С разгромом каморры в Малой Италии раз и навсегда завершилась борьба за власть между национальными мафиозными кланами. Отныне здесь безраздельно господствовала сицилийская мафия. А все прочие общины: апулийская, кампаньская, калабрийская — подчинились диктату Общества Чести. Впрочем, война отнюдь не прекратилась. Сицилийские боссы хорошо понимали, что всякая империя остается прочной до тех пор, пока захватывает все новые и новые территории. Самый агрессивный из них, Фрэнк Айяле, начал вторжение в зону влияния ирландской банды «Белая рука». Немедленно в Манхэттене возобновились вооруженные разборки с кровью и стрельбой.

Лански, Костелло, Сигел и Луканиа вовремя сориентировались, кто же одержит победу, и заблаговременно изъяли все деньги из уличного оборота. За несколько дней до гибели Альфано они прекратили все операции по рэкету. Вскоре на 108-ю Восточную улицу пришли люди Чиро Террановы. В кассе «Банды четырех» остался капитал в три с половиной тысячи долларов — сумма по тем временам довольно значительная. Но деньги до тех пор остаются деньгами, пока делают новые деньги. Это первое правило бизнеса было отлично известно молодым гангстерам. Мейер Лански даже предложил внести всю сумму на счет в Банке Соединенных Штатов под десять процентов в год. Но все остальные восприняли идею Мейера как шутку и долго смеялись. Смеха ради Костелло пошел еще дальше — наведался в банк. Но вернулся оттуда очень серьезным.

— Парни, спасибо старине Мейеру, я нашел то, что нам надо. А нам сегодня надо что? Какое-нибудь громкое дело, чтобы создать себе по-настоящему крутую репутацию, и еще несколько штук наличными. Так?

Осторожный Чарли Луканиа заметил:

— Все это так, Фрэнки. Но что нам для этого надо сделать?

— Я скажу, что нам надо сделать. Взять банк — вот что нам надо сделать! — И Костелло торжествующе оглядел подельников. Они пока помалкивали. Слишком уж неожиданно свалилась на их головы эта идея.

— Допустим, — проскрипел Мейер Лански, — а какой банк ты предлагаешь взять?

Костелло с готовностью ответил:

— Банк Соединенных Штатов, ясное дело. Я был там сегодня. По-моему, это местечко давно никто не грабил. Там слабая охрана, всего лишь четыре человека: двое на входе и двое в кассовом зале. Между собой они никак не связаны. Если отключить двоих у входа, те, которые в зале, ничего об этом не узнают. Мы можем взять их тепленькими.

— Двое из нас могут заранее пройти в холл, — внезапно произнес Чарли.

— Верно! — подхватил Костелло. — А когда мы вырубим двоих у входа и влетим в холл с оружием, те из нас, кто там уже будет, просто направят пушки на остальных легашей. Я думаю, нам даже стрелять не придется.

— Подожди, — перебил хладнокровный Лански, — получается, двоих из нас потом опознают. Ведь заранее нельзя войти в холл с маской ha морде: Пари держу, копы через час уже будут знать, кто обчистил банк.

— Можно изменить внешность, — вмешался Сигел, — надеть парик, приклеить усы.

— Но все-таки надо подготовиться как следует, — упорствовал Лански, — зайти, посмотреть, все пощупать. Нельзя такое крупное дело делать сгоряча.

Фрэнк Костелло согласно закивал:

— Само собой, Мейер. Ведь я же не сказал, что мы пойдем туда завтра.

Банк ограбили через неделю. Без сучка без задоринки. Как и предполагал Костелло, без единого выстрела.

На краденой машине с поддельными номерами подъехали к зданию «Банк оф Юнайтед Стейтс». Сначала из авто вышли загримированные Лански и Сигел. Подождав три минуты, Фрэнк Костелло и Чарли Луканиа надели маски, взяли обрезы, вместительный саквояж и одним рывком подскочили к двум полицейским, стоявшим в дверях. Действительно, этот банк давно не грабили, и стражи порядка держались очень раскованно, даже оружие у них оказалось незаряженным. Ударами прикладов обоих горе-охранников загнали внутрь, там их связали. Когда двое грабителей ворвались в зал с криками: «Спокойно, это ограбление!» — ни один охранник не смог даже шевельнуться, так как почувствовал на виске холодный ствол револьвера. Очистив кассу, грабители исчезли.

Улов оказался приличным — восемь тысяч долларов. С такими деньгами «Банда четырех» могла смело рассчитывать на уважение в преступном мире. Все полосы газет заняло сообщение об этом дерзком налете. Фрэнк Костелло, способный лучше всех вести переговоры (друзья в шутку называли его Дипломатом), отправился в штаб-квартиру «Банды пяти точек» на стыке Бродвея и Бауэр-стрит. Это была одна из самых мощных организованных группировок Нью-Йорка, ни в чем не уступавшая таким известным бандам, как «Белая рука» Денни Михана или «Верная рука» сицилийцев. Костелло объяснил, кто он такой, кто его друзья, уплатил вступительный взнос — по тысяче долларов за каждого[6]. В их пользу говорило также то, что преступление не было раскрыто.

Весной 1917 года «Банда четырех» присоединилась к «Банде пяти точек», из которой вышли такие известные гангстеры, как Джонни Торрио и Джузеппе Массерия. Перед ними открылась дорога к успеху в преступном мире.

Начало прохибишена[7]

В апреле 1917 года Соединенные Штаты вступили в первую мировую войну, тем самым создав для молодых бандитов большие проблемы. Самому старшему из них — Фрэнку Костелло — в то время исполнилось 26 лет. Чарли Луканиа приближался к совершеннолетию. В Америке тогда вошли в моду разговоры о патриотизме. Это слово не сходило со страниц газет и языков обывателей. «С ума все посходили!» — ворчал Мейер Лански. «Страна самоубийц», — поддакивал Сигел. Фрэнк Костелло сострил по этому поводу: «Мы — патриоты собственных карманов». Но им стало не до смеха, когда они получили повестки с требованием явиться на призывной пункт.

Костелло и Луканиа здорово влипли. Оба подлежали мобилизации. Их приписали к 77-й пехотной дивизии армии США. Но ни тот, ни другой не желал воевать — ни 9 немцами, ни с кем бы то ни было вообще. У них были дела поважнее. Что же касается Багси Сигела и Мейера Лански, то на призывном пункте им сказали, что они «еще слишком молоды для ужасов войны».

— Обхохочешься, — заметил на это Багси.

Фрэнку удалось увильнуть от призыва, причем он не потратил на это дело ни цента. Еще в детстве дешевый врач-практикант неудачно удалил ему миндалины. Всю оставшуюся жизнь Костелло разговаривал тихо и хрипло. Врачи обнаружили у него хроническую болезнь горла и решили, что армии США не нужны такие хлюпики. Единственный физический недостаток принес Фрэнку огромную пользу.

Иначе обстояло дело с Чарли. Он был вполне здоров, и его признали годным к строевой службе. День за днем друзья Чарли проводили в раздумьях, как бы избавив его от солдатской лямки. Почему вдруг Чарли должен подохнуть ни за что ни про что? Он ничего не имеет против немцев, а немцы ничего не имеют против него, Им нечего делить! Осталось только найти способ одурачить военных врачей. Багси Сигел, красавчик, наиболее искушенный в возможностях слабого пола, предложил свой вариант решения проблемы:

— Чарли, тебе надо подхватить хорошенький триппер — и дело в шляпе. Это совсем просто, а главное, обойдется очень дешево.

Идея Багси не вызывала у Луканиа особого восторга. Для сицилийского мужчины венерическая болезнь — это позор, infamita. Такой тип в Сицилии становился изгоем. Чарли, хотя и считал себя человеком прогрессивных взглядов, но кое в чем оставался по-настоящему закоснелым сицилийцем, деревенщиной, напичканным предрассудками.

— А что, это идея, — заметил Костелло.

— Ничего лучшего мы все равно придумать не сможем, — подтвердил Лански.

Умом отдавая должное аргументам друзей, в душе Чарли отчаянно противился. Чтобы не пасть слишком низко в их глазах, сицилиец стал рассуждать практически:

— Эта дрянь не нужна мне ни за какие деньги. За два месяца меня вылечат и все равно заарканят.

— Не совсем так, — поправил Костелло, — смотря какой врач займется твоим лечением. Можно сделать так, чтобы у тебя капало круглый год, а если надо — до самого конца войны. Уж будь уверен: найдется док, который поможет тебе в этом деле. Я беру это на себя.