Блин, ну до чего же пафосно звучит! Почему, почему сразу — во благо? Почему я для этого человечества должен хоть что-то совершать? Я что ему, должен, что ли? Я должен моим родным, моей семье. Они меня вырастили и воспитали, они мне дали всё. Все блага — да-да, тебя, человечества. Ты, человечество, предмет неодушевлённый. Большинство тебя — людишки мелкие, паразитные, никчёмные. Я таким был! Я такой и есть, фигли там… В каждом, блин, фильме с такой проблемой во главе угла ставят этот вопрос: что ты, человечество, и зачем тебя спасать? И каждый раз выезжают на слезе ребёнка. Да ладно! Прочь сантименты! И без всяких супергероев ты, человечество, выживешь. Как тараканы выживают. Как паразиты.

Планете четыре миллиарда с чем-то лет. Она пережила катаклизмы покруче всяческих ядерных войн. Так что не надо тут рамсы качать. Мы тут, может быть, далеко не первая цивилизация. А я — не супергерой, что там, и я не предназначен для великих дел. У меня просто уродство сознания, которым я собираюсь воспользоваться для ништяков.

Ага, удивлено?

Ведь если бы я тебе, человечество, был нужен, ты бы не сделало меня таким никчёмным! Что? Для того и сделало никчёмным, чтобы канонически захотел искоренить несправедливость? Да что за глупость! Нормальный человек после того, как всю жизнь прослужил объектом насмешек, разве после того, как получит возможность вершить всякое, что не мог раньше, сразу становится великодушным? Только в комиксах, только в кино. В жизни же что он сделает первым? Пра-а-авильно, подыщет возможность отомстить своим обидчикам, дать себе всё, чего он не мог себе позволить, а уж потом… Ладно, что-нибудь во благо.

Взрослей, блин, человечество!

А всё же… Всё же интересно было бы вести какую-нибудь игру в стиле «Чёрной кошки» из «Место встречи изменить нельзя». Или тысячи других случаев. Там, где злодеи или герои оставляют на «месте преступления» личный логотип, так сказать. У Бэтмена вот, например, летучая мышь. У других — другое. Знак какой-то. Опознавательный. Ну, это если я буду таки творить добро. По своей душевной порядочности, что ли.

О! Вспомнил. Пародийно и в тему, и даже ржачно. Помнится, был в «Утиных историях» эпизод про «Супер-пупса». Не помню, про что, но был. Вот и я буду «Супер-пупсом». И знак… знак… о! Точно! Наше «С» с глазками над буквой. Получится вроде как пузатой «С». Вот тебе и «супер», вот тебе и «толстый». Так и порешим».

Дима с наслаждением зевнул, потянулся и почесался. Устал, хотелось спатоньки. День вышел абсолютно сумасшедший, долгий и невероятно насыщенный.

С удивлением обнаружил, что находится в убыстренном состоянии. Он в процессе всяческих размышлений то входил в ускорение, то выходил, практикуя возможность входа в свою суперспособность на уровне инстинктов. Равно как и выходить.

Над ним висела ручка. Он время от времени её подкидывал и отрешённо смотрел, как она, вылетая от него с ускорением, через пару секунд замедляется и еле-еле крутится в воздухе. Потом он её из состояния заторможенности выхватывал — и снова подбрасывал. Развлекуха!

Потом он как бы даже несознательно, не отдавая себе в этом отчёт, начал с этой ручкой играть. Жонглировать ей, не прикасаясь. Приблизил руку — ручка начала двигаться быстрее. Отдалил — замедляется.

А теперь вот задумался. Почему так? Почему, когда он берёт в руки ту самую ручку, находясь в убыстренном состоянии, крутит её — всё в порядке. Никаких отличий от «нормала» не наблюдается. А стоит её отшвырнуть от себя подальше — и через несколько секунд она очень замедляется. Почему так? В чём подвох?

Он вспомнил случай с голубем, которого выхватил в полёте, и который «ожил» в его руках.

«То есть, получается, у меня в руках предметы и существа начинают двигаться и вообще — жить с такой же скоростью, как и я? Я их что, наделяю на время той самой способностью? Или такое вот явление суть отрыжки способности и есть? То есть, получается, у моих рук, а может и вокруг меня, существует некое пространство, поле, внутри которого я и существую в этом самом ускоренном состоянии? Не, ну а чо, это многое объясняет. Получается, что это состояние как бы вырезает меня из реальности, заключая в кокон, в котором действуют иные физические константы. Симпатично получается. Правдиво даже. Как это возможно — не моего ума дело. Не знаю. А вот то, что предметы ускоряются или замедляются — это забавно.

Предметы… А Я? Я сам могу замедлиться, отдалившись от материальных объектов? Иными словами, могу я так же, как и ручка, избавившись от поля, перейти в замедление… блин, да как это понятней-то понять и выразить? В общем, если я избавлю окружающие предметы от себя самого и этого вот поля ускорения, будучи сам в ускоренном состоянии — не получится ли так, что я сам замедлюсь? Пока сила притяжения, помноженная на моё замедленное ускорение, тихо и спокойно вернёт на бренную планету.

А? Ну-ка, попробуем».

Он забрался на стул и, глубоко вздохнув, подпрыгнул. Едва не прорвав обивку сидушки, он взлетел чуть ли не под потолок, чуть-чуть не врезался в люстру, и вдруг!.. Вдруг его полёт уже вниз начал замедляться. По пологой параболе (Гиперболе? Синусоиде?) он спускался вниз, и его полёт длился долго, много дольше обычного прыжка. Медленно, очень медленно по краям зрения проплывали шкаф и кровать, телевизор и дверь. И — оно! — ощущение полёта! Хотелось раскрыть ноги, руки — и воспарить! Хотелось лететь долго, наслаждаясь невесомостью и вседозволенностью. Хотелось просто лететь! Это было просто неописуемо! И донельзя желаемо.

То есть ему захотелось того же самого, только в десять раз больше и дольше!

Из мыслей его выбило приземление. Жёсткое, сильное, реальное. Грохнуло по пяткам бетоном через линолеум.

О да, бог любит троицу. В скором времени можно ожидать очередного «стука в батарею» от соседей.

Но главное — вот оно! Вот оно, наслаждение, вот он, бонус. Летать! Парить! В ускоренном состоянии насладиться планированием в полной мере. Не несколько секунд, а минуты, десятки минут — парить, лететь! Незримые крылья.

«Да, да, и ещё раз да!

Глупо не воспользоваться такой возможностью!

И нечего откладывать! Здесь и сейчас!»

Дима, воодушевлённый новой перспективой «ништяка» и в предвкушении новых ощущений сродни травки, решительно направился к окну. Распахнул, несмотря на ночной (было уже около полуночи) весенний холод, его настежь. По причине зимы москитной сетки, конечно, не было, так что ничего не мешало видеть искринки на не растаявшем сугробе и зажигающиеся и гаснущие фонари внутри двора. Тишина, никого не слышно. Только из окон соседей приглушённо доносится телевизионные звуки да от недалёкого шоссе пробивается сирена «скорой», спешащей на вызов.

Дима внимательно оглядел окрестности. Никого в пределах видимости.

Красота!

«Ну, готов? — Дима отошёл назад на пару шагов для разгона, зыркнул на телевизор, убедился, что находится в ускоренном состоянии, улыбнулся. — Кто не рискует, тот не пьёт…пива!»

И с криком «Банзааай!» с разбегу прыгнул в открытое настежь окно.

Все люди в мире делятся на две категории: те, кто даже не пробовал летать как птица и на жирные кляксы на асфальте. Дима не представлял, к какой категории относится. Просто не успел об этом подумать.

Страшно ли ему было? Наверное, да, но он этого чувства сейчас не ощущал. Страх нынче забивался чувством необычности, вседозволенности, счастья наяву! Эйфория! Словно в сказочный сон попал. Страх пасовал перед тем, что должно произойти.

А происходило просто волшебное действо!

Нырнул в окно он «рыбкой», но на вылете зацепился носками тапок о подоконник. Это, во-первых, изрядно сбило его восторженное состояние, в первые секунды кинув в пучину паники. Во-вторых, его немного развернуло, и теперь он летел не параллельно земле, а словно нырял в бассейн. В-третьих, с него слетели тапки.

Но уже через пару секунд все эти мелочи перестали существовать перед напором просто таки бешеной эйфории, возникшей у Димы где-то в груди и брызнувшей ручейками во все нервные окончания. Он летел! Он парил!