С появлением Люси в нашем жилище стало веселее. То и дело слышался из-за перегородки ее серебристый голосок, не сильный, но приятный, с легкой вибрацией: она обучала мужа псалмам. Мы их пока не так уж и много знали, а она у себя на Кубани пела в церковном хоре. Я думаю теперь — непросто было ей, выросшей в таком благодатном, плодородном краю, привыкать к нашим солончакам, к нашей землянке и к нашим странностям.

Они с Николаем тоже ждали наследника. Люсе, как водится, хотелось солененького, в частности селедки, той самой, которую Николай считал удавлениной и категорически не ел.

— Коля, ты знаешь мое положение, — говорила Люся несмело, — вот именно на селедочку тянет…

Такого малодушия перед лицом плоти ее муж не принимал, и мне пришлось встать на защиту Люси, напомнив Николаю, что тягот беременности он в своей жизни не испытывал, а потому не может сейчас требовать от Люси того, что ей не под силу.

Но когда наконец появился на свет виновник временного извращения ее вкуса, молодой отец был на седьмом небе от счастья. Он долго держал в тайне, как назовет первенца. «Вот зарегистрирую — тогда увидите», — слышали мы с Люсей в ответ на все свои вопросы. И все же в конце концов сдался, взял бумагу, карандаш и стал писать. Мы с Люсей переглядывались: что же это за имя, если он так долго его пишет?!

Вот что было начертано на листе:

«Имя ему МИРОСЛАВ, потому что приМИРил нас Бог с Собою, и потому да проСЛАВится Господь».

Мирослав… Красиво, но как-то непривычно.

Ох и хлебнули они с Мирославом! Простыл, бедняжка, из-за сырости в комнате и очень тяжко болел. Люся совсем извелась с ним в больнице. Уже и надежды на его выздоровление мало было. Я слышала из-за перегородки, как горячо, как усердно молился Николай о сыне. И болезнь отступила, малыш окреп и вскоре уже вовсю ползал по расстеленному на полу ватному одеялу, пробуя на зуб игрушки и деревянные кубики, доставшиеся по наследству от более взрослой Анюты.

А Ростислав в конце концов устроился на работу. И совсем недалеко, в нашем же районе, слесарем в ПМК.

Спустя несколько месяцев после начала работы в ПМК новой начальницей моего мужа стала Алла Робертовна Чаплинская, молоденькая женщина, совсем недавно окончившая техникум и какими-то ей одной ведомыми путями возглавившая производственно-технический отдел. Рабочий день юная Алла Робертовна начинала с того, что долго и старательно красила губы, пристально глядя на них в маленькое зеркальце, и в эти минуты ее было лучше не беспокоить. Ближе к обеду она пила чай со сладким чак-чаком, который ей приносили из столовой, мыла руки душистым мылом и, снова припав к зеркалу, взбивала волосы массажной щеткой. У нее был высокий уверенный голос. Проходя по коридору, она громко постукивала каблуками своих начальственных туфель. Ей, видимо, очень нравилось быть руководителем.

Пока Ростислав работал слесарем, Алла Робертовна не имела к нему никакого отношения — она руководила на предприятии инженерами. Их дороги пересеклись в один прекрасный день, когда его неожиданно перевели в производственно-технический отдел.

Ростилав очень долго искал эту работу. Всякий раз, когда он приходил на какое-то производство и спрашивал, не нужен ли инженер, то сразу слышал: нужен. Но стоило инспектору по кадрам взглянуть в документы, как оказывалось, что места уже нет. Даже доктор Нессис, попытавшийся оформить его в своем институте инженером по оборудованию, ничего не смог сделать. Кадровик что-то тихо и многозначительно сказал ему, и он сник. Потом даже извинялся передо мной, бедный!

Но случилось так, что проработав несколько месяцев слесарем, Ростислав был назначен старшим инженером ПТО. Видимо, кто-то из руководства заметил его способности. А вот Алле Робертовне это повышение слесаря не понравилось. А он отнесся к новому назначению очень ответственно и сразу же внес рацпредложение по новой системе котлов местного отопления. В первый же месяц ему назначили премию. За первым рацпредложением последовало второе, потом — третье. Алла Робертовна забеспокоилась. Получалось, что подчиненный превосходит ее как по образованию, так и по соображению в работе. На производственных и партийных собраниях она теперь очень принципиально ставила вопрос об идеологическом лице предприятия. Религиозность старшего инженера могла это лицо опорочить. Ростислав отвечал ей только усердием в работе и умением ладить с коллегами. Чаплинская чувствовала, что ее выступления не встречают должного отклика в коллективе и решила рапортовать в более высокие инстанции.

Ей повезло в том смысле, что в ПМК приехала какая-то комиссия из Алма-Аты. Пользуясь моментом, Алла Робертовна доложила, что на предприятии, да еще и на руководящей должности, держат верующего.

Ответ крайне разочаровал ее своей капиталистической логикой. Ее спросили, справляется ли этот человек со своей работой.

— Справляется, — признала она неохотно, — но… он же сектант, вы понимаете?

— Раз справляется, пусть работает, — равнодушно сказал алма-атинский чиновник.

Бедная Алла Робертовна! Такого непонимания, да еще со стороны высокого начальства она пережить не могла. На следующий день, встретив ненавистного инженера в дверях своего кабинета, она злобно прошипела ему в лицо:

— Скажите жене, пусть готовит пеленки!

— Какие пеленки? — не понял он.

— Такие! Я подала ходатайство о лишении вас родительских прав. Ребенка будет воспитывать государство. Не хватало, чтоб еще один сектант вырос.

Алла Робертовна гордо вскинула голову и убежала прочь по коридору, оставляя за собой только сердитый стук каблуков. Ростислав остался стоять у стены.

— Что с вами, Ростислав Николаевич? — испуганно воскликнула одна из проходивших мимо сотрудниц. Его лицо было просто серым, и крупные капли пота покрывали лоб. Угроза Чаплинской была вполне в духе времени — в среде верующих рассказы о подобных случаях передавались из уст в уста.

Сотрудница завела Ростислава в кабинет, усадила в кресло и подала стакан воды.

— Вам лучше? — спрашивала она, вытирая ему лоб мокрым платком.

С этого дня муж стал настоятельно рекомендовать мне поехать погостить к маме. Я говорила, что момент неподходящий, но он настаивал, и только разговор между ним и Николаем, случайно услышанный мною, помог понять, в чем тут дело. Николай считал, что Чаплинская блефует и мне незачем никуда уезжать. «Вот когда принесут повестку в суд, тогда и отправишь Нину к матери», — сказал он. Вообще было бы странно, если бы Николай чего-то испугался! Но никто, действительно, не стал возбуждать против нас никакого дела. Алла Робертовна, видимо, просто хотела испортить Ростиславу настроение. Эта молодая женщина только недавно вышла замуж, и у нее еще не было своих детей.

Ростислав — родителям