– Спасибо, Виктор Иванович, – вспомнила я, как зовут моего спутника.

– Да, Витюхой меня зови, чего там, – стряхнул он пепел мизинцем. – Вот садюга этот ветеринар! Что он с ним творил, а? Я понимаю, утюг на живот пристроить, если острая необходимость, или зубы выбить, если опять молчит, ну, в сортир мокнуть, если совсем партизан, но, чтобы уши выворачивать!..

Вот подлец!

Витек исходил праведным гневом и нервно смолил сигарету в кулак. Туман панического страха исчез из моих глаз, и я смогла рассмотреть человеческие черты на его лице: слегка перебитый крупный нос, глаза с ленинским прищуром, мощный подбородок и короткая стрижка темных волос. Баба Вера оценила бы его по достоинству.

Объединенные общими переживаниями, мы загрузились в машину и так лихо вырулили на дорогу, что мелкие отечественные автомобили прыснули из-под колес клопами. Наше стремительное передвижение сопровождалось грохотом увертюры к опере "Жизнь за царя".

Рядом с моим домом концерт классической музыки был прерван треньканьем мобильника. Витек выключил радио и с недовольной физиономией приник ухом к телефону:

– Ну!

Еще несколько раз «нукнув», он притормозил около арки моего дома.

– Ты Палыча береги, – заботливо покрутил он пудовым кулаком у меня перед носом и, не дожидаясь благодарностей с моей стороны, пришпорил своего "коня".

Еще не было и восьми часов вечера, а темнота на улице была почти полная. Редкие фонари, подернутые дымкой мелкого колючего дождя, отсвечивали лунными дорожками в лужах. Окна домов были плотно задрапированы светомаскировочными шторами, как будто диктор с голосом Левитана объявил по громкоговорителям воздушную тревогу. Только нахохлившиеся собачники упорно выгуливали своих питомцев, оживляя урбанистический пейзаж.

Проход под аркой выглядел, как Абсолютно черное тело. Не знаю, подчинялось ли в нем распределение энергии закону излучения Планка, но температура моего тела перераспределилась странным образом: руки и ноги превратились в ледышки, а спине стало жарко. Боязливо шаря глазами по сторонам, я прижала к себе сумку с Лаврентием, и ступила под каменные своды.

Под ногами хлюпали лужи. Эхо от моих шагов звучало гулким буханьем. Мне мерещились гроздья летучих мышей под арочным перекрытием и коварные вампиры, поджидающие в темноте запоздалых прохожих.

Впереди что-то шевельнулось, и голос с ярко выраженной алкогольной модуляцией спросил:

– Закурить не найдется?

Я пискнула и рванула вперед, не разбирая дороги, но далеко убежать – не получилось. Пьяный вампир уцепился за рукав куртки.

– Ты куда? А поговорить?..

Дальнейшее помню, как в тумане. Я вырывалась, вампир требовал понимания, Палыч орал в сумке благим матом, то ли подавал голос в защиту одиноких женщин, то ли в пылу борьбы я задела его больное ухо.

В минуты опасности люди реагируют двумя способами: кричат от страха или теряют голос. Я отношусь ко второй категории. Горло перехватил речевой спазм, и зов о помощи застрял на полпути. Уши тоже заложило, и звуки доносились до меня, как через подушку.

О том, что пришло избавление, я поняла не сразу. Вдруг оказалось, что пьяный вампир испарился, я сижу на асфальте, а надо мной кто-то наклонился, и терпеливо спрашивает:

– Девушка, с Вами все в порядке?

– Кажется, да… – засомневалась я.

Благородный спаситель подхватил меня подмышки и поставил на ноги.

– Разве можно ходить вечером в одиночестве в таких местах! – ворчал рыцарь совсем, как баба Вера.

– Я не одна, а с Лаврентием, – оправдывалась я, ощупывая руки и ноги в поисках увечий.

– Хорош Ваш Лаврентий. Сбежал с поля боя, бросив Вас на произвол судьбы. Грош цена такому Лаврентию!

– Ой! Он действительно сбежал! – подняла я с асфальта похудевшую сумку.

– Лаврентий Палыч! – заметалась я под аркой.

– Лыч, лыч… – ответило мне эхо.

Улица выглядела вымершей, кота нигде не было видно. Во дворе тоже было пустынно, как будто мы уже пережили третью мировую войну.

– Может быть, он уже дома сидит, чай пьет? – спросил рыцарь в доспехах из джинсов и куртки-канадки нараспашку.

Оказалось, что он тоже бегает со мной рядом, принимая участие в поисках Лаврентия.

– Вряд ли, у него нет ключей от квартиры, – усомнилась я. – Да и чай он не любит.

– Какой он на вид? Сколько лет? Во что одет? – уточнил спасатель.

– Усатый, с забинтованным левым ухом. Сколько лет – не знаю, но выглядит достаточно взрослым. Одет в шкуру, полосатую, – сосредоточенно перечисляла я приметы.

– Он что, неандерталец? Почему одет в шкуру?

– Да во что ж ему еще быть одетым?! – возмутилась я его бестолковости.

– Девушка, может быть Вас в травмопункт отвезти? – осторожно предложил благородный спасатель беззащитных и обездоленных.

Мы как раз прочесывали квадрат в районе детской песочницы.

– Лаврентий Палыч! – безнадежно позвала я в последний раз. – Кис, кис, кис…

– Мяу! – раздался жалобный призыв о помощи с ближайшего дерева.

Лаврентий сидел на самой верхотуре, чудом удерживаясь на тоненькой ветке.

– О, Господи! – проворчал мужчина и сунул мне в руки свою куртку и шарф.

Надо признать, героизм он проявил до конца, и, несмотря на отчаянное сопротивление Палыча, снял того с насеста. Мы затолкали упирающегося кота в сумку, и тут настала моя очередь проявить свои лучшие качества.

– Пойдемте, я забинтую Ваши кровавые раны, – предложила я, сочувственно рассматривая царапины на его щеке и руках.

Из комнаты бабы Веры неслись предсмертные хрипы.

– Мария, это ты? – уточнила тетушка из своей кельи. – Задрай дверь на все запоры, в программе «События» сказали, что причиной смерти Куприяна стало отравление не фитонцидами, а цианидами.

Я послушно выполнила тетушкину просьбу, чем привела в трепет своего благородного избавителя. Да и было чему удивиться. Дело в том, что покойный муж бабы Веры был на все руки мастер. Еще на заре эпохи тотального увлечения укреплением дверных коробок, он притащил откуда-то сейфовую дверь и приладил ее вместо хлипкой прежней конструкции. На бронированном монстре имелось поворотное колесо, как на крышках люков в подводных лодках или в бомбоубежищах, и при желании мы могли выдержать атаку осадных орудий.

– Баба Вера, я не одна, – предупредила я, ведя раненого в кухню.

Царапины оказались пустяковыми, Лаврентий лишь попугал незнакомого человека. Но долг гостеприимства заставил меня отнестись к обязанностям медсестры с полной ответственностью. Поэтому я от души обработала следы когтей перекисью водорода и наклеила на руки несколько пластырей.

При свете люстры спаситель мне понравился еще больше, чем в темноте.

Высокий рост и солидный разворот плеч я заметила еще во время поисков кота.

А сейчас с удовольствием отметила интеллигентное лицо, насмешливые глаза в пушистых ресницах, обаятельную улыбку и ямочку на подбородке.

Предсмертные хрипы прекратились, и в двери появилась тетушка в розовом нейлоновом халатике, мой подарок на Восьмое марта.

– Здравствуйте, молодой человек! – пропела она. – Маша, что же ты не предупредила, мы бы достойно встретили твоего знакомого. Да, Вы садитесь, голубчик. Маша мне много о Вас рассказывала, у Вас такая красивая машина!

Я пнула бабу Веру под столом ногой.

– Что с Вами случилось? Надеюсь, это следы не Машиного маникюра у Вас на лице и руках? Неужели, она Вас так ревнует? Ха-ха-ха…

Я опять пнула бабу Веру под столом.

– Ах, что я говорю!.. Соловья баснями не кормят… Вот, блинчики… Еще тепленькие! – тетушка ловко метнула на стол блюдо с горой блинов, исходивших паром и таким запахом, что даже закружилась голова. – Откушайте… Так как Вас зовут? – тараторила она, расставляя тарелки, перекладывая варенье и мед в вазочки, и разливая чай в чашки.

– Илья, – ответил рыцарь, уплетая блинчики с абрикосовым вареньем.

– Баба Вера, мы познакомились только что. Молодой человек помог мне достать Лаврентия с ветки, когда тот выскочил из сумки и забрался на дерево, – строго сказала я, чтобы избежать дальнейших недоразумений.