Одни из новелл убедительны, другие, как лирическая новелла о любви Абраши и медсестрички, явно служат дежурной, «на сладкое» добавкой к напряженному драматичному сюжету. Хотя матерная песня, спетая штрафниками-уголовниками на марше, — это своего рода скандальная сенсация (хотя никакого скандала, похоже, не разразилось) на нашем экране. И то что бойцы пристреливали своих, струсивших в бою, чтобы те числились героями и их семьи получали пособие (а пристрели их СМЕРШ, о пособии и речи не было бы), новое. И комбат, просящий у священника благословить его перед боем, — смело и небанально. И даже такая деталь, как открывание рта артиллеристами во время залпов, почему-то раньше не была замечена экраном. Главные герои колоритны и запоминаются: и упрямый, фанатичный Твердохлебов (Алексей Серебряков), и вор в законе Антип Глымов (Юрий Степанов), и веселый уголовник Лешка Стара (Александр Баширов), и героически воюющий, а в свободное время отпускающий грехи священник (Дмитрий Назаров), и колоритный энкавэдэшник (Роман Мадянов). Их характеры почти не приглажены, это воистину русские люди во всем многообразии их типажей.

Создатели «Штрафбата» тщательно восстанавливают фактуру времени. При этом «провисают», не имея весомого драматургического материала, некоторые хорошие актеры (Василий Мищенко, Алексей Жарков, Андрей Смоляков). Сцены воспоминаний Твердохлебова о жене, сыне и своих былых заблуждениях относительно правильности и гуманности советского строя — это повторение давно пройденного.

Не производит должного впечатления финальный бой с танками, когда погибает почти весь батальон Твердохлебова, — панорама по лицам убитых бойцов, к которым мы прониклись симпатией, не вызывает ни дрожи, ни слез (были в сцене боя моменты преувеличенного пафоса, который уже не вызывает доверия). Сострадание и трепет рождаются лишь тогда, когда отец Михаил, бродя среди погибших, начинает их отпевать. И когда звучит реквием по всем убиенным на войне, начинаешь ощущать великую силу веры и важность служения Отчизне.

По сути, «Штрафбат» — это сага обо всей нашей стране, бывшей в те годы огромным штрафным батальоном, и дань памяти жертвам войны (не забыть серию, в которой батальон Твердохлебова посылают в атаку по заминированному полю!), памяти людей, мостивших путь к победе и к будущему страны. Об этих людях и временах нужны и даже необходимы фильмы, которые обжигают, открывают новые грани войны, а не ведут игру в «войнушку».

***

Ложь долго не живет. А длительное молчание вправе нарушить только правда. Это плюс известный по прежним работам и, увы, редкий на сегодняшнем телеэкране профессионализм авторов и исполнителей неизбежно заставляют отнестись к работе Николая Досталя и Эдуарда Володарского с высокой степенью уважения, признательности и требовательности. И уже первые серии этого многосерийного фильма свидетельствовали о правомерности наших ожиданий, о гармонии художественных средств сценариста, режиссера, оператора в задаче возвращения привычному словосочетанию «личный состав» его изначального смысла. Даже мимолетные скупые строки автобиографий в сцене прибытия пополнения воссоздают штрихи поколения. Великого поколения, защитившего Родину. Перед нами люди, люди разновеликие, судьбы которых раздроблены знаменателем эпохи, но у каждого в числителе — Россия. И это делает их цельными.

Если выбор Алексея Серебрякова на стержневую роль комбата Твердохлебова или Александра Баширова в качестве картежного «каталы» можно рассматривать как «домашнюю заготовку», изначально обреченную на успех, то образ вора в законе Глымова в исполнении Юрия Степанова — пример совершенно иного режиссерского приема. Мы привыкли, что в предыдущих экранных воплощениях не он, а к нему обращались «гражданин начальник». Казалось бы, логичнее и «физиономистичнее» было бы махнуть их местами с Алексеем Жарковым — комдивом Лыковым. Однако здесь как раз тот случай, когда Ломброзо отдыхает.

С одной стороны, резкая смена амплуа для талантливого актера всегда плодотворна, даже на подсознательном уровне заставляет отбросить ранее наработанные, как бы сами по себе возникающие черты. Он не просто «выживает» в непривычном для себя образе, но создает уникальный, что называется, штучный творческий продукт. Исконное степановское добродушие под коростой рецидивиста дает ту самую глубину образа, объемность натуры. Крупные планы, которыми в течение всего фильма ярко и умело пользуется оператор, позволяют увидеть и блатную отчужденность взгляда, когда в рукопашной Глымов закалывает фрица финкой, и едва подавляемую боль в момент вынужденного расстрела бегущего с передовой своего бойца, и влажную оттепель души, неожиданно обретшей любимого человека, и неведомый доселе страх потери от признания «Вор я. Вор в законе». На что, кстати, следует блестящая реакция русской женщины, с милой непосредственностью сыгранной Полиной Кутеповой: «Миленький ты мой, как же тебя так угораздило?»

А с другой — просматривается и косвенная характеристика эпохи, в которой врожденные качества лидера приносят одному погоны золотые, а другому — кличку «погоняло». А как эпоха переменится?..

Тема штрафбата, конечно, рождает не только мотивы трудного единения людей, еще недавно на воле и в неволе числящих себя по разным статьям, обретения смысла жизни и смысла смерти. Сквозь весь фильм, сквозь страшные эпизоды войны, в которых некоторые могут узреть излишнюю натуралистичность, проходит тема ценности человека. Ее носителем является едва ли каждый красноармеец и командир. И в действительности были командиры, отказывавшиеся вести своих солдат на верную и бессмысленную гибель, не боявшиеся трибунала, штрафбата и расстрела. Многие аналоги эпизодов фильма теперь мы можем узнать из открывшихся архивов НКВД. Генерал Лыков, уважая жесткий рапорт комбата с просьбой отстранения от должности, в сердцах произносит: «У меня под Сталинградом почти полк полег. Так что, я теперь стреляться должен?!»

Совпадением мы называем то, чего не можем объяснить. В те же дни, в то же время по каналу REN TV шли серии документального фильма «Чеченский капкан». Если бы кто-то вдруг после хриплой фразы комбата Твердохлебова «Нет больше батальона, товарищ генерал» переключил кнопку, то страшным полувековым эхом услышал бы: «Нет больше бригады...» Любые художественные кадры меркнут перед реальными съемками боев в Грозном, пейзажи новейшей истории куда как жестче. Та же лампасная боязнь доложить правду Верховному. Но ни рапортов об отставке, ни высокопоставленных покаянных лиц. Штрафбат кровью искупал свою вину перед Родиной. Чью вину искупали недавние новобранцы? Придет время, и нам расскажут об этом в художественном сериале?

Но вернемся на канал «Россия». Набравший мощный разбег фильм вдруг с каждой серией начал заметно терять свой накал, выглядеть, как бегун, то ли не рассчитавший дистанцию, то ли на середине ее задумавший уйти в многоборцы. Все больше и больше стало появляться параллельных, почти вставных эпизодов, линий, по стилистике, а порой и жанру выпадающих из общего рисунка. Авторам показалось мало постоянных и порой удачных эпизодов довоенной биографии героев, настораживаю-

ще искусственной сцены политдискуссии на печке между боями двух штрафников, бывших партийцев. Появился власовец, который в гитлеровском плену участвовал в расстреле Твердохлебова, и теперь, попав уже к нашим, языком Валерии Новодворской излагает своей несостоявшейся жертве всю ненависть к «коммунякам». И Твердохлебов на прощание дает ему свое табельное оружие с одним патроном, прекрасно понимая, что этот последний патрон должен убить их обоих. Ибо образ особистов в фильме заслуженно однозначен. Только вот звания генерала госбезопасности не было — у них и звания были особые — старший майор, комиссар 3-го ранга...

А если взять еще один долгий вставной мотив — кровавых стычек бывшего студента Цукермана и антисемита капитана Бредунова, то последнему это едва ли сошло бы с рук — уж что-что, а факты антисемитизма занимали немалое место в рапортах всесильному заместителю начальника управления особых отделов НКВД Соломону Рафаиловичу Мильштейну. Впрочем, я не исключаю, что фамилией капитана сценарист сам сигнализировал об определенной несерьезности этой истории.