Интересная форма гостеприимства!

В сумке, которую Брандт дал Кейлу на Кладбище, оказалась одна из его голубых маек, по счастью – с длинными рукавами, пара черных кожаных перчаток и перемена одежды для меня. В карман моих джинсов были засунуты сорок долларов. Нельзя было не пожалеть Кейла, которому придется носить майку с рукавами и перчатки в такую жару, но уж лучше изнемогать от зноя, чем по неосторожности прикончить какого-нибудь невинного прохожего.

Мы стояли под навесом и ждали автобус, который, конечно же, опаздывал.

– Послушай, – сказала я, – я знаю, ты думаешь, тебе обязательно нужно найти этого Жнеца. Но может, тебе просто стоит бежать из города?

Само предположение, что мы можем расстаться, почти парализовало меня. Я не хотела, чтобы Кейл бежал из города, но я была бы гнуснейшим из людей, если бы не предложила ему сделать это. Кем-кем, а уж эгоисткой меня назвать нельзя. Кейлу без меня было бы гораздо проще скрыться, да и кто я такая, чтобы удерживать его там, где ему грозит реальная опасность?

– Бежать? – переспросил он.

– Ну да, типа. Слинять. Я дам тебе денег сколько надо, и ты возьмешь билет куда угодно. И привет, «Деназен»!

– А ты поедешь со мной?

Я затараторила – так убедительнее:

– Конечно нет. Теперь, когда я знаю, что мама жива, я не могу ее оставить. Найду Жнеца и уговорю его помочь мне. Мы ее спасем, это точно!

Нахмурив брови, Кейл покачал головой:

– Зачем мне тогда уезжать?

– Как зачем? Чтобы спастись. Как я поняла, жизнь в том местечке была не сахар, а? Вдруг они тебя поймают? Зачем рисковать?

Кейл крепко взял меня за руку. И мне пришлось напомнить себе о необходимости дышать.

– Если я могу помочь Сью спастись, а тебе остаться на свободе – любой риск оправдан.

Ощущение счастья легкими иголочками покалывало меня – каждый кончик моих нервных окончаний. Сложная волна чувств – я таких никогда не испытывала – поднялась и захлестнула меня. Хотелось уточнить детали, но автобус выбрал именно этот момент, чтобы подойти к остановке.

Мы заплатили за проезд и устроились сзади. Кейлу явно было не по себе от моих разговоров. Он наморщил нос и ткнул пальцем в сторону девицы, сидевшей перед нами:

– Ну и волосы у нее!

Девица, где-то под тридцать, если не ошибаюсь, обернулась и смерила нас презрительным взглядом.

Я легонько шлепнула Кейла по руке и прошептала:

– Они называются дредами. А это у нее хайер такой.

Не снижая громкости, Кейл продолжил:

– И пахнут они прикольно.

Девица снова обернулась, явно намереваясь послать нас, но, не дав ей произнести и слова, я сказала:

– Он иностранец. Первый день в Америке.

Пробормотав какое-то ругательство, девица отвернулась.

– «Поведение – два», – подвела я итог и, наклонившись к Кейлу, принялась наставлять его: – Не показывай пальцем на людей и не комментируй, как они выглядят.

Смущенный, он поднял брови, я же покачала головой.

Автобус довез нас до места в трех кварталах от дома, адрес которого дала нам Миша. Мы успели выбраться вовремя: за нашу краткую поездку Кейл умудрился взбесить беременную, назвав ее необъятной, и молодого гота, поинтересовавшись ингредиентами его макияжа. Если бы мы не вышли, в конце концов могло дойти до драки.

Главная улица города была оживленной – началось лето. Я чувствовала себя уверенней среди людей; вряд ли папашины головорезы нападут на нас, когда вокруг столько народа. По крайней мере, я на это надеялась.

Когда мы прошли два квартала, Кейл потянулся и взял меня за руку. Я не сразу въехала: мне показалось, что он хочет отвести меня от препятствия на дороге или просто привлечь мое внимание. Но когда я взглянула в его лицо, меня охватила легкая паника: он даже не смотрел в мою сторону, его глаза были обращены на тротуар, по которому мы спокойно, с ровной скоростью, шли.

Я подождала, думая, что он отпустит мою руку, но он не отпускал. Когда Кейл наконец заметил, с каким недоумением я таращусь на наши сплетенные ладони, его брови удивленно поднялись:

– Что случилось?

– Ни… ничего, – пробормотала я.

Я чувствовала себя полной идиоткой. Не хочу сказать – полуидиоткой, так как мальчишки были моими постоянными спутниками с тех пор, как мне исполнилось тринадцать. Но мне реально не нравился такой поворот событий.

– Ведь все правильно, да? – Он поднял вверх наши сплетенные пальцами руки. Кивнул головой на приближающуюся пожилую пару, которые так же, как и мы, шли рука об руку, да еще и смеялись.

– Ведь именно так люди ведут себя?

– Все немного сложнее, – ответила я.

– Здесь все сложно, – проворчал Кейл.

– Это жизнь, – отозвалась я. – Жизнь действительно сложная вещь.

– А это хорошо?

– Это хорошо, – кивнула я насколько могла убедительно.

Он на мгновение успокоился, затем вновь сжал мою руку:

– Объясни, что я сделал не так. С этим, с руками.

Я вздохнула. Вести разговор об отношениях полов с парнем моих лет! Лучше застрелиться. Аналогии с бейсболом не помогут. Он наверняка даже не знает, что такое бейсбол.

– Когда люди нравятся друг другу, они держатся за руки.

Он посмотрел на наши руки, все еще недоумевая:

– Ты мне помогла, поэтому ты мне нравишься.

Как это наши родители справились со всем этим?

– Нет, когда они нравятся друг другу по-другому. Ну, то есть, когда они хотят быть больше, чем просто друзьями. Ну, и им нравится не только держаться за руки.

– Не только? А что еще?

О боже!

– Ну, скажем, нравится быть все время вместе, и еще нравится, когда они оба чувствуют себя особенно… особо счастливыми. Ну, еще когда они целуются, и им это нравится.

Глаза Кейла загорелись:

– Могу я поцеловать тебя, вместо того чтобы держать за руку?

Да! – кричало мое сердце в ответ.

– Я не совсем точно тебе объяснила, – проговорила я. – Люди целуются, когда они привязаны друг к другу. От этого они чувствуют себя… хорошо.

– Когда я тебя трогаю, я счастлив. И мне хорошо.

Его рот расплылся в улыбке.

– И когда мы целовались вчера вечером, было так хорошо!

Я опять вздохнула и улыбнулась Кейлу. Разговор шел по кругу, и мои мозги начинали плавиться. Весь этот разговор про поцелуи… Кейл, глядящий на меня своими удивительными голубыми глазами… Пора ставить точку:

– Это, точно, очень хорошо. Только я думаю, это потому, что я – единственный человек, к которому ты можешь прикасаться.

Несколько мгновений он молчал, затем произнес:

– Возможно.

Все внутри меня сжалось. То, что я сказала, было логично, но все мое существо протестовало, и мне хотелось, чтобы он спорил, говорил, что я неправа. С другой стороны, все это меня изрядно напрягало – не время нам сейчас терять голову!

Остаток пути мы прошли молча. Парквью – маленький и довольно милый городишко. Аккуратные домики с ухоженными газонами; у каждого входа, как часовые на страже, – сделанные из пластика животные, довольно, впрочем, пошлые. Я несколько раз была на тусовках в этой, пригородной части, и мне понравилось.

По мере приближения к нашей цели местность становилась все более мрачной, а домики – все более обветшалыми и унылыми. Коул Остер, адрес которого был записан у меня на руке, жил в полуразрушенном, выкрашенном синей краской домике в конце тупика с милым названием Последний Шанс. Ни вид домика, ни название тупика не внушали доверия. Мы поднялись по скрипучим ступеням и постучали. Через пару минут невысокий лысеющий человек лет пятидесяти высунул голову в щель приоткрывшейся двери.

– Ну?

– Вы Коул Остер? – спросила я.

– И кому это потребовалось знать? – пробурчал он.

– Миша Во назвала нам ваше имя. Мы ищем Жнеца.

– Проваливайте!

И он захлопнул дверь.

Я снова постучала, на этот раз громче. А не дождавшись ответа, принялась дубасить в дверь ногой. При этом я орала:

– Чем дольше мы будем торчать у вас на пороге, тем больше шансов, что «Деназен» нас здесь найдет! Вы хотели бы видеть людей из «Деназена» у себя за чашкой чая?