У Бингхама была наготове душещипательная история о том, как его попытки развить музыкальное дарование были сурово притиснуты в целях национальной безопасности, но рассказать ее он не успел. Корабль неспешно проволокся под мостом, едва не зацепившись мачтой, и капитан успел даже перевести дух, когда обиженный в лучших чувствах тролль вылетел из-под моста и длинным прыжком настиг уходящий тендер. Огромная туша тяжело приземлилась на корму, с сухим хрустом проломила палубу и заставила взлететь все, что к ней не было привязано, включая лошадей. Торгрим в полете успел, по своему обыкновению, съездить Бинго первым, что пришлось под руку – пряником. Бинго же успел извернуться и этот пряник цапнуть зубами. Когда пришло время падать, дварф опытно приземлился на ноги, а гоблин не преминул угодить точно в бочку, из которой уже торчал его меч, и в ней застрять по пояс. Тролль же неспешно выдрался из пролома в палубе, небрежным взмахом лапы смел капитана с руля и выдвинулся к центру палубы, поскрипывая когтями длиной в руку.

Бинго, как уже сказано, немало повидал троллей, но такой громадины ему доселе не попадалось. Даже не разогнувшись в полный рост, повелитель моста возвышался над рослым гоблином на добрых две головы, а в плечах был шире раза в три, отчего походил скорее на гору, обросшую седым лишаем с подножия до вершины. Корявая троллиная морда, словно покрытая толстенной корой, никаких эмоций не отражала, а глаз и видно не было из-под вспученных надбровных дуг, но что-то такое было в неспешной поступи колосса, что заставило матросов, не задерживаясь, посыпаться за борт. Не успел хозяйственный дварф и ахнуть, как за ними последовали обе обозные коняшки; только преисполненный воинской доблести Рансер остался стоять как вкопанный, а пони метнулся в одну сторону, в другую, скакнул на борт, но одолеть его так и не сумел и панически заржал в уголочке.

– Вот чудо чудное, теперь мы и команду потеряли, – простонал Торгрим. – Куда хоть это страшилище бить, чтоб наповал? О такую башку топор не поломать бы.

– Да погоди ты бить. – Бинго подергался, застряв в бочке, но на морду тролля смотрел неотрывно, словно вспоминая что-то. – Эй, ты! Что-то знакома мне твоя рожа! Ты, часом, не родственник Угышыхыбубуху?

Свершилось, как обычно в Бингхамовом присутствии, невероятное – тролль остановился, и стригущие его движения когтями чуть замедлились.

– Соображай скорее, старина, у нас дела срочные, – раздраженно потребовал Бинго, оперся руками о края бочки и, от них отжавшись, высвободил ноги. – Очень у тебя уши знакомые, прямо как у него.

– Пятиюродный... внук... – Таким голосом могла бы шелестеть, к примеру, дубовая роща, или из тенистой расщелины в горном кряже он мог бы доноситься, до икотки пугая ко всему привычных скалолазных охотников.

– Ты ему или он тебе?

– Какая тебе разница? – прошипел Торгрим, лихорадочно соображая, не делает ли семейное знакомство Бингхама с троллем союзниками, потому что если делает, то лучше будет удержаться от очередной порции поучительных побоев.

– Терпение, только терпение.

– Он... мне...

– Ага. Пятиюродный внук... тогда ты, выходит... – Бинго растопырил пальцы и принялся их загибать. – Двое сбоку, луна в средней фазе, мешок песка и семеро неспящих... стало быть, ты Гультапранидоспонд?

Тролль остановился совсем, завалил голову на плечо и уставился на знатока генеалогии, ни единым мускулом не выдавая чувств, но Торгрима уже и то впечатлило донельзя, что эту громаду удалось притормозить без применения стенобитных орудий.

– Нет... он... мой... брат...

– Старший или младший?

– На... меня... смотри... как... думаешь...

– Я никак не думаю, у меня дварф для этого. Твое мнение, борода?

– По мне, так он всему миру дедушка.

– Да, но что это значит?

– Что он старший, дубина.

– Ну, допустим. Как тогда его зовут?

– Я-то откуда знаю?! Единственный тролль, которого я доселе встречал, околачивал ульи на пасеке, а потом от пчел в лес бегал, причитая по-свойски, да и тот не представился.

– От пчел бегает Гых, сын Уйи и Барматрухочипугрофеля.

– Зачем?.. – стылым туманом дохнул древний тролль.

– Забавляется так. Он дурной уродился, еще и мяту нюхал. Но ладно, не о нем речь, а кто там старший брат у этого... не-не, погоди, постой, ты что же – легендарный Ы-уа?!

На сей раз даже резная троллиная морда слегка дрогнула.

– Знаешь... меня...

– Да кто ж тебя не знает! – Бинго заломил колпак на затылок, словно бы в растерянности. – Вот только никак не ожидал тебя тут встретить, да еще при таких делах – пряники рвать из рук у корабельщиков.

– На... себя... гляди...

– Вот именно, – поддержал тролля Торгрим и секирой о палубу бухнул. – У старика хоть седина на ушах висит, ему это вроде заслуженной пенсии, а ты, жлоб, по какому праву на чужие пряники лапу налагаешь?!

– Верно... речешь... маломерок...

– Так я как есть безымянный олух, а это Ы-уа, который, если не врут кощунники, еще самого Амбала застал, а после совершил столько героических подвигов, что почти с Ушкутом сравнялся! Он сокрушил цитадель безумного колдуна-графомана в Руонте!

– Было... ух... писака... зла не хватало...

– Он разбил своей палицей железные ворота, которыми гномы пытались закрыть Нейтральную Зону от подходящих северных армий!

– Не палицей... дуб... вырвал...

– Он первый и единственный из троллей поставил подпись на пакте эльфийской капитуляции!

– Да... было... крестик...

– Ага, много лет спустя эльфы этот пакт оспорили на том основании, что он твоим крестиком перечеркнут напрочь от края до края.

– Крючко...творы...

– Не говори, это ныне по миру хворь такая пошла гномья – юриспруденция, который ее подцепит – вмиг начинает мир видеть через странную призму и убедительно всем объясняет, что ходить положено на ушах, а петь задницей, что небо желтое, а вода твердая, что трусы храбрые, а вруны честные, если не поймали, то и не крал, если бумажки с печатью не имеешь, то неправ в любом случае...

– Уймись, – потребовал Торгрим. – Мы все поняли про гномов, теперь бы на троллей перейти как-нибудь.

– Да... почему бы... вас... не порвать... не сожрать...

– В твоем возрасте вредно столько холестерина, а в дварфе еще и желчи тройная норма. Я о чем речь вел? Что вот он, здоровущий бугай – может, даже самый здоровущий в мире, сидит тут, прохлаждается, проезжих стращает да пряники кушает! А там, на севере, у Бубуха в пещере в аккурат крыша прохудилась!

– Крыша?!

– Крыша?..

– Ну или как там это называется, потолок пещерный. Бубух его по глупости проковырял насквозь, чтоб посмотреть, кто там ходит.

– И кто... ходил?..

– Я и ходил. Старичина, да там работы непочатый край: хоть елки ломай, хоть молодняк наставляй, хоть каменюги в реку скатывай.

– Каменюги... весело... – Тролль словно бы осунулся, обвисшие когти стукнули в палубу, и из-под них заструились тонкие витые стружки со взрезанных досок. – Давно... Было... Очень стар... Сил нет...

– Как корабли топить, так сил хватает, – не удержался Торгрим.

– То корабль... хлипкий... а то молодняк... наставляй... никакого терпения...

– Да брось, дед, чего б напоследок жару не задать этим щенкам!

– Не могу... не мое дело... Я уж тут...

– Ну, тогда давай биться насмерть. – Бинго раздраженно всплеснул руками и потянул из бочки меч.

– Давай...

От тролля вновь повеяло могильным холодом, плечи развернулись, едва не перекрыв всю палубу, а на разведенных лапах раскрылись сабельными клинками кошмарные когти. Шкура чудовища, покрытая частой сеткой старых шрамов, выглядела как достойная преграда даже двуручному мечу, а руку его в самом тонком месте Торгрим не взялся бы перерубить с одного удара, даже если бы тролль ее услужливо положил на плаху.

– Одну минуточку! – Дварф предупредительно вскинул свободную руку, прося тролля подождать, подхватил Бинго за пояс и отволок в сторонку.