Внезапно Тайрел понял, что рядом с кроватью стоит Кэти и смотрит на него. Он поднял голову и спросил:

— А где лейтенант?

— Разговаривает по телефону в моем номере. Он вспомнил, что сегодня вечером, четыре часа назад, у него было назначено свидание.

— Интересно было бы послушать, как он объясняет свое отсутствие.

— Ничего интересного. Наверняка врет ей, что испытывает новый самолет, очень сложный, и что чуть не сломал себе шею во время пике с высоты тридцати восьми тысяч футов.

— Забавный парень.

— Безусловно... А ты что делал? Спел с открытыми глазами?

— Нет, просто размышлял, почему я здесь... А может быть, и почему я стал тем, кто я есть.

— На первый вопрос я знаю ответ. Ты здесь потому, что охотишься за Бажарат, и потому, что ты был одним из лучших офицеров военно-морской разведки.

— Это не правда, — возразил Хоторн, садясь и опираясь спиной на подушку, а Кэти опустилась в кресло в нескольких футах от кровати.

— Даже Стивенс согласился с этим, хотя, возможно, я с неохотой.

— Он просто пытался рассеять твой страх, вот и все.

— Я так не считаю. Ведь я видела тебя в деле, коммандер. Зачем отрицать?

— Наверное, когда-то я и был хорош, майор, но за последние годы многое произошло, и осознают это мои начальники или нет, но из меня уже плохой оперативник. Да ты и сама видишь, что меня больше не волнует, кто выиграет или проиграет в этих дурацких играх. Меня тревожит кое-что другое.

— Ты не хочешь рассказать мне — что?

— Не думаю, что тебе приятно было бы услышать об этом. А кроме того, это глубоко личное... Я ни с кем этим не делился.

— Могу обменяться с тобой, Тай, у меня тоже есть кое-что глубоко личное, о чем я никогда никому не говорила, даже Джексону, к уж тем более родителям. Может быть, мы сможем помочь друг другу, так как, наверное, никогда больше не увидимся после того, как наше дело будет закончено. Ты хотел бы услышать мой рассказ?

— Да, — ответил Тайрел, посмотрев на Кэтрин с тревогой и где-то даже с мольбой. — В чем дело, Кэти?

— Пул и все мой близкие считают, что я родилась для военной службы, родилась для того, чтобы стать классным военным летчиком, и всех устраивает эта мысль.

— Прости меня, — сказал Тайрел, мягко улыбнувшись, — но Джексон, по-моему, не просто считает, что ты родилась для этого, но видит в военной службе вообще весь смысл твоего существования.

— Но все это абсолютно не так, — возразила Кэтрин. — До поступления в Вест-Пойнт я всегда мечтала стать антропологом, таким, как Маргарет Мид, путешествовать по всему миру, как она, изучать никому не известные культуры, узнавать что-то новое о первобытных людях, которые во многом лучше нас теперешних. Иногда эти мечты возвращаются ко мне... Я говорю глупости, да?

— Вовсе нет. Но почему бы тебе сейчас не начать воплощать свою мечту? Я всегда мечтал иметь собственный корабль и плавать под своим собственным флагом. Десять лет я был лишен возможности осуществить это свое стремление, ну и что?

— У нас с тобой совершенно разные обстоятельства, Тай. К тому, чем ты сейчас занимаешься, ты начал готовиться еще с детства, а мне придется снова учиться в школе.

— Но что значат несколько лет учебы? Это ведь не нейрохирургия. А потом, ты можешь учиться в ходе работы.

— Каким образом?

— Ты можешь делать то, чего не могут девяносто процентов антропологов. Ты же пилот и сможешь повсюду развозить их экспедиции.

— Какой-то сумасшедший у нас с тобой разговор, — тихо и печально произнесла Кэти. Она выпрямилась в кресле и откашлялась. — Я рассказала тебе свой секрет, Тай. А какой секрет у тебя? Откровенность за откровенность.

— Мы рассуждаем с тобой прямо как дети... Ну ладно, хорошо. Я и тогда и сейчас все время возвращаюсь к этому, что, наверное, как-то поддерживает меня... Однажды ночью я отправился на встречу с агентом КГБ, у нас было много общего с этим советским парнем, он тоже был моряком, но с Черноморского флота. Мы оба понимали, что ситуация выходит из-под контроля, оба знали об этих трупах в каналах. Ради чего? Высшим руководителям до этого не было никакого дела, но мы с ним пытались хоть как-то остановить это сумасшествие. Придя на встречу я нашел его еще живым, но все лицо было изрезано бритвой. Я понял, чего он ждет от меня... и избавил его от боли и страданий. И тогда я понял, что должен делать. Надо было не просто охотиться за коррумпированными чиновниками, делавшими деньги из ничего, не за обманутыми тупоголовыми бюрократами, зараженными чужой идеологией, а за фанатиками, маньяками, которые стоят во главе всего этого. И действуют они под прикрытием непоколебимой, беззаветной преданности высокой идее, до которой нет никакого дела бурлящему котлу истории.

— Как его все сложно, коммандер, — тихо сказала Кэти. — Именно тогда ты и познакомился со Стивенсом, капитаном Стивенсом?

— С Генри Ужасным?

— Он действительно был... он действительно такой?

— Моментами он агрессивен в своей деятельности, скажем так. На самом деле я лучше знаю его жену, чем его самого. Детей у них не было, и она работала в транспортном отделе посольства, организовывала все поездки, и мне приходилось там околачиваться. Хорошая женщина, и я подозреваю, что она сдерживает его гораздо больше, чем сама признается в атом.

— Несколько минут назад ты спросил у него о своей жене... — Тайрел резко повернул голову влево и в упор посмотрел на Кэти. — Извини, — прошептала она, отводя взгляд.

— Ответ я знал, но был обязан задать этот вопрос, — спокойно сказал Тайрел. — Ван Ностранд сделал грязный намек... Хотел спровоцировать меня, оставить без защиты.

— А Стивенс соврал тебе, но ты ему, конечно, веришь.

— У меня нет ни малейшей тени сомнения. — Хоторн усмехнулся, но не своим словам, а просто вспомнив что-то. Он снова уставился в потолок. — Если оставить в стороне агрессивностьь, то Генри очень храбрый человек, обладающий к тому же аналитическим складом ума, но главная причина его отхода от оперативной деятельности и продвижения по служебной лестнице заключается в том, что он совершенно не умеет врать. Начнем с того, что когда смотришь на Генри и слушаешь его, кажется, что он покрывается потом. Поэтому я абсолютно уверен, что он знает гораздо больше о смерти моей жены... о ее убийстве, чем говорит мне. Ты слышала, о чем я спросил его; так что понимаешь, в чем заключался скрытый смысл вопроса. Его ответ был настолько спокойным и четким, а реакция настолько быстрой и решительной, что у меня не возникло сомнения в правдивости его слов. Он сказал, что всего однажды встречался с Ингрид, когда сопровождал жену на скромный прием по поводу нашей женитьбы, устроенный в посольстве.

— Слишком подробный ответ, чтобы быть ложью.

— Я никогда не сомневался в Ингрид, да и ты бы не сомневалась, если бы знала ее.

— Мне бы этого хотелось.

— Ты бы ей наверняка понравилась. — Тайрел медленно повернул голову и снова посмотрел на майора. В его взгляде уже не было враждебности. — Ты сейчас примерно в том же возрасте, в каком была она, и у тебя такое же чувство независимости, даже властности, но ты демонстрируешь его, а у нее оно никогда не проявлялось.

— Черт побери, большое спасибо тебе, коммандер.

— Успокойся, ты же офицер и должна демонстрировать властность. А она была переводчицей с четырех языков, и у нее просто в этом не было необходимости. Я совсем не хотел обидеть тебя.

— Представьте себе, она проглотила эту муру, — закричал Пул, влетая в дверь.

— Что проглотила? — спросил Хоторн.

— Тот факт, что я вызвался испытывать подводную батисферу в условиях невесомости, поэтому мне в легкие пришлось вводить кислород! Вот это да!

— Давайте поедим, — предложила Кэти.

Ужин в номер доставили через сорок пять минут, и все это время Хоторн изучал журнал регистрации, Пул читал газеты, купленные в холле отеля, а Кэти приняла горячую ванну в надежде «смыть все напасти». Телевизор работал, правда, звук был приглушен, но если бы передали какую-нибудь информацию по поводу ван Ностранда, то они бы услышали ее. К счастью, о ван Ностранде не было сказано ни слова. Закончив ужин, Тайрел позвонил в кабинет Генри Стивенса.