До сих пор помню всю глубину постигшего меня разочарования, ибо при словах «боевой крейсер» в моем мозгу складывался совсем иной образ. И сейчас, вспоминая свои детские эмоции, я подумал о том, как я был неправ.

Старый корабль оказался так страшен для наших врагов, что они заковали его безобидный ржавый корпус в самые мощные силовые поля, которые только смогли сгенерировать.

Мы молча прошли между услужливо распахнувшимися стеклянными створками и очутились на оживленной улице. Непривычно узкие тротуары заполняли люди, спешащие по каким-то весьма неотложным делам. Все они шли с одинаковой скоростью, все были одеты в похожую одежду. Даже рост у всех приблизительно один и тот же. По правой стороне тротуара прохожие шли в одну сторону, по левой — в другую, и только на перекрестке в ста метрах от нас людские потоки перемешивались, но не теряли своей нечеловеческой упорядоченности и проходили друг сквозь друга, как зубья колес в хорошо отлаженной зубчатой передаче.

По проезжей части мчались автомобили. А может быть, это были вовсе и не автомобили, а электромобили или газомобили. Просто я тогда посчитал, что в примитивном обществе и транспорт должен быть соответствующим. Машины постоянно перестраивались и беспорядочно обгоняли друг друга. Глядя на эти броуновские перемещения, я затруднился определить, кто или что контролирует транспортный поток. Для людей управление было слишком быстрым и сложным. Для роботов слишком бессистемным. Скорей всего, направляющую роль играли люди, причем весьма безответственные, а ограничивали и упорядочивали хаос компьютеры.

Я поднял голову и убедился, что проезжая часть состоит не меньше чем из дюжины уровней, каждый из которых нависает над предыдущим, и все это пахнущее наэлектризованным железом, трещащее искрами, нарезанное ломтями пространство скрывает не только небо, но и вершины домов.

Мы влились в по-военному строгие колонны туземцев. Мне стало немного не по себе, будто вокруг шагали не живые люди, а роботы со сбитым программным обеспечением. Было непонятно, что они станут делать в следующую секунду: отрывать друг другу конечности или копать ямы для посадки деревьев. Мой взгляд постоянно натыкался на неживые остановившиеся глаза, непроницаемые лица и резиновые улыбки. Казалось, что если закончится завод таинственной пружины, движущей этим примитивным механическим миром, то все куклы остановятся, замрут в нелепых позах и немедленно начнут гнить, превращаясь в кучи дурно пахнущей улыбающейся дряни.

— Здесь очень дорогие места для парковки, — суетливо сообщил Тэн. — Поэтому я оставил машину рядом со сквером. Нам придется немного прогуляться. Вы не возражаете?

Шедший позади меня негр прогудел что-то весьма невразумительное. Мне удалось разобрать одно слово — «идиот». Похоже, он был против прогулки, но сделать ничего не мог. Некоторое время мы двигались в общем потоке. Я смотрел на прямые спины идущих впереди людей, на их одинаково подстриженные затылки.

Женщины носили волосы подлиннее, мужчины — покороче. У женщин — одна модель стрижки, у мужчин — другая, но тоже одна на всех. Тяжелый случай.

Мы свернули на узкую улочку и по пологой лестнице спустились в подземный переход. От открывшейся передо мной картины я замер, и только чувствительный тычок в спину заставил меня шагать дальше. Подземелье отличалось от поверхности так же, как мифический ад отличается от не менее мифического рая. Интересно было бы определить, где на самом деле в этом мире рай, а где ад. Наверху стерильная чистота морга, здесь смердящие кучи саморазлагающихся бутылок и пакетов. Наверху — люди-машины, здесь — люди-животные. Человекообразные чудовища, воняющие, как просроченные упаковки с креветками. Мне бросились в глаза заскорузлые руки и темные обветренные лица обитателей подземного перехода. Самое смешное, что я не смог бы точно ответить, кем бы я предпочел стать в этом мире, если бы у меня, конечно, был выбор: зловонным бедняком с раскрашенными волосами или затянутым в строгий костюм роботом?

— Прошу прощения. — Тэн потупился. — Почему-то их сегодня очень много. Если бы я знал об этом, то мы бы пошли другой дорогой. Но, я надеюсь, вы понимаете, что у каждого общества есть изнанка.

— Изнанка? Вы превращаете людей в отбросы и скромно называете это изнанкой? — в моем голосе сквозили нотки плохо скрытого превосходства.

— Антисоциальные элементы присутствуют в каждом обществе. В том числе и в вашем. Только вам об этом не говорят, а вы сами слишком ленивы, чтобы поинтересоваться самостоятельно, поэтому до сих пор пребываете в плену иллюзий.

Я промолчал, не желая тратить силы на переубеждение такой мрази, как Тэн. Придет время, и он сам, безо всяких понуканий начнет петь хвалебные песни мегаколлективизму, только это его не спасет. Любой суд даже по самым гуманным законам самого мирного времени приговорит его к смерти за гибель двух женщин, одна из которых была беременна. «А ведь могут и оправдать», — с ужасом подумал я. Найдется какой-нибудь адвокат-гуманист, который как дважды два докажет, что людоед, выросший в нормальном людоедском обществе, просто не может не кушать людей, а, следовательно, судить его по нашим законам — недопустимо.

Охраняющие меня негры ускорили шаг. Происходило что-то не совсем понятное. Охранники нервничали и усиленно вертели головами, стараясь проконтролировать каждого обитателя перехода. Я спиной почувствовал многочисленные заинтересованные взгляды, но стоило мне оглянуться, как глаза сразу же отводились в сторону. На секунду у меня появилось ощущение, что я снова, как когда-то, отбился от тренировочной группы и случайно попал под прицелы свихнувшегося боевого киборга. Тогда преподаватели обманули меня, убедив, что киборг чокнулся по-настоящему, но теперь все абсолютно точно было взаправду. Никаких учебных заданий и холостых патронов. Окружающие нас «антисоциальные элементы» были очень опасны. Опасны для людей-роботов. Мне же они давали шанс.

Я бросил взгляд на Тэна. Тот опять отчаянно трусил.

Он смотрел в пол и очень выразительно сутулил плечи, демонстрируя свое миролюбие и отсутствие желания нарываться на конфликт. Возможно, с киборгами или, скажем, с тиграми такая трусливая тактика и сработала бы, но здесь обитали животные иной породы. Покорный вид Тэна только раззадорил подземных монстров.

Их активность резко возросла. Мимо заскользили какие-то невнятные тени, и из темного угла послышались звуки ударов, стоны и ругань. Сторожевые негры напружинились и заняли позиции слева и справа от меня, выпихнув Тэна в боевой авангард.

— Обычно такое здесь бывает только ночью. Днем полиция очищает переход, чтобы добропорядочные граждане… — запричитал Тэн и вдруг резко остановился, затравленно оглядываясь по сторонам.

Мой почетный караул, а вместе с ними и я тоже застыли на месте. Послышался звон бьющих плафонов.

Нас накрыл полумрак. Нечеткие фигуры окружили нашу группу плотным кольцом. Тэн что-то быстро забормотал себе под нос. Я прислушался. Удалось разобрать обрывок фразы на австралийском: «Зачем вам мой адрес?» и «Я на вас в суд подам, срочно высылайте наряд». Похоже, он вызывал милицию, ибо ребятам, которые нас окружили, абсолютно точно был неинтересен адрес Тэна, да и красивый наряд они ему высылать не собирались.

— Русские свиньи! — прошипел Тэн.

— Не думаю, что они русские, — возразил я, всматриваясь в чумазые желто-черно-серые хари. — Вид у них вполне интернациональный. Кстати, в нашем тоталитарном мире за озвучивание подобного словосочетания можно и в тюрьме месяцок отдохнуть. У вас разве не так?

— Они русские, — прошипел Эдгар. — Ущербные гены неистребимы.

По окружившей нас толпе прошел неприятный, холодящий кровь шелест. Будто насекомые внезапно затрещали своими жесткими надкрыльями и сразу же смолкли. Мордатый небритый парень ткнул пальцем в мою сторону и требовательно взвизгнул:

— Кард, перо, кэш давай сюда фастли. Ну!

Герои-охранники отступили назад и встали спиной к спине, оставив меня один на один с толпой. Они были готовы защищать общество от меня, а вот целесообразность защиты меня от общества не была прописана в заключенных ими контрактах. Тэн начал поспешно хлопать себя по одежде и выворачивать карманы, хотя его лично еще никто ни о чем не попросил. Удивительная предупредительность в сложившихся условиях. Ни малейших признаков гордости или недовольства. Еще и заискивающую улыбочку на мордочку повесил. Раб! Настоящий всамделишный раб.