— Пытали меня? Нет, агент Даннерман, они меня не пытали. Они делали кое-что похуже. Они лечили меня, чтобы я не умер. А теперь дайте мне поспать!

День следовал за днем; бессмысленные и бесконечные допросы продолжались; одну тему сменяла другая. Детские игры: сколько человек необходимо для игры в прятки? Платят ли юным бейсболистам столько же, сколько взрослым? Театр: что написал Кристофер Марло, кроме «Доктора Фауста» и «Мальтийского еврея»? Какова роль хора в греческой драме?

Поначалу эти вопросы озадачивали. Я хорошо знал театр, потому что занимался этой темой в колледже, но какой смысл спрашивать о том, чего я не знаю, уж лучше бы побеседовать о драматургах начала двадцатого века.

Мне понадобилось несколько дней для решения этой загадки, и ответ, когда я нашел его, не доставил мне удовольствия. Все эти вопросы роботы уже задавали другому Дэну Даннерману. Как сказал Чудик, теперь мы просто заполняли оставшиеся пробелы.

Через какое-то время на допрос явился еще один хорш. Теперь он был не один. С ним была женская особь. По этому поводу у меня не возникло никаких сомнений, так как она кормила грудью ребенка. В остальном они ничем не отличались друг от друга. На обоих расшитые красочные куртки с мягкими рукавами, прикрывающими гибкие руки. Кроме того, живот «женщины» прикрывал блестящий металлический колпак, напоминающий шлем средневекового рыцаря, ошибочно водворенный не туда, куда бы следовало. Когда ребенок отпустил ее грудь, она повисла над этим колпаком. Сынишку — или дочурку? — женщина убрала под мышку, откуда его головка то и дело высовывалась, оглядывая окружающее полусонными глазами.

Допрос прекратился, роботы стояли молчаливые и неподвижные. Взрослые хорши не обращали на них никакого внимания. Они о чем-то поговорили между собой, сдвинув змеиные головы, так что я ничего не слышал. Потом женщина наклонилась ко мне.

— Меньший сын Двух Восьмых Джабертаприч, — сказала она — имя я воспринял примерно так, — придерживается того мнения, что твое состояние ухудшается. Это верно?

Я уставился на нее. Чего я меньше всего ожидал, так это того, что хорши обеспокоятся моим физическим состоянием. Пока я пялился на женщину, в разговор вступил второй хорш.

— Вы имеете возможность ответить ей, агент Бюро Джеймс Дэниел Даннерман, — сказал он. — Пожалуйста, отвечайте.

Самым поразительным во всем этом было «пожалуйста», но я обратил внимание на еще одно обстоятельство: хотя они оба говорили на одном языке, акцент мужчины заметно отличался. У женщины он был таким же, как у роботов, а мужчина растягивал слова, и голос у него звучал глубже.

Я обрел дар речи.

— Да. Мне с ними несладко.

— Джабертаприч также считает, что если дать вам отдохнуть, то вы можете прожить неопределенно долго, — заявила женщина.

Мне было наплевать на то, как она выразила свою мысль, но ответ я все же дал.

— Надеюсь, что это так.

На этом наш разговор закончился. Хорши вышли из комнаты, не проронив больше ни слова; голова ребенка все так же болталась из-под руки матери. Мои мучители сразу же ожили.

— Скажите, — заговорил Зеленый, как будто нас никто не прерывал, — почему крэпс считается игрой, а рулетка нет?

И мы поехали дальше.

Я решил, что то, что сказала женщина-хорш, добрый знак, пусть даже и не очень приятно оформленный. Я даже почти поверил, что хорши начали проявлять интерес к моему будущему. Это обнадеживало, давало основание предполагать, что таковое у меня имеется. Но когда я снова увидел Чудика, он только невесело посмеялся над моим оптимизмом.

— Не рассчитывайте на доброту хоршей, агент Даннерман, — посоветовал он. — У них свои интересы и мотивы.

Я видел, что он ничего хорошего от них не получил: дыхание неглубокое и частое, на мордочке выражение муки. Я не считаю себя человеком, начисто лишенным сострадания. Каким бы коварным уродцем ни был Чудик, другого более близкого существа в пределах нескольких десятков световых лет у меня не имелось, поэтому мне не хотелось доставлять ему лишних страданий.

С другой стороны, мысль о том, что, возможно, удастся выбраться из этой переделки живым, расшевелила желание выведать что-нибудь полезное для человечества. Стараясь добавить в голос сочувствия, я сказал:

— Наверное, они заставляют тебя рассказывать о всяких пустяках, а, Чудик?

— Верное предположение, агент Даннерман.

— Включая и то, о чем ты не сообщал нам, когда мы были твоими пленниками?

— Включая все. Почему вы спрашиваете?

— Потому что, если ты уже обо всем рассказал хоршам, то какой смысл скрывать что-то от меня.

Некоторое время Чудик задумчиво молчал, потом пожал плечами, если можно так назвать жест существа, у которого и плеч-то нет.

— Хорошо, агент Даннерман. Что вы хотите знать?

— Все.

«Все» оказалось таким объемом информации, который я не смог осилить за один раз. Беседы с Чудиком зависели от прихоти роботов и были нечастыми, к тому же продолжались не очень долго. Кроме того, многое из рассказанного Чудиком хоршам меня просто не интересовало. Например, что употребляют в пищу другие существа, работающие на Возлюбленных Руководителей, а когда я пытался узнать, какая роль отводится им в грандиозных планах Возлюбленных Руководителей, его ответы нередко представлялись мне бессмысленными.

Но роботы детально интересовались также тем, как он попал на Землю, а это уже стоило знать. Нас выдало радио. Один из кораблей-разведчиков, наугад посланный Возлюбленными Руководителями, засек радиосигналы, которые они и искали. Корабль тут же изменил курс, настроившись на излучение, и мы стали целью.

Все это заняло немало времени. Сколько именно, Чудик не мог определить с достаточной точностью, но судя по тому, какие это были передачи — спортивные репортажи, речи политиков, программы новостей, причем все в диапазоне средних волн, — я рассчитал, что корабль в момент обнаружения радиосигналов находился на расстоянии примерно ста световых лет от Земли. Значит, путь к нашей планете занял около ста земных лет. Где-то, в каком-то пункте этого путешествия, на корабль посадили Чудика с поручением дешифровать радиосигналы.

— Конечно, я работал не один, — пояснил он. — Меня готовили к этому, но объем информации был слишком велик, чтобы справиться с ним в одиночку. Много передач, много источников, причем не только аудиосигналы, но и видео. Мы слушали все, что могли. Я был в семи копиях, ведь у вас так много разных языков. Что сталось с другими шестью, мне неизвестно. Но на станции «Старлаб» я остался один. Потом прилетели вы.

На этом беседа закончилась, и я сгорал от нетерпения услышать продолжение. Когда нам выпала очередная возможность пообщаться, Чудик показался мне еще более слабым. Похоже, до Эсхатона ему было ближе, чем мне. Он в общем-то не хотел разговаривать, но я не давал ему остановиться. Я узнал, как корабль-разведчик выпустил зонд, прилепившийся к «Старлабу», как туда доставили передающую и записывающую аппаратуру. Чудик описал мне разведывательный корабль, размером превосходящий станцию, с экипажем из нескольких десятков существ. Потом мой собеседник заупрямился.

— Все это глупости, агент Даннерман. Какой смысл снабжать вас информацией, если вы все равно не сможете передать ее своим соотечественникам.

— Я еще жив, — твердо ответил я. — Так что шанс все равно остается.

— Но, — указал Чудик, — вы ведь даже не знаете, существует ли еще ваша планета. Нам неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем с нас сделали эти копии.

На это у меня тоже нашелся ответ.

— Немного. Если бы с Землей было покончено, они не стали бы задавать эти вопросы.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Это не так. Вы забываете, агент Даннерман, что и хорши, и Возлюбленные Руководители стремятся узнать как можно больше обо всех разумных существах. Даже о тех, которых уже нет. Информация поможет им, когда наступит Эсхатон.