Тогда же Императрица Мария Федоровна писала Ему: «Никогда не забывай, что все глаза обращены на тебя, ожидая, какие будут твои первые самостоятельные шаги в жизни. Всегда будь воспитанным и вежливым с каждым, так, чтобы у тебя были хорошие отношения со всеми товарищами без исключения, и в то же время без налета фамильярности или интимности, и никогда не слушай сплетников» [6]. Эти принципы тоже укладываются во все поведение Императора Николая И, не позволявшего себе резкостей по отношению к своим подданным и доверявшего только установленным фактам, а не массе сплетен, через которые на Него безуспешно пытались влиять. Успехи Императора Николая II и Его пренебрежение к «общественным деятелям» и интеллигенции вызвали у них настоящую ненависть. Опаснейшим из оружий, имевшихся у интеллигенции против Царя, было слово, и они вовсю употребили его. Именно они приговорили Николая II к «слабоволию», хотя трудно представить более упорного Государя. На секретном заседании Совета Министров в августе 1915 г. князь Н. Д. Щербатов заявлял: «Мы все идем дальше. Мы всех себя считаем неспособными, если целых три недели не можем сломить упорства Царя» [3, Т. 18], а Г. Е. Распутин — генералу Курлову: «Иногда целый год приходится у прашивать, Государя и Императрицу для удовлетворения какого-нибудь ходатайства» [51]. Подобных заявлений о непреклонности Николая II и его сильной воле можно найти предостаточно, в пример многим и многим воспоминаниям лиц, близко не знавших Николая II и совсем отдаленных от Его Особы. Доходило до абсурда: в одних и тех же воспоминаниях Николай II то боялся ответственности и прятался за чужими спинами, то не терпел, чтобы его заслоняли, и якобы этим объясняется отставка Витте, отчуждение Столыпина и смена Вел. Кн. Николая Николаевича на посту Верховного Главнокомандующего. Совмещали слабоволие и упрямство. Одни видели «доброту и благородство натуры» и неспособность править. Другие, напротив, писали, что у Николая II хватало ума, но недоставало сердца (А. Ф. Кони). Использовали все самые противоречивые средства, чтобы очернить Императора [59].
Монархическая система подготовки Наследника к Престолу воспитала в нем качества, соответствующие основной идее Православного Самодержавия, в которой Монарх является представителем нравственно-религиозного идеала нации. Николай II глубоко верил в свой священный долг Царствования, не позволяющий никому передоверять свою власть, — личную и тяжелейшую ответственность. Самостоятельно претворяя в жизнь свои намерения по совершенствованию России, он продолжал единую политическую линию Императоров XIX века. С. Ю. Витте «редко встречал так хорошо воспитанного человека», как Государь Николай Александрович. Николай II не облекал свою волю в суровость обращения с подчиненными, а следовал требованию: «самообладание должно быть признано за необходимый царственный принцип» [80].
Imperare sibi maximum imperium est. — Власть над собой — высшая власть.
Император продвигал свою волю с непереубедимым упорством в тех решениях, которые он считал принципиальными, независимыми от практических знаний лиц, пытавшихся изменить Его решения. Одна эта известная сторона характера показывает твердость Монарха, клевета на которого доходила до самых позорных пределов. Лучшим образом убежденных врагов Монархии характеризует канонизация Николая Александровича Зарубежной Русской Церковью в 1981 г. и Русской Православной Церковью в августе 2000 г. Оппоненты обычно отвечают, будто эти деяния характеризуют одну РПЦ, или будто канонизировали только за мученическую кончину и поведение после 1917 г. Достаточно указать им, что Император Александр Второй тоже перенес мученическую смерть от террористов, но не был прославлен Церковью, — по той единственной причине, что он не был Святым. Синодальная комиссия занималась изучением всей жизни Государя, прославление Святыми Его и Его Семьи стало возможно только после долгого расследования. Сравнение формулировок указывает на большую точность прославления 1981 г. Потом, протоиреем Александром Шаргуновым были собраны сборники «Чудеса Царственных Мучеников» и «Новые чудеса Царственных Мучеников», и эти чудеса исцеления верующих и явления Их Ликов продолжают происходить вновь и вновь. Православные священники говорят, что Господь неслучайно много лет привлекает внимание к Святой Царской Семье, и выражают надежду, что это символ грядущего восстановления в России Самодержавной Монархии.
Николай II достиг наибольшего приближения к идеалу власти, живому воплощению идеи Христианской Монархии. Однако в то время Святой Император был мишенью всех противонациональных, антигосударственных сил. Сопроводившую Коронацию трагедию на Ходынском поле 1896 г., разумеется, идейные враги Монархии использовали на полную мощность, умножая количество погибших и обвиняя в произошедшем самого Императора. Поле, предназначенное для празднеств, действительно не было подготовлено к безосновательной панике и давке, в которой повинна толпа, но никак не Николай И, в устроении торжества не участвовавший. После отменить бал французского посольства Его разубедили Великие Князья, Вдовствующая Императрица и министры совместными усилиями. Такова была необходимость международного престижа и жестокий церемониал. Для примера, в Лондоне 1867 года, когда отмечали 50-летие вступления на престол королевы Виктории, погибло 4 000 человек, но эти жертвы не повлияли на распорядок торжеств [Анри Труайя «Николай II» М.: Эксмо, 2003]. В том же Лондоне, по данным за 1902 г., из-за скоплений на улицах погибало в год до 150 пешеходов, а получали ранения свыше 8 тысяч.
Давка на Ходынском поле была спровоцирована самой толпой, выдумавшей слух, что всем подарков не достанется. Количество жертв по официальным данным составило 1 282 человека (по др. максимум 1 400). С демократических и советских позиций принято подчеркивать падение престижа Монархии в глазах народа, но у монархистов это событие вызвало честное и искреннее сожаление: «Многие переживали, со слезами на глазах просили простить их, «неразумных», испортивших «такой праздник»» [6].
К 1896 г. Краснов подготовил и выпустил книгу «Атаман Платов». Санкт-Петербург и 1896 г. — выходные данные этой книги и еще трех: «Донцы. Рассказы из казачьей жизни» (будут переизданы в 1909 г.; с иллюстрациями), «Донской казачий полк сто лет тому назад», «Казаки в начале XIX в. Исторический очерк». Эти книги — результат долгой работы с военными архивами. Краснов углубился в изучение истории Русской Армии и Войска Донского.
«Донцы. Рассказы из казачьей жизни» охватывают последние века.
1-й рассказ «Не люба» (СПб., январь 1894) основан на принятой тогда процедуре развода. Действие идет после бунта Разина. На станичной площади объявляли о женитьбе, на сборе и разводились, прилюдно объявляя: «Не люба!» Впрочем, в рассказе угроза развода разрешается с благородной помощью влюбленного (без полной взаимности) в жену погрязшего в долгах мужа.
2-й «Терпи казак» (СПб., январь 1894) о подготовке похода на Индию при Императоре Павле. О мечте стать атаманом. «Бригадный Денисов будет, али Краснов, не упомню», проскальзывает в рассказе. «Войску Донскому поручено было великое, но и трудное дело: уничтожить Англию, разгромивши ее индейские владения». Цареубийство остановило поход, обессмыслило его жертвы, но спасло остальных.
3-й «На питерской службе» (СПб., апрель 1894) о влюбленности в девушку в Петербурге при жене на Дону.
4-й «Казак Голованов (быль)». Д. Николаевка, август 1894.
5-й «Денщик (Ей)» — посвящение Л.Ф.Б. снято за неактуальностью инициала Б. Рассказ об отношениях с офицером, возникновении привязанности при совместной жизни. Автобиографичен. 21.8.1893, С.-Петербург. Здесь Краснов показывает положительную сторону службы денщика при движущей им христианской любви. Однако принудительный характер превращения «нашего безответного солдата в няньку, горничную, кухарку, прачку, в раба офицерской семьи» вызывал осуждение Краснова: «Это, конечно, нехорошо. И были из-за этого недоразумения, писались громовые статьи, строгие приказы, но требования жизни сильнее приказов, убедительнее статей и денщику офицерской семьи ни у нас, ни за границей не избежать не подходящей для солдата обязанности нянчить детей». Краснов написал об этом, наблюдая на океанском пароходе в Бенгальском заливе, как за 20-ю детьми следили французские матросы и один денщик [93, с. 507].
