Они перевалили через горы и отъехали от реки.

— Ещё минут десять, — сказал Бред, — и мы доберёмся до Билтауна, до милого нашего Билтауна. — И пояснил Яше Джонсу: — Помните то место, где мы свернули с бетонки по дороге сюда? Домов там нет, лишь нечто вроде аптеки и распивочной, танцплощадки величиной с носовой платок, кегельбана и официантов, которые подают слабосильным прямо в машины, если те любят не вылезая заправляться при луне. Теперь там шик-блеск! Но в моё время никакого шика не было. Сосновые доски, китайский бильярд, свинина на костре и самогон, а вместо кегельбана — заднее сиденье какой-нибудь колымаги. Я почему об этом рассказываю: там по субботам собирались местные малолетние преступники. В золотые невозвратные дни. А теперь, надо думать, клиенты — преступники средних лет. И не из Фидлерсборо. — Он помолчал. — Вот мы и приехали.

Он машинально свернул на шоссе, не сводя глаз с жёлтого кирпича, никеля и зеркального стекла Билтауна, расположенного посреди поля, поросшего прибитой за зиму охристой прошлогодней полынью. На край поля вывалили несколько тонн известковой крошки, чтобы сделать стоянку для машин. В этот знойный майский полдень все здания казались притихшими, безлюдными.

Бред обернулся к Леонтине.

— Местные молокососы ещё ездят в Билтаун? — спросил он вдруг недовольно.

— Не знаю, — кротко ответила она.

Он выжал акселератор до конца.

— Держите шляпы!

«Ягуар» рванулся вперёд, мотор запел ровно, слегка подвывая, стрелка поползла к девяноста и там замерла.

— Хватит, — сказал Бред. — Нечего форсить. Можно проветриться и при девяноста.

Девушка, не поднимая головы, схватилась обеими руками за волосы.

— Ох, мои волосы! — вскрикнула она.

— Простите, на меня, как на малолетнего преступника, напала дурь, — сказал Бред и снял ногу с акселератора.

— Нет, не надо! Мне нравится, это так замечательно! Я ещё никогда так быстро не ездила!

— Ну и пусть ветер треплет ваши волосы! — сказал Бред и снова выжал педаль. — Потом их подберёте.

Леонтина стала покорно вынимать шпильки и, вынимая, придерживала одну за другой губами. Глаза у неё были открыты и ярко блестели. Она махнула головой, и ветер взметнул её волосы.

— Ух! — воскликнула она, выпрямившись на сиденье и смеясь каким-то новым, грудным смехом. — Ух!

— Молодчина! — крикнул Бред. — Вы чудно выглядите, когда волосы развевает ветер на скорости в девяносто миль в час. Похожи на рекламу высокооктанового горючего. В сущности, вы оба на неё похожи. Знаменитый кинорежиссёр и Леди из Шалотта пользуются…

Но Яша Джонс смотрел прямо перед собой на белую ленту дороги, которая неслась на них из сверкающей пустоты.

Бред замолчал и тоже стал смотреть вперёд.

— О ней-то, — произнесла девушка, — о ней я знаю.

— О ком? — спросил Бред.

— О Леди из Шалотта. Она из одной поэмы, мы её учили в школе. Её написал Альфред, лорд Теннисон. Я часто просила маму мне её прочитать. — Она замолчала, голова её снова опустилась на подушку. Но ветер относил назад светлые волосы, взметая их облаком. Время от времени она слегка вертела головой. — Мама, если вы помните, была учительница. До того как вышла замуж за папу. Но ещё она очень хорошо умела читать. С выражением. Она мне много читала.

— Вам нравилась эта поэма? — спросил Бред.

— Да. Я даже плакала из-за того, что было с этой Леди из Шалотта и что он сказал, когда увидел, как она лежит мёртвая. Его как звали?

— Ланселот. Вот уж кто был настоящий каналья, как выразились бы французы.

— Мне нравилась и «Гибель Геспера»[30]. Я тоже плакала.

— Помолчав: — Мама так давно умерла. Когда мне было тринадцать. Но потом я достала книги для слепых. Правда, для слепых не всегда издают то, что хочется. «Леди из Шалотта» так мне и не попалась.

Она приподняла голову, и ветер с силой рванул светлые волосы. Бред посмотрел на неё, потом уставился в знойное сияние за стеклом. Они неслись вперёд, и все трое молчали.

Они перевалили подъём и на скорости в девяносто миль чуть не врезались во встречный фургон, запряжённый мулами, ехавший с жалкой скоростью полторы мили в час. И несмотря на то, что перед ними был ещё и переживший свой век «шевроле», набитый светловолосыми детишками, где за рулём сидела не слишком умелая толстая фермерша с вытаращенными от ужаса глазами, Бреду удалось проскочить в щель между задним левым колесом фургона и задним левым колесом «шевроле». Когда они проносились мимо, старый негр на передке фургона, в комбинезоне и ветхой чёрной шляпе, натянутой на седую голову, как детский чепчик, поглядел на них с превеликим равнодушием.

— Только не думайте, будто чёрный никогда не мстит своим угнетателям, — сказал Бред. — Дайте дяде Тому фургон и упряжку мулов, он рванёт на шоссе и рано или поздно укокошит какого-нибудь южанина. Клаузевиц об этом не писал, и подобная тактика не изучается на семинарах в военной академии, но она вполне эффективна. Дядя Том со своим незамысловатым снаряжением доконал больше южан, чем все войска генерала Гранта и генерала Шермана, вместе взятые. А сейчас он чуть было не угробил и нас с вами.

Леонтина ощупывала квадратный пакет у себя на коленях.

— У меня тут книги для слепых, — сказала она. — Только сегодня пришли по почте.

Бред, всё ещё глядя на дорогу, спросил, что это за книги.

— Не скажу. — Она опять засмеялась незнакомым грудным смехом. Слегка передвинула голову на задней подушке сиденья, и ветер взметнул её волосы.

Но Бредуэлл Толливер на неё не смотрел. Он смотрел на известковый взгорок, распушённый кедрами, который в этот миг показался впереди. Потом поглядел на мотель «Семь гномов».

При скорости в девяносто миль не заметишь, как проскочишь сорок, — думал он. — Не успеешь оглянуться — и ты уже здесь. Не успеешь оглянуться — и ты уже где угодно.

Он снизил скорость, готовясь въехать на стоянку мотеля «Семь гномов», но, веером расшвыривая гравий, тут же выехал обратно и двинулся на запад. Педаль была выжата почти до отказа.

У бензоколонки стоял Бубенчик в шутовских штанах и причудливом камзоле и смотрел вслед «ягуару».

Когда они снова проехали Билтаун и свернули по боковой дороге в Фидлерсборо, девушка села прямо и начала приводить волосы в порядок. Шпильки она держала во рту и сосредоточенно закалывала волосы узлом, словно сидела одна в своей похожей на сосновый ящик комнате в белом, деревянном, как ящик, доме на тонких кирпичных подпорках над чёрной землёй.

Когда они остановились у ворот дома Партлов, Бред вышел из машины и открыл ей дверцу. Но она вышла не сразу.

— А знаете… — заговорила она смущённо.

— Что? — спросил Бред.

— Я бы так хотела, чтобы вы оба к нам зашли. Знаю, вы ужасно заняты, но хотя бы на минутку…

Бред посмотрел на Яшу.

— Мне бы тоже хотелось, — сказал тот, когда она обратила на него свой глубокий синий взгляд. — Честное слово. Но мне непременно надо сегодня отправить письма.

Вы меня как-нибудь ещё пригласите?

Девушка выжидательно повернулась к Бреду, лицо её слегка омрачилось. Она выжидала с какой-то особой покорностью, в которой, однако, сквозила вера, что если достаточно долго ждать и покорность достаточно покорна, то своего дождёшься.

— Оставайтесь, — сказал Бреду Яша Джонс, — а я пойду пешком. Говоря по правде, я бы даже предпочёл пройтись, если не возражаете.

— Идёт, — поколебавшись, сказал Бред.

Яша Джонс пошёл по дороге не оглядываясь. Руки у него повисли, а пальцы были прижаты к потным ладоням.

Он закрыл на ходу глаза и увидел белое до слепоты шоссе. Такая поездка — прекрасное лечение, думал он. Если попросить доктора Толливера прописать мне каждодневную процедуру по девяносто миль в час, я, может, и выздоровлю. Если не разобьюсь. Но и это, в общем, своего рода излечение.