Я позвонил на рецепцию и попросил вызвать такси, после чего положил трубку, ещё раз взглянул в окно, встал и пошёл в ванную. Я умылся, почистил зубы, затем оделся. На всё у меня ушло десять минут. Голова была ясной, только очень хотелось есть. Я вдруг вспомнил, что вчера не ужинал, и уже скоро сутки, как ничего не ел. Спускался я с опаской. Почему-то мне казалось, что меня и сейчас будут подстерегать в фойе легко одетые девушки, но их на месте не оказалось. Наработались, наверное, за ночь, теперь отдыхают.

Я выписался из номера, сдал ключи, подождал минуту, пока горничная не перезвонила сверху с отчётом о содержимом мини-бара, и поехал в центр.

Верба сидела за столиком прямо напротив входа. Она была одета совершенно по-другому: деловой костюм, юбка и пиджак, под которым трепетала лёгкая блузка с огромным декольте. Волосы были собраны в пучок, такая прическа подчёркивала её широкие скулы. Она сидела боком ко входу, вытянув вперёд красивые крепкие ноги в колготках и туфлях на высоченном каблуке.

Я поздоровался, сел напротив и сразу подозвал официантку, чтобы сделать заказ. Пока я заказывал, Верба разглядывала меня, сложив руки на столе. Когда я закончил, она сочувственно проговорила:

– Тяжёлая ночь?

Я пожал плечами.

– Да ладно, не скромничайте. Вы в какой гостинице живёте?

Я назвал.

– А-а-а, знаю такую. Там всю ночь кого-то трахать легче, чем найти в номере мини-бар.

– Ну, не знаю, мне попались только две девушки в фойе, предлагавшие… отдых. Я, правда, не спросил, почём.

– Я однажды в командировку поехала, так мне каждый день проститутки звонили. Они, видимо, обзванивают все номера подряд, а как слышат женский голос, сразу трубку бросают. На следующий день – опять по новой, вдруг я уже съехала? Когда они третий раз позвонили, я им предложила прийти ко мне в номер, постирушки устроить.

– И что они?

– Трубку бросили. Видно, у них своя прачечная.

Верба положила передо мной несколько листов А4, скреплённых степлером, и начала:

– Прежде всего, сразу несколько разных видов животных называют словосочетанием «камышовый волк». В разных местах так называют китайский подвид Чанго, волка обыкновенного, североамериканский подвид волка обыкновенного и южноевропейский подвид шакала обыкновенного, – прочла она из блокнота и подняла на меня глаза. – Но я не думаю, чтобы это что-то нам дало: во-первых, все упоминания бессистемные, во-вторых, я не нашла там и намёка на… на что-то похожее на рассказ Рыжего или… не знаю…

– Я понял, – кивнул я, – кроме того, камышовый волк – это всё-таки другое название. По тростниковым что-нибудь есть?

– Ну, улов небогатый. Я просмотрела первые сто ссылок на значение «Тростниковые волки», а также просто «тростник – волк» в четырёх разных поисковиках. Кроме этого, я проверила «очеретяні вовки», «трести де луп» и переводы фразы на английский, немецкий и французский – кейн вулвс, ди шильфвёльфе и ле лю розелье. Все эти словосочетания я искала по меньшей мере в четырёх поисковиках каждое, тоже по сто первых ссылок, и во всех известных мне энциклопедиях – их около десяти на русском и по несколько штук на каждом из остальных языков. Ссылки ведут на страницы, где «тростник» и «волк» упоминаются раздельно и не имеют никакой текстуальной взаимосвязи. Любые подозрения я дополнительно проверяла по контексту. Поиски немного осложнились тем, что словосочетанием «wolf cane» в английском языке обозначают распространённые трости с набалдашником в виде волчьей головы. – Она вдруг улыбнулась и добавила: – Кстати, я неожиданно обнаружила, что как в русском, так и в других языках чудовищная путаница с идентификацией болотных растений. Люди почти не способны различать тростник, камыш и рогоз.

– Нет, ну камыш-то легко отличить. У него такие коричневые палочки на концах стебля. Мы их ещё курили в детстве, делали вид, что это сигары.

– Так вот то, что вы курили в детстве… хм… – она ехидно улыбнулась, – то, что вы курили в детстве, – это початки рогоза – многолетней травы монотипного семейства рогозовые. А камыш, – она снова опустила взгляд в блокнот, – это прибрежно-водное растение семейства осоковых, у него никаких початков не бывает. Камышом часто называют и тростник – многолетнее растение семейства злаков, они же мятликовые, у него такие венички на концах стебля маленькие. То есть это три совершенно разных растения, они даже не родственники. И вот с переводом всей этой беды на другие языки творится настоящая вакханалия.

– Хорошо, концентрируемся на тростниковых волках.

– Собственно «тростниковых волков» как целостного словосочетания я нашла три штуки.

Одно – на малопосещаемом немецком форуме, посвящённом падению Берлинской стены. Кстати, эта ссылка в большинстве поисковиков не индексируется, только один мне её выдал, и то не в первой десятке. Один из пользователей оставил на форуме фразу, содержащую слово «schilfwölfe», вот она, на листе. – Верба ткнула пальцем в строчку на верхнем листе бумаги передо мной; там было написано: «Laß ihn Schilfwölfe fressen!». – Я не знаю немецкого, но, насколько я поняла машинный перевод, это значит «чтоб его сожрали тростниковые волки», что-то вроде ругательства или проклятия. Фраза относится к Эрику Хонеккеру, она не отвечала на чью-то конкретную запись, и на эту фразу нет прямых ответов. Она была оставлена в 14.32 12 февраля 2005 года. Пользователь, который её оставил, больше не сделал на форуме ни одной записи и зарегистрировался в тот день, когда была оставлена эта единственная фраза, словно только для этого и регистрировался. Никаких данных об этом пользователе на форуме нет, электронный адрес он при регистрации не указывал – там так можно. В общем, я думаю, это тупиковая нить, она никуда не приведёт.

Другие тростниковые волки, по-английски «cane wolves», – на крупном американском психиатрическом портале. Там есть небольшая статья, если я правильно поняла, про… «бред воздействия». Среди прочего в ней упоминалось, что серийный убийца по имени Максимилиан Солондз утверждал: после того как он сделал всё, что от него требовали «голоса», за ним стали гоняться «cane wolves» – тростниковые волки. Но поскольку сами голоса, приказывавшие Солондзу убивать, принадлежали не тростниковым волкам, автор на этом не останавливается. Я кое-что собрала на Максимилиана Солондза, тут некоторые выдержки. – Она показала на бумаги у меня в руках. – Я старалась выбирать только то, что может иметь отношение к делу.

Наконец, третье и последнее совпадение. Оно попалось мне несколько раз, в том числе на том же американском психиатрическом портале, – это исследования Николая Клочко, украинского психиатра, который утверждает, что «тростниковые волки» – элемент параноидального бреда его пациента. И он якобы, не знаю уж, осмысленно или случайно, столкнулся с тем, что этот элемент, как и целый набор других, встречался в словах других психически больных людей. По словам Клочко, цитирую: «Система бреда целого ряда параноиков демонстрирует устойчивые взаимосвязи в сюжетах и персонажах, и тот факт, что никто никогда ранее не предпринимал попыток исследовать эти взаимосвязи, можно списать только на устойчивые предубеждения психиатров к подобным явлениям». Вот. На Клочко ссылок несколько, хотя тоже немного. Забавно, – она улыбнулась, – но одна из ссылок привела меня на форум, где Клочко сетует на то, как быстро пропадают из Интернета упоминания о тростниковых волках и все его попытки оставить как можно больше таких упоминаний оборачиваются неудачей.

– А где этот Клочко находится? Здесь, на Украине?

– Психиатрическая клиника в Игрени, где бы это место ни находилось.

– Как?

– Игрень.

Это знак. Пора было возвращаться домой.

Верба внимательно посмотрела на моё лицо и спросила, неожиданно перейдя на «ты»:

– Та знаешь, где это, да?

– Да, я знаю. Это дома.

В этот момент подошла официантка с моим заказом, и я жадно набросился на еду.