6 февраля 1933 г., через неделю после назначения Гитлера рейхсканцлером, СССР впервые выдвинул доктрину «коллективной безопасности» (История Великой Отечественной войны Советского Союза. М., 1961. Т.1. С. 82). А 12 декабря 1933 г. ЦК ВКП(б) принял решение о развертывании борьбы за «коллективную безопасность» как внешнеполитическую стратегию. Зачем это было нужно? Зачем Сталину заботиться о безопасности буржуазного Запада? И если уж идут переговоры о «коллективной безопасности», зачем информацию о них сообщать Гитлеру? Виктор Суворов выдвигает свою версию – Сталину надо было дать Гитлеру понять: «подписывай пакт со мной, иначе всю Европу на тебя подниму!» (Суворов В. Святое дело. С. 97).

Но не будем повторяться, спросим себя лучше: а зачем Сталину весной 1941 г. понадобилось подписывать пакт «О дружбе и ненападении с Югославией». Датой подписания пакта считается 5 апреля 1941 г., однако реально, в силу того, что при Сталине было нормой затягивать различные мероприятия до глубокой ночи, подписание состоялось в 2:30 ночи 6 апреля (Солонин М. 25 июня. Глупость или агрессия? М., 2011. С. 266) – за считаные часы до того, как Германия начала агрессию против этого балканского государства, а заодно и против Греции, с 28 октября 1940 г. успешно воевавшей против Италии. 18 апреля было покончено с сопротивлением югославской армии, греческая продержалась на полторы недели дольше – до 29 апреля.

Многие авторы, включая, например, как антисталиниста И. Бунича (Бунич И.Л. Гроза. СПб., 1997. С. 429—430), так и сталиниста С. Кремлева (и Л.П. Берия, чьи дневники он комментирует), не понимают поведение Сталина, считают его ошибочным или попросту неумным. Берия 10 апреля 1941 г. пишет в своем дневнике: «Сербы оглядывались на англичан, переворот устроили англичане, а мы при чем?». А С. Кремлев добавляет: Гитлер, мол, разозлился, и советско-югославский пакт стал одним из поводов для нападения на СССР. «Этот шаг Сталина для меня абсолютно непостижим», – резюмирует С. Кремлев (Берия Л.П. Сталин слезам не верит. Дневники 1938—1941 с комментариями С. Кремлева. М., 2011. С. 233—234).

Поведение Сталина действительно необъяснимо с точки зрения поборников «мирной внешней политики СССР». Но необъяснимо оно и с точки зрения классических сторонников «Ледокола»: Виктор Суворов, как известно, убежден, что Сталин не ждал нападения Гитлера и не верил в него.

А если предположить, что у Сталина были хоть минимальные опасения, что Гитлер возьмет да и нападет первым? Именно так считает И. Бунич (Гроза. С. 549). М. Солонин тоже пишет, что в апреле 1941 г. в директиве на разработку плана развертывания войск руководству Западного Особого военного округа (бывший и будущий Белорусский ВО) содержалось предупреждение о том, что немцы могут перейти в наступление до окончания развертывания наших войск (Солонин М. Мозгоимение. М., 2010. С. 83). Указания на это есть и в дневниках Берия. Вот запись за 20 апреля 1941 г.: «По данным разведки ГУПВ (Главное управление пограничных войск НКВД. – Д.В.) ... вторая половина мая, не раньше ... По данным Всеволода (Нарком госбезопасности В. Меркулов. – Д.В.) и военных получается тоже так... Я ... точно пока не скажу, но могут или поздно весной, или летом» (Берия Л.П. Сталин слезам не верит. С. 242). А по мнению М. Солонина, и Тимошенко, и Мерецков вечером 21 июня 1941 г. понимали, что Гитлер все-таки сумел опередить их. Красной Армии придется вступить в войну в крайне тяжелой ситуации (в момент продолжающейся подготовки к наступательной войне, когда армия практически бессильна, если враг вдруг ударит первым. – Д.В.) (Солонин М. 25 июня. С. 502).

Не знаю, как насчет настроений в советском военном руководстве вечером 21 июня (точка зрения Солонина как минимум спорна), но что Гитлер в принципе может ударить первым, в сталинском окружении вполне могли понимать. И лучшим шагом по предотвращению такого варианта развития событий было – отвлечь Гитлера от России. Встал вопрос: как отвлечь?

И тут подвернулась Югославия. 25 марта ее пронацистское правительство, возглавляемое хорватом Цветковичем, подписало договор о присоединении страны к «оси» Берлин – Рим – Токио. Однако через два дня югославские патриоты свергли Цветковича и договор разорвали. Однако само по себе это еще не гарантировало, что Гитлер на Югославию таки нападет. И тогда Сталин пошел на подписание пакта «О дружбе и ненападении».

Вот тут-то Гитлер и всполошился. А что, если СССР введет в Югославию войска? Тогда Румыния – единственный гарантированный (ибо СССР весной 1941 г. уже был ненадежен) источник нефти для Германии – окажется под ударом не только с востока, но и с запада. И итальянские армии, воюющие против Греции, окажутся отрезанными и разгромленными. И много каких еще реалий возникнет, для Германии весьма неприятных.

И Гитлер решил ударить по Югославии. И отвлекся от СССР на пару месяцев. Интересно, что Черчилль в письме Сталину от 18 апреля 1941 г. (том самом, которое принято считать «предупреждением об угрозе германского нападения») сообщает, что немцы начали было переброску из Румынии в Южную Польшу трех из пяти бронетанковых дивизий, находившихся в Румынии, однако, когда в Берлине узнали о сербской революции (т.е. о свержении правительства Цветковича), эта переброска была отменена (цит. по: Суворов В. Ледокол. М., 2002. С. 300).

Правда, от первого удара со стороны Гитлера «югославский гамбит» СССР все равно не спас. Но мог и спасти, особенно, если исходить из того, что, по мнению, например, К. Закорецкого, начало операции «Гроза» готовилось не на 6 июля, а на 23 июня 1941 г. (Закорецкий К. Загадка директивы (без номера) один// Правда Виктора Суворова. Окончательное решение. М., 2009. С. 269—304).

Однако пока мы все же будем исходить из «суворовской» даты начала операции «Гроза» – 6 июля 1941 г. Так вот, коммунистическое восстание в Сербии началось на другой день после этой даты – 7 июля, а вскоре – и в Черногории (13-го), в Словении (22-го), в Хорватии, Боснии и Герцеговине (27-го) (Югославия// БСЭ. 2-е изд. Т.49. М., 1957. С. 330). Совпадение? Особенно с учетом того, что именно в июле югославские коммунисты получили приказ Коминтерна? А четники (сербские некоммунистические партизаны) начали партизанскую войну против немцев еще 11 мая (Буровский А.М. Великая Гражданская война. С. 182—185).

«6 июля 1941 года десятки тысяч советских орудий разорвали в клочья тишину, возвестив миру о начале великого освободительного похода» – так начинается рассказ о несостоявшейся операции «Гроза» в последней главе «Ледокола» – «Война, которой не было». Здесь и далее я буду перемежать свой рассказ о «войне, которой не было» цитатами из последней главы «Ледокола».

Первый залп советской артиллерии, по количеству и качеству превосходившей артиллерию всего остального мира вместе взятого, минута в минуту совпал с пересечением границы тысячами советских самолетов.

Германская авиация, тоже готовившаяся к вторжению, в громадном большинстве подавлена на своих аэродромах. Немецкие войска, подвергнувшиеся внезапному удару, не могут оказать Красной Армии достойное сопротивление. Советские войска, не ввязываясь в затяжные бои с разрозненными очагами сопротивления противника, устремляются вперед.

С территории Львовского выступа сверхмощная советская группировка наносит удар на Краков и вспомогательный на Люблин и далее на Варшаву. Навстречу этому вспомогательному удару движутся советские войска и из Белостокского выступа. Уже 13 июля Красная Армия вступает в Варшаву, а 14-го – в Лодзь и Краков. 16 июля советские войска уже в Познани.