– Занятный случай, – рассудил Бинго со своей колокольни, устрашающе позевывая. – Это ж у нашего усача под самым боком какая-то скотина озорует! Или это он сам погулял, да так и поддерживает место для пикничков в приятной компании?

– Сэр Малкольм не таков, чтоб свое рушить, – отозвался Торгрим твердо. – Он справный рыцарь старой закалки, таких шутничков прижучивает наотмашь, не считаясь с чинами. Но сколь я знаком с местной системой, а с нею я знакомился последние полгода, беседуя с соседями по чулану, здесь вполне могут начаться уже и личные владения какого ни на есть важного удодища. А у тех на все свои права. Захочет – и жить запретит.

– Да пущай запрещает. Кабы я от всего, что мне запрещали, отступался, был бы ноне мил, невинен, благолепен и зубов имел бы куда как поболе... что, кстати, и недурственно бы случилось, если уж так по совести.

– Нам-то с две Дуэрры запретишь, а вот своим поселенцам – очень просто. Но давай подумаем, каков резон свой же постоялый двор огню предавать?

Бинго честно подумал:

– Ежли зима сурова была, так можно было согреться.

– А еще подумай, – предложил дварф раздраженно. – Не таковы тут зимы, чтоб избы палить, да тем паче запрещать на их месте строиться.

Бинго сморщил нос и нахлобучил шлем на голову, дабы причаститься даруемой им мощи мышления.

– Проводили учения по пожарной безопасности? – прогудело из дыр шлема натужно.

– Все, прекращай думать. Оно тебе не на пользу.

– Еще Мастер Зазеркалья говорил сии слова с совершенно той же интонацией. – Бинго с облегчением сдернул ведро с головы. – И ведь каждому проверить надо, хотя, казалось бы, с первого взгляда очевидно. Ну а ты что думаешь или такой же дурила, только еще и ростом не задался?

– Сдается мне, что по какой-то причине местному хозяину это место невозлюбилось. Так-то никакой владетельный сеньор не откажется от чистой прибыли, а стало быть, постоялый двор он возведет где-то, где ему любезнее. Но чем же плохо здесь, у самой развилки?

– Мне опять думать?

– Нет, я ж тебя освободил. Это я вслух рассуждаю.

– Славно затеял, я так же буду чудить, когда стану толстым и важным. Но тем временем темнеет, так что рассуди-ка вслух, куда нам подаваться.

Торгрим поскреб в бороде.

– Та дорога, что к югу, больше к Рухуджи забирает?

– Ежли не будет извиваться шибко, то да.

– Туда, стало быть, и направимся. Глядишь, и эта загадка по пути прояснится.

– Мне загадки без разницы. Мне б только не пришлось лишний раз ночевать в репейнике да просыпаться от того, что дикий кабан пятки клыками щекочет.

– Эк же ты незамутнен, друг Бингхам. Ты ж учти, каждый ответ на загадку мироздания – это лишний камень в праще твоего разума!

– Ну да, а стрелять с той пращи ты сам запретил. Сам вози свои камни, а я в своей башке предпочту светлые образы и благие намерения... если, конечно, хоть что-нибудь из этого в нее когда-либо заползет.

Как и пристало рыцарю, задающему темп, Бинго осторожными потягами за узду убедил Рансера развернуться на южную дорогу и попинал его в бока пятками. Короткие шипы-шпоры, намертво вращенные в сапоги, скотину послабее бы покалечили, но шкура на боках боевого тяжеловоза давно покрылась толстой коркой – в рубке не до деликатности, сэр Малкольм не раз охаживал своими зубчатыми колесиками со всей дури, а после винился и собственноручно обтирал вином и накладывал компрессы из целебных трав. Пони в управлении оказался и того покладистее – как увидел меланхолично помахивающий хвост лидера процессии, так и припустился за ним следом, избавив Торгрима от интуитивного дергания за все веревки.

– Зрю вдали поселение! – практически сразу сообщил гоблин. – Это ты удачно рассудил, прямо хоть учись у мастера.

– Научишься еще. – Дварф, неуклюже пошевеливаясь в седле, худо-бедно приспособил на плечи трофейный плащ. Надо будет придерживать полы, покуда не подрезаны, чтоб ногами не топтать, да и секиру теперь на спину не приспособишь, но кто знает, какие тут порядки для одетых не по форме. – Ты вот чего, Бингхам, воздержись от бития направо и налево, если только не придется жизнь защищать.

– Эй, борода, я ж вызвался учиться только рассуждению, как материи, кою признавал ранее только в виде развлекательном! А уж как в обществе себя вести – ты меня не учи, я в нем поболе твоего терся.

– Оттого и зубов недочет?

– С зубами историй много, и все разные. А в обществе правила простые: в драку лезть только в крайнем случае. Крайний же случай – это когда ты либо все получил, чего желал, либо когда понимаешь, что иначе зажмут это желанное.

– Гм... А зачем в драку, если все получил?

– Не все получил, а все, чего желал. У них же наверняка еще много всякого осталось, чего ты по скудости разумения пожелать не догадался! А они нет бы предложить, ироды.

– Ты вообще когда-нибудь без драки обходишься?

– Почти всегда. Вот ты отметь, из города мы ушли совершенно мирным обозом! Драка хороша, когда ты дерешься, а когда тебе встречно горазды засандалить так, что уши собирать будешь, тут уж дешевле не ввязываться.

– Ну так ты имей в виду, что при тебе есть я.

– И можно хоть с кем задираться, ибо ты прикроешь?

– Нет, ежели станешь обижать безобидных, так я за них вступлюсь, и радости в том никому из нас не сыщется.

– А зачем тогда вступаться?

– Таковы мои правила.

– Бить своих, чтоб чужие боялись?

– Поступать по совести, даже если придется, как ты говоришь, «собирать уши».

– Дикий вы народ, дварфы. Не знаю уж, что за такая совесть и кому понадобилось вам ее пришивать, но собирание ушей – такая штука, от которой дешевле воздержаться.

– Вот и воздерживайся, ибо в знании сила.

Бинго недоуменно двинул плечами. Никакой силы за знанием он не ведал, напротив, оно неизменно оборачивалось для него безутешной скорбью. Туда не ходи, там прибьют. Этого не делай, боком выйдет. Угадай, кто пришел, зачем пришел, почему пришел... Теперь вот следи за собой, чтоб свой же спутник по заднице не зарядил. Эдак окажется еще, что и от пива здоровью сплошные убытки, дорогу следует объяснять по-честному, а не как смешнее, а земля вовсе круглая, и надлежит каждый шаг вымерять, чтоб с нее не сверзиться.

Поселок приблизился вскорости, оказавшись скромной деревенькой на две дюжины хат. Бинго одобрил: никаких тебе быковатых верзил в доспехах, кои зачастую встречают мирных путников, норовя обойтись с ними грубовато, сплошные деревенские увальни и пейзанки в платках поверх копнообразных фигур.

– Хлеб да соль, старикан! – поздоровался гоблин с первым же встречным обитателем завалинки, что равнодушно таращил на проезжих подслеповатые глаза. – Есть ли где двум благородным донам ночь провести?

– Есть, как же не быть. – Дед потыкал перстом дальше по тракту. – Вона там, крайний дом в аккурат для странников.

– А что стряслось с тем, что на развилке? – полюбопытствовал Торгрим.

– Да уж третий год, как спалили.

– По какой нужде?

– Да разве ж нам объясняют хозяйскую нужду? Спалили, и ладно, у нас взамен того новый выстроили, говорят, лучше прежнего.

Дварф неодобрительно покачал головой, но дознание прекратил, не видя от него пользы.

– А кузнец водится в вашей деревне?

– Ежли толкового ищешь, то это завтра, дальше по тракту, через полдня будет. А у нас коваль есть какой-никакой, коня подковать способен или там вилы выправить, большим умением не наделен, да и пьет беспробудно... Эвон там, через дворы.

– Мой любимый тип наземного коваля, – удовлетворенно сообщил Бингхаму Торгрим. – Главное, чтоб наковальня была, мехи, молот да клещи. Более от него ничего не требуется.

– Питье беспробудное тоже следует отнести к достоинствам, – важно откомментировал тот. – Без него образ незавершенный, да и кто подпустит чужого бородача к своим мехам, ежели не занят горящими трубами?

– Договариваться тебе предоставлю, как номинальному предводителю.

– С кузнецами не умею и не люблю – здоровые, гады, и шуток с бодуна не понимают. Хочешь, договорюсь с кузнечихой?