Я повернулась к двери.

Питер Флактон задержал меня:

– Нет, остановитесь! Не надо никуда ходить, мисс Макдональд. Послушайте…

– Ну? – я без особой охоты повернулась к нему.

– Идите сюда и садитесь, – попросил он. – Нельзя же убегать подобным образом. Я расскажу вам то, что вы хотите знать. Если вы в самом деле испытываете желание остаться и увидеть все своими глазами, вам лучше знать все.

Он говорил недовольным тоном, но я ощущала свою победу. Впрочем, я не стала обнаруживать свою радость, а вернулась к только что оставленному мной креслу.

– Итак? – проговорила я, усевшись.

Я посмотрела прямо в глаза Флактону и увидела на его лице смятение, скорее подобающее школьнику, явившемуся сдавать экзамен, но не знающему билета. Не имея сил сдержать себя, я улыбнулась.

Глядя на меня, он ответил улыбкой.

– Вы – весьма неожиданная особа, – проговорил он.

– Вероятно, вам нечасто приходилось встречаться с канадцами?

– Нет, конечно… и неужели все они похожи на вас?

Мне пришлось усмехнуться, чтобы он не счел меня занудой.

– Некоторые из них еще хуже меня.

– Неудивительно, что нам пришлось дать вашей стране независимость, – парировал он, и я рассмеялась, на этот раз совершенно искренне.

– Лучше давайте сотрудничать, мистер Флактон. Ваша помощь будет нужна мне, и я хотела бы располагать ею на добровольной основе.

– Вот что, мисс Макдональд, – сказал он, наклоняясь вперед. – Вы не понимаете меня. Ради вашего дяди я готов сделать все возможное, однако я полагаю, что в подобной ситуации он рекомендовал бы отправить вас домой.

Я снова рассмеялась, на сей раз с ноткой пренебрежения.

– Сколько я себя помню, дядя Эдвард был моим любимым родственником, – ответила я. – Я всегда восхищалась им, я всегда любила его, но ни разу в жизни не слышала, чтобы он разделял общепринятую точку зрения. Насколько я знаю дядю, он сказал бы: «Мела, оставайся здесь, что бы тебе ни говорили. Если тебе кажется, что ты можешь принести пользу – действуй».

– Вы и в самом деле считаете, что он так бы и сказал?

– Я не сомневаюсь в этом, если только превращение его в министра не сделало его собственной противоположностью.

Питер Флактон покачал головой.

– Он не изменился. Остался таким же человечным, таким же понимающим и таким же непреклонным в своих принципах и поступках. Быть может, именно поэтому его и убили.

– Что дает вам основания так говорить?

– Я намереваюсь сообщить вам всю правду. Возможно, это неосмотрительно с моей стороны и я совершаю ошибку, но вы сумели убедить меня в том, что ваш дядя хотел бы, чтобы вы знали ее.

– Это уже интересно, – проговорила я, пододвигая свое кресло поближе к его столу.

– Когда вашего дядю назначили министром пропаганды, – начал Питер Флактон, – он не только реорганизовал рассылку новостей из нашей страны, но также ввел собственную систему получения нами новостей. Я имею в виду не только официальную международную информацию, но и ту, что поступает к нам по иным каналам из самой Германии и из оккупированных стран.

Сделав небольшую паузу, он продолжил:

– Его преобразования были столь успешны, его авторитет был настолько высок, что нам следовало бы внимательнее относиться к его безопасности. То есть никто не должен был знать, где он живет и ночует. Короче говоря, случилось следующее: ваш дядя получил из Германии, через источник, о котором знали только он сам, премьер-министр и я, некий документ, имеющий колоссальную ценность для наших попыток ускорить сотрудничество с Америкой. – Питер понизил голос. – Документ этот был в высшей степени секретным, поэтому я не смею доверять вам его содержание, однако представление о его значимости вы можете получить, если я скажу, что его надлежало отправить через Атлантику на боевом корабле в сопровождении человека, который должен был вручить его в собственные руки президента. Ваш дядя поместил этот документ в особый сейф в своем кабинете вместе с двумя другими чрезвычайно важными бумагами. Одна из них содержала перечень наших друзей в трех оккупированных странах – людей, способных работать на нас и оказывать помощь любому из наших агентов; второй содержал отчет о производстве продукции неким заводом на севере Англии, выпускающим принципиально новое устройство для поражения вражеских ночных бомбардировщиков.

– И вы поместили столь важные бумаги в один сейф? – изумилась я. – То есть уложили все яйца в одну корзинку?

– Теперь это кажется глупостью, – признал Питер Флактон, – однако это был особый сейф, обеспечивавший защиту документов от пожара и бомбежки.

– От бомбежки! – повторила я. – Тогда, значит, бумаги на месте?

– Я как раз приближаюсь к этому. Как вы теперь знаете, о существовании этих бумаг было известно очень немногим людям. И услышав в два часа ночи взрывы, я немедленно бросился на другую сторону улицы.

Он глубоко вздохнул, вспоминая об испытанном потрясении.

– В кабинете бушевал пожар, и, когда наконец прибыла пожарная бригада и погасила огонь, мы обнаружили тело вашего дяди, обгоревшее до неузнаваемости. Однако он так и остался за своим столом, и мы решили, что его гибель – следствие взрыва.

– Не понимаю, – проговорила я. – Если документы…

Питер Флактон поднял руку.

– Позвольте мне продолжать. Никто из нас, кто бросился тушить огонь, не знали тогда, что бомба была особенной. Только на рассвете мне позвонили из лондонской полиции и сообщили новые факты. Скажу коротко: ваш дядя был убит выстрелом в спину, когда сидел за своим столом. За его спиной, как и в этой комнате, было окно. Должно быть, кто-то проник в палисадник за домом и, когда он в одиночестве погрузился в работу, выстрелил в него, после чего проник в комнату и открыл сейф.

– Сейф взломали?

– Комбинации не знал никто, кроме вашего дяди. Даже я. Сейф взломали очень искусно, по мнению полиции, это сделал настоящий мастер своего дела. Изъяв из сейфа бумаги, преступник включил часовой механизм бомбы. Судя по произведенным разрушениям, которые вы видели своими глазами, заряд был очень мощный. Если бы не было достоверно известно, что над этим районом города за истекшие сутки не пролетал ни один вражеский самолет, то можно было бы решить, что разрушения являются следствием воздушного налета.

– А почему вы так уверены в этом?

– Это одна из тайн радиолокации. Эти новые обстоятельства пока сохраняются в тайне в интересах следствия. В сделанном по радио объявлении выражалось глубокое сожаление о гибели вашего дяди при воздушном налете и бомбардировке.

– Воистину так, – отозвалась я мрачно.

– Я отдал бы все свои мирские богатства за то, чтобы увидеть, как ответственный за это преступление будет висеть в петле, – проговорил Питер Флактон, и мне понравился решительный тон, которым он произнес эти слова.

– Мы должны их поймать, – провозгласила я, – во всяком случае, я жизнь готова положить, только бы раскрыть это преступление.

Едва ли Питер поверил мне, однако он протянул руку, и торжественно, словно бы давая обет, я вложила в нее свою.

За этот день произошло так много событий, что, только оказавшись в постели, я принялась анализировать их. Едва я в полной мере осознала, что никогда больше не увижу любимого дядю Эдварда, как захотела плакать, однако я так наревелась за прошедшие десять дней, что слезы просто не шли.

Напротив, я ощутила столь жгучую ярость, что поклялась отомстить убийцам, даже если мне придется сделать это собственными руками.

Питер Флактон, на мой взгляд, при всей своей доброй воле не мог похвастаться необходимой решимостью. Быть может, так принято у англичан; но, должна признаться, что мне нравится, когда мужчины бывают решительными и непреклонными. Даже мужчина во гневе не вызовет моего осуждения.

Невозмутимая физиономия за партией в покер хороша в книге, но в повседневной жизни она только раздражает. Однако у меня хватило ума понять, что он доброжелательно настроен ко мне – во всяком случае, проглотив горькую пилюлю, которую я поднесла ему своим упрямым желанием остаться в Англии, не стал отсылать меня назад в Канаду.