После ужина я постучала в ее дверь. Майда открыла ее ровно настолько, чтобы я могла войти, и тут же захлопнула. В комнате находилось еще несколько жильцов: молодой человек, работавший в портовой конторе, страховой агент на пенсии и его жена.
Вскоре появилась Иза — та самая школьница. Меня немало удивили ее ярко накрашенные губы и глаза.
— Очередной транспортник пришвартовался, — сообщила Иза.
— Тише, дорогая, — остановила ее мать, — считается, что мы должны помалкивать насчет судов.
При этих словах миссис Йен Клут подмигнула мне. Только тут я сообразила, насколько гордится она Изой.
— Из Аргентины, — продолжала та.
— Правда? — сказала миссис Йен Клут. — Ну и как, есть хорошие ребята?
Пожилая пара переглянулась. Молодой человек, для которого многое здесь было внове, судя по всему, удивился, но промолчал. Майда и Грета, как и их мать, похоже, сгорали от любопытства.
— И не один, а? — проговорила Майда. У нее была Распространенная в здешних краях манера заканчивать любое высказывание, вопрос, а впрочем, и ответ, междометием «а?».
— Можешь не сомневаться, приятель, — откликнулась Иза, которая также следовала обычной манере, добавляя «приятеля» ко всему, что бы она ни говорила, независимо от того, к кому обращается, мужчине или женщине.
— Ты ведь в «Звездную пыль» идешь, так, Иза? — осведомилась миссис Йен Клут.
— В «Звездную пыль»! — воскликнула миссис Маре, жена страхового агента. — Надеюсь, вы не о ночном клубе, приятель?
— Почему же, именно о нем, — отчеканила миссис Йен Клут. Единственная в семье, она не следовала местному стилю, и вообще ее речь заметно улучшилась со времен сомерсетской молодости. — Ей там весело, что в этом дурного?
— Молодым бываешь только раз в жизни, а? — проговорил молодой человек, стряхивая пепел в блюдце под укоризненным взглядом миссис Йен Клут.
Миссис Йен Клут послала Майду наверх, за подарками, которые Иза получала от мужчин, — вечерние сумочки, броши, шелковые чулки. Ситуация возникла довольно неловкая. Что тут сказать?
— Славные вещицы, — вымолвила я.
— Да ничего это не значит, ничего, — сказала миссис Йен Кнут, — ничего, это просто подарки. Иза знакомится только с хорошими молодыми людьми.
— А вы тоже танцуете? — поинтересовалась я у Греты.
— Нет, приятель. За нас Иза танцует, а? У нее это отлично получается.
— В точку, приятель, — поддержала сестру Майда.
— Ну да, — вздохнула миссис Йен Клут, — мы люди тихие. И если бы не Иза, жизнь у нас и вовсе тягомотная была бы.
— Она нуждается в пригляде, эта девочка, — заметила миссис Маре.
— Иза! — окликнула ее мать. — Ты слышала, что сказала миссис Маре?
— Слышала, приятель. Я конечно, слышала, а?
Из моей комнаты нельзя было не услышать то, что говорится в ломбарде, прямо у меня под окном.
— Надеюсь, вас ничто не беспокоит, — сказала миссис Йен Клут, искоса посматривая на старших дочерей.
— Нет, — сочла нужным заверить ее я, — сверху мне ничего не слышно.
— Я всегда повторяю девочкам, — продолжала миссис Йен Клут. — Нечего стыдиться работы в ЛД.
— В ЛД? — переспросил молодой клерк, приятель которого играл на литаврах в джаз-банде полицейского управления.
Миссис Йен Клут понизила голос.
— Ломбард, — поспешно пояснила она.
— Ах да, — кивнул молодой человек.
— Да, стыдиться тут нечего, — повторила миссис Иен Клут. — Ну и конечно, я всего лишь жена хозяина ЛД, сама-то вовсе не ЛД.
— Мы содержим лавку в отличном порядке, приятель, — сказала Майда.
— А вы там были? — повернулась ко мне миссис Йен Клут.
— Нет, не приходилось.
— Положим, ничего такого особенного там не увидишь, — сказала она, — но иные ЛД, доложу я вам, это нечто. Посмотрели бы вы на них в Англии. Сплошная грязь! По крайней мере так мне говорили, — добавила она.
— Да, в Англии и впрямь иные ломбарды — настоящая свалка, — подтвердила я.
— А вы что, сами видели? — спросила миссис Йен Клут.
— Ну да, и не раз, — сказала я, пытаясь вспомнить, где это было. — Естественно, в Лондоне, как-то раз в Манчестере, и еще…
— А зачем вы туда заходили, приятель? — осведомилась Грета.
— Ну как зачем, вещи заложить, — сказала я, довольная тем, что могу продемонстрировать кое-какое знакомство с их профессией. — Был у меня компас, но я его больше так и не увидела. Правда, никогда им и не пользовалась.
Миссис Йен Клут поставила чашку на стол и, оглядевшись, убедилась, что, к несчастью, все услышали мои слова.
— Благодарение Богу, — сказала она, стуча по дереву, — но мне, к счастью, ни разу не приходилось попадать в такое положение.
— Я тоже никогда ничего не закладывала, — сказала миссис Маре.
— А вот моя бедная мать то и дело таскала вещи в ломбард, — заметил мистер Маре.
— Это уж точно, — подтвердила миссис Маре.
— Смотрите, сколько грязной пены на море, — сказала жена ростовщика.
— Я собираюсь на концерт полицейского джаз-банда, — сообщила Иза. — Что бы такое н'деть? — У девушек есть привычка глотать гласные в некоторых словах.
— Можешь н'деть свое вечернее голубое, — предложила Грета.
— Нет, — зачастила ее мать, — нет, нет, нет. Она наденет новое платье.
— Я собираюсь п'стричься, — заявила Иза, дергая себя за золотистые косы.
При мысли о том, как это будет выглядеть, ее мать так и передернуло. Грета и Майда покраснели, обменявшись непонятным жадным взглядом.
Наконец дверь приоткрылась на несколько дюймов, и мы гуськом вышли из комнаты.
На следующее утро я, как обычно, услышала, как миссис Йен Клут открывает ломбард. С клиентами, ожидавшими, как обычно, у входа, она общалась с большим знанием дела. В первые полчаса звонок дребезжал неустанно — заходили матросы и другие военные, которым не терпелось заложить фотоаппараты, портсигары, часы, костюмы и многое другое, то, что, подобно моему компасу, никогда не вернется к хозяевам. Я не видела хозяйку, но без труда представляла, какими действиями сопровождались ее слова. Миссис Йен Клут минуты три (что легко рассчитывалось по продолжительности тишины, наступавшей после вступительного: «ну?») изучала предложенную вещь. Изучение осуществлялось с большим тщанием, вроде бы при помощи чувствилища, или измерительного прибора, — ее длинного носа (мне уже приходилось видеть, как она осуществляла подобную операцию с сокровищами Изы). Не то чтобы она в буквальном смысле обнюхивала вещь, нет; но к носу приближала, а уж тот все калькулировал и выносил окончательный вердикт. Затем она отрывисто называла цену. Если с ней не соглашались, она становилась необыкновенно красноречивой, хотя на этом этапе нив коем случае не утрачивала выдержки. Изо рта миссис Йен Клут телеграфной лентой разматывался перечень недостатков объекта заклада; ее уменьшавшаяся рыночная стоимость была ей хорошо известна; этот костюм никогда не подойдет другому мужчине; это кольцо не стоит тех денег, которые пойдут на его расплавку. Обычно закладчики сдавались, принимая сниженную цену. Если же нет, жена ростовщика без дальнейших споров переходила к следующему клиенту. «Ну?» — бросала она. Если тот, первый, все еще мялся, колебался, раздумывал, миссис Йен Клут наконец утрачивала выдержку. «Ну что, никак не решишься? — переходила в атаку она. — Чего ждешь, чего ждешь?» В результате такой шоковой терапии клиент либо поспешно ретировался, либо столь же поспешно заключал сделку.
Подобно большинству здешних заведений, ломбард миссис Йен Клут был разделен перегородками на несколько отделений, так что походил скорее на трактир с салуном и стойками, общими и отдельными. Перегородки разделяли помещения для белых посетителей, черных и тех, кого называли цветными, — индусов, малайцев и полукровок.
Когда кто-нибудь смуглолицый входил в ломбард через вход для белых, миссис Йен Клут всегда давала ему время оглядеться, но устало жаловалась Майде и Грете на то, что ей приходится метаться туда-сюда.
— Нет, вы видели ту цветную девчонку, что только что вышла отсюда? — вопрошала она. — Вошла через вход для белых. Цветная, точно цветная, но ведь ничего не скажешь. Того и гляди в клевете обвинят.