Литмир - Электронная Библиотека

Было пять часов, и должна была появиться Клаудиа, но неожиданно зазвонил телефон, и Марио услышал голос отца, непривычно официальный.

- Сегодня мне бы хотелось побеседовать с тобой на известную тему. Жди меня у входа в отель. Я заеду и заберу тебя...

Отец приехал на черном «роллс-ройсе», который использовал по официальным случаям. Он и сам был одет соответственно, в черном пальто и шляпе.

Они выехали из лабиринтов Манхэттена на открытый воздух шоссе, однако загадочное молчание отца было вторым лабиринтом для Марио на протяжении всего пути. Снег становился все более белым, а лесистые участки все более черными по мере сгущения сумерек. Это противостояние в классическом черно-белом сочетании имело для Марио почти апокрифический смысл - не в эти ли два цвета была одета судьба, когда постучала в его дверь в Афинах?

- В пригороде, куда мы едем, находится мой дом... Наш дом, Марио... Он оставался закрытым после смерти моего третьего сына. Но сейчас мы его вновь откроем... - сказал наконец отец.

- Ты мне в первый раз говоришь о существовании этого дома, - заметил Марио.

Они въехали на узкую лесную дорогу, которая привела их к идиллической бухте, покрытой молчаливыми, недвижными яхтами. Проехав по ее орошаемой морем подкове, они направились вдоль побережья с закрытыми, безлюдными виллами. Наконец, фары автомобиля осветили огромную стену забора, необычайно высокую. Она была ярко-белой и фосфоресцировала, как занавес театра теней. Затем появились и тени - двое крупных мужчин стояли на страже у больших металлических решетчатых ворот, которые открылись автоматически для проезда автомобиля.

Сад, вероятно, был очень велик, потому что им пришлось пройти некоторое расстояние, прежде чем они увидели дом. Он тоже казался пустынным и затемненным, но, когда вошли в холл, с коврами и ценными произведениями искусств, у Марио заслепило глаза от яркого света. Тут он заметил огромные темные шторы на зарешеченных окнах.

Безмолвный слуга в белом смокинге принял их пальто. Отец также молча взял под руку Марио и привел в какое-то помещение, выстланное плиткой и пустое, как зал средневекового замка. Меблировка была соответствующей. Резные деревянные кресла с высокими спинками, длинный стол, покрытый белым сукном. На стенах висели головы диких кабанов, оленей с ветвистыми рогами, оружие, мечи, стилеты всех эпох и большой футляр от виолончели, который удивил Марио, потому что был поношен и испорчен дырой посредине. Огромное полено горело в камине, шкура гигантского белого медведя была постелена перед ним, усиливая тепло. Отец пододвинул два кресла и столик к огню, кивком пригласил Марио сесть и безо всякой подготовки сразу же перешел к теме. Быстрыми движениями открыл маленький скрытый сейф и вытащил короткоствольный пистолет «беретта». Он положил его на столик и посмотрел Марио прямо в глаза.

- Этот пистолет, мальчик мой, был первым инструментом, которым я пользовался, едва ступил на землю Америки. Мой, так сказать, первый заступ.

- То есть? Что вы имеете в виду?

- Я имею в виду, что убивал им людей. Я начал свою жизнь в Нью-Йорке в октябре 1945 года как наемный убийца мафии!

Марио едва успел осознать страшный смысл первого откровения, когда последовало сокрушительное второе.

- На следующий год я поехал в Чикаго. Там у меня уже был не только пистолет, но целый пулемет. Тогда мне и дали кличку Паганини, которая затем стала моим признанным именем. И знаешь, почему меня так назвали? Я был первой скрипкой, мальчик мой! То есть первым пулеметом на языке жаргона...

Не давая Марио перевести дыхание, он приблизился к противоположной стене и снял с нее тот самый футляр от виолончели.

- Вот здесь я прятал свой пулемет... Храню его как память...

У него было сейчас звериное, садистское выражение лица - в первый раз Марио видел его таким - глаза полуприкрыты, как у тигра. Он, похоже, наслаждался тем душевным землетрясением, которое буквально превратило Марио в развалины.

- Я вижу, ты испугался. Для Паганини отсутствие хладнокровия - это очень плохо... Но я тебя прощаю ради первого раза, - сказал он строго и понимающе.

Марио был недвижим. Он потерял ощущение места и времени, окаменев словно мумия.

- Позвать слугу, чтобы он принес что-нибудь выпить? Если хочешь, сделаем маленький перерыв, прежде чем я продолжу, - добавил отец.

- Нет, - сказал Марио с неожиданной решимостью. - Хочу все это услышать немедленно.

- Итак, продолжать? - спросил отец.

- Продолжайте... Продолжайте!

Глава 5

- Я приехал в Нью-Йорк зайцем, без гроша в кармане и не зная языка. Но мне посчастливилось встретить друга детства из Неаполя. Прожженный мафиози, он сразу же взял меня на работу...

- На мафиозную?

- А на какую же другую, Марио?

- И ты так сразу согласился?

- Голодная собака хватает ту жратву, какую ей бросают. А я был как раз голодной, бездомной собакой, но с душой волка. Три года на войне, да еще два в плену - я хорошо изучил философию этого мира: жизнь твоя в глазах других не стоит и цента. Следовательно, и жизнь других в твоих глазах ничего не должна стоить. Ты, надеюсь, понимаешь, это была хорошая теоретическая основа для моей карьеры в мафии. Практическое применение этого кредо было того лучше. Уже через полгода я стал главарем в группе убийц в большом клане знаменитого Тиволино. А знаешь, кто у меня был первым помощником? Тот самый мой друг, который меня завербовал... Бедняга Риакони! Он совершенно не завидовал моему стремительному возвышению. Наоборот...

- Риакони звали твоего друга?

- Да...

- Что-то мне напоминает это имя.

- Естественно, коль ты знаком с его сыном. Джузеппе Риакони был отцом Валентино…

- Теперь понятно, почему ты его поддерживаешь с таким фанатизмом...

- Это сын моего первого покровителя на американской земле. Бедный мой Риакони! Его убил позже клан Джулиано, который был на ножах с Тиволино. Устроили смерть в пять приемов... Да, да, мой бамбино... Каждую неделю ему отрубали по одной части тела в притоне, куда его заманили. Сперва руки, затем ноги и, наконец, его мужские органы. А потом то, что осталось, запаковали и бросили перед его домом...

- Какой ужас! - прошептал Марио, чувствуя себя на грани обморока.

- Отмщение мое было еще более ужасным, - сказал Игнацио, усмехнувшись с таким невинным самодовольством, будто рассказывал о своих спортивных достижениях в юности. - Знаешь, как я отомстил, дорогой мой мальчик, тому, кто заманил моего дружка Риакони? Я убил по очереди пять членов его семьи у него на глазах. Пятью различными способами...

- Воды... - прошипел Марио, уже в полушаге от обморока.

Игнацио наполнил из графина на столе стакан и протянул с отеческой заботой.

- Знаю, что пугаю тебя всем этим... Я это делаю, чтобы мой ответ на твой справедливый вопрос, бамбино мио, был воистину убедительным. Теперь ты наконец поймешь подлинную причину, почему я все это время берег тебя. В своей молодости я был преступником. Я убивал и ждал каждый миг, что меня убьют. Мог ли я тебя взять к себе, Марио? Ответь мне! Мог ли я тебя подвергнуть стольким опасностям? Даже если бы я послал тебе письмо, существовала опасность, что его перехватят мои враги. Они были способны приехать в Афины и найти тебя. И самым ужасным способом убить сына ненавистного Паганини. Я зажал свое отцовское сердце, чтобы оно не выдало кому-нибудь самую дорогую тайну. Я обожал моего ребенка, как свет солнца. Однако предпочитал оставаться в темноте, чтобы солнце не рухнуло в ночь смерти...

Толстокожий американский динамизм преуспевающего гангстера полностью исчез с лица, как простой макияж под дождем. Слезы катились из его глаз с безудержной средиземноморской стремительностью. Жесты обрели душераздирающую выразительность простолюдина из Неаполя в минуты священного пафоса.

- Мадонна, - вымолвил он, взглянув вверх со скорбью раскаявшегося Вараввы. - Помоги сыну моему понять его бедного отца...

6
{"b":"178653","o":1}