени.

Теперь сдержать агрессию и жестокость Психа могла и Кошка Инга. Как-то так с первой их акции повелось.

Тогда сама акция предполагалась даже не для конкурентов, а для Маладиевских. Для одной из них — для Инги. Чтобы, понимаешь, показать, что организация не шутит и со своими врагами и предателями может расквитаться более чем болезненно. Чтобы эту нехитрую мысль Инга довела до своих родителей.