— Да ты ведь за десять минут можешь обеспечить мне защиту!

— Это не так-то легко. Тратить деньги налогоплательщиков на охрану мошенника, бывшего пилота американской армия, который к тому же является владельцем публичного дома? Подумай о слушаниях в конгрессе!

— А ты подумай о моей жизни!

— Вчера вечером ты предлагал мне нажать на курок...

— Да я был пьян! Больно уж ты правильный, разве тебе никогда не приходилось осознавать, что дела идут совсем не так, как тебе хотелось бы?

— Я это переживу. Ладно, у нас есть еще девять часов, так что начинай думать. И чем серьезнее ты будешь думать, тем больше вероятность того, что я обеспечу тебе защиту... Каким образом они впервые наняли тебя?

— Черт возьми, это было так давно, мне трудно вспомнить...

— Постарайся вспомнить!

— Большой такой парень, вроде тебя, но волосы седые, одет первоклассно, лицо симпатичное... Знаешь, он как будто сошел с картинки рекламы одежды для мужчин. Он пришел ко мне и сказал, что вся эта дерьмовая история будет изъята из моего досье, если я буду выполнять его приказы.

— И ты выполнял?

— Конечно, а почему бы и нет? Сначала я перевозил кубинские сигары — ты можешь в это поверить? Потом настала очередь водонепроницаемых коробок, которые сбрасывали на парашютах на рыболовные отмели в сорока милях от островов Флорида-Кис.

— Наркотики, — утвердительно заметил Хоторн.

— Да уж, конечно, не сигары.

— И все-таки ты занимался этим?

— Позволь мне кое-что сказать тебе, коммандер. У меня есть двойняшки в Милуоки, которых я даже никогда не видел, но они мои. Я не торговал наркотиками, а когда сложил два и два и получил в результате четыре, то сказал им, что завязываю. И тогда этот пижон ясно дал мне понять, что правительство обрушится на меня, как топор мясника. И я продолжал выполнять их приказы, иначе бы очутился в Ливенворте. А уж тогда я не смог бы посылать деньги в Милуоки моим детям, которых никогда не видел.

— Очень уж ты сложный человек, господин пилот.

— Можешь и не говорить мне об этом. Я хочу выпить.

— Бар у тебя под рукой. Пей и думай дальше.

— Ладно, — сказал владелец публичного дома, наклоняясь к бару. — Раз в год или два, а то и три раза сюда приходит подозрительный сукин сын в пиджаке в галстуке и заказывает лучшую минетчицу.

— Минетчицу?

— Ну, которая берет в рот. Как тебе еще объяснить?

— И что?

— Он развлекается с девочкой, но не позволяет в себе прикасаться. Понимаешь, что я имею в виду?

— Это выше моего понимания.

— Он никогда не снимает одежду.

— Ну н что?

— Но это же неестественно. Настолько неестественно, что меня взяло любопытство и я приказал одной из девочек устроить ему «ракету»...

— "Ракету"?

— Она подсыпала ему в выпивку порошок, который вознес его в космос...

— Здорово.

— И угадай, что я обнаружил? У него в бумажнике была дюжина удостоверений, визитных карточек, членских клубных карточек. Он адвокат, настоящий высокопоставленный адвокат одной из этих богатых фирм в Вашингтоне.

— Ну и какой ты сделал вывод?

— Не знаю, но все это очень неестественно. Понимаешь, что я имею в виду?

— Не уверен.

— Такой человек, как он, мог бы получить все, что угодно, в публичных домах в центре города. Так почему же он приходит на окраину, тем более в такое место?

— Именно потому, что это окраина. Вполне понятно, что его здесь никто не узнает.

— Может, и так, а может, и нет. Девочки говорили мне, что он всегда задает вопросы. Типа: кто мои клиенты, кто из них похож на араба ила светлокожего африканца... Черт побери, да какое это имеет отношение к сексу?

— Думаешь, он связник?

— Опять ты про какого-то связника.

— Есть человек, который передает информацию, но совсем необязательно, что он знает, от кого и кому.

— Ты меня правильно понял.

— А смог бы ты опознать его? Это в том случае, если все его удостоверения просто липа.

— Конечно. Таких пижонов здесь не бывает. — Пилот налил себе полстакана канадского виски и выпил в несколько глотков. — Симилис симилибус курантор, — пробормотал он, закрыл глаза и рыгнул.

— Не понял?

— Это старая средневековая молитва. В переводе это значит похмелиться[3].

— Ладно, значит, мы имеем двух пижонов: человека, который нанял тебя, и адвоката из Вашингтона, который не снимает одежду в публичном доме. Как их зовут?

— Тот, который завербовал меня, назвался мистером Нептуном, но с тех пор я не видел его и не говорил с ним. А этого шпика-адвоката зовут Ингерсол, Дэвид Ингерсол, но все это может быть липой.

— Ладно, это мы проверим... Какое было твое последнее задание перед Гордой?

— Я зарабатывал на хлеб с маслом, вполне законно возил туристов...

— Я говорю о тайном гадании, — оборвал его Тайрел.

— Летал на гидроплане раз в неделю, а иногда и два раза на крошечный остров, который и на карте-то с трудом можно отыскать.

— Там есть бухта с небольшим причалом и дом на холме.

— Да! А откуда ты знаешь? — Его больше нет.

— Острова?

— Дома. Что ты возил туда? Или кого?

— Главным образом продукты. Много фруктов и овощей, свежее мясо... Те, кто там жил, не любили замороженных продуктов. Еще возил гостей, но вечером забирал назад, на ночь никто не оставался, кроме одной.

— Про кого ты говоришь?

— Никогда не слышал ее имени, довольно привлекательная женщина.

— Женщина?

— Да, француженка, испанка или итальянка, длинноногая, лет тридцати.

— Бажарат, — тихо прошептал Хоторн.

— Что ты сказал?

— Ничего. Когда ты видел ее последний раз? И где?

— Несколько дней назад я отвозил ее на остров, после того как забрал с Сен-Бартельми.

Тайрел судорожно заглотнул воздух, чувствуя, что задыхается. Но это же безумие!.. Доминик?

— Ты лжешь! — Хоторн схватил пилота за грязную рубашку, и тот выронил стакан, который ударился об пол и разлетелся на множество осколков. — Кто ты такой, черт бы тебя побрал! Сначала ты называешь моим именем проклятого убийцу, который летел в твоем самолете с Горды, а теперь говоришь, что моя подруга, очень близкая подруга, в есть та самая сумасшедшая сука, которую разыскивает половина стран мира! Ты проклятый лжец! Кто научил тебя так говорить?

— По какому поводу весь этот кошачий концерт? — Только что проснувшийся и ничего не понимающий Пул сел и опустил ноги на пол с шезлонга.

— Отстань от меня, ты, псих! — Пилот ухватился за бар, чтобы не упасть. — Ты в ботинках, а я нет, и здесь повсюду осколка стакана!

— Через десять секунд я ткну тебя в них мордой! Кто научил тебя так говорить?

— Да о чем ты, черт побери?

— Это снова Амстердам! Что ты знаешь об Амстердаме?

— Я никогда не был там... Отпусти меня!

— Какие волосы были у этой женщины с Сен-Бартельми, светлые или темные?

— Темные, я же сказал тебе, она итальянка или испанца...

— Какого она роста?

— На каблуках почти одного роста со мной, а во мне...

— Лицо... телосложение?

— Она была загорелой, похоже, солнечный загар...

— Во что была одета?

— Не помню...

— Думай!

— Это было что-то белое... платье или брючный костюм... что-то вроде такого делового костюма.

— Сукин сын, ты лжешь! — закричал Тайрел, прижимая пилота спиной к бару.

— Да зачем мне, черт возьми, это нужно?

— Он не лжет, Тай, — сказал Пул, — У него для этого кишка тонка.

— О Боже! — Хоторн бессильно опустил руки и повернулся спиной к обоим, бормоча:

— О Боже, Боже, о Боже! — Он медленно подошел к окну, выходящему на грязную мощеную улицу. Глаза его затуманились, из горла вместе со всхлипываниями вырывались слова:

— ...Саба, Париж, Сен-Бартельми — все это ложь. Амстердам, Амстердам!

— Амстердам? — невольно переспросил пилот, отходя от бара и осторожно ступая босыми ногами, чтобы не наступить на осколки стакана.