Как оказалось, она тоже откуда-то знала Петю.
Это Андрей на свою голову ввел эту моду месяц назад. Было до тошноты скучно. Январь, холод. Клиентов — кот наплакал. Только и хватало, чтобы концы с концами сводить. Дома сидеть надоело. Андрей хотел было завести домашнее животное, но потом подумал, что одинокий парень с верной собакой — это будет уже как-то пошло.
— Жениться тебе надо, барин, — посоветовала ему как-то Яна.
Они уже несколько месяцев как перешли на "ты". Но девочка не "тупила", в подруги не набивалась, соблюдала нужную дистанцию.
— Ты никак свою кандидатуру предлагаешь? — усмехнулся Толик.
— Я себя никогда и никому не предлагаю, — гордо ответила та, поправив волосы. — Это мне предлагают.
Андрей так тогда и не выяснил, предлагала ли она себя. Кто-то чем-то отвлек. Да и какая разница? Он бы все равно не заинтересовался. Эта девушка была не в его вкусе.
Почему? И какой, собственно, у него был вкус? Над этими вопросами директор размышлял специально, не походя, за утренней чашкой чая.
Не было у него никакого вкуса — вот что. Совсем никакого. Нормально это было или нет, Андрей не знал. Наверное — нет. Впрочем, какая разница? Себя-то ведь не переделаешь. Блондинка или брюнетка, высокая или низкая, худая или попышнее, умная или тупая как пробка? Андрей просто пожимал плечами. В его жизни были всякие.
В характере дело? И не в характере тоже. Все — не то. Не о том. Не о важном. По-настоящему важном.
Андрей одно твердо знал. Нужно — что-то другое. То, что позволяет назвать человека своей второй половиной. То, что поможет принять его таким, какой он есть. Что поможет не замечать недостатки и шероховатости, которых у людей так много! То, что позволит уважать, даже несмотря на пороки и слабости. То, что даст силы вынести, выдержать, не сломаться, не опуститься, не предать. И название этому — любовь.
Однажды, в очередной пьяной компании, кто-то ляпнул: "Любовь "жиды" придумали, чтоб за секс не платить". Так и сказал. Сказал — и забыл. А вот Андрей — нет. Долго, очень долго он гонял эту мысль в голове, словно леденец во рту. Ведь если пошлость убрать, то оставалось утверждение в высшей степени принципиальное и важное. А что сие значит? Значит то, что любой человек, считающий себя мыслящим, обязан на этот счет иметь свое мнение.
Вот Андрей его и вырабатывал. С выводами не спешил, накапливал жизненный опыт. И, в конце концов, сказал себе: ложь. Любовь — есть. Она точно есть. А пословицы такие вворачивают те, к кому она не пришла. Приходит любовь не ко всякому — это был второй тезис, усвоенный Андреем. Те, к кому она не пришла, собственно, и декларируют ложное утверждение о ее отсутствии.
А любовь — есть. И, быть может, именно благодаря ей человек и является человеком. Не благодаря труду, обществу, государству или еще там чему. А именно что — любви. Она невидимыми нитями проходит через все существование человека, сквозь него, вокруг него. И как-то само собой осознал Андрей сокровенное: "И Бог есть любовь".
— Да че ты рассказываешь? — бросил ему как-то очередной "рюмочный" патриот-домостроевец. — Наши предки как семьи создавали. Договорились родители — и все. Никто ничьего согласия не спрашивал. И ничего — жили. И детей кучу рожали. Здоровых.
Может оно и так, думал Андрей. А вот только ничего в этом хорошего тоже нет. Хотя б и детей много. Не в этом же дело только. Можно детей кучу нарожать, а все равно быть несчастным человеком. Так он думал. Ведь если весь смысл жизни заключается в размножении, тогда чем мы отличаемся от животных? Нельзя же так примитивно.
Он, конечно, даже и не собирался претендовать на истинность в последней инстанции. Так, мнение свое имел… А только для себя решил четко, раз и навсегда. Только ради размножения, или ради самого факта женитьбы, или для того, чтобы не остаться одному, он свою жизнь с девушкой связывать не будет. Должна быть любовь. Должна. А если не будет ее — значит, не судьба. Что он, убогий какой-то? Почему именно он должен оказаться обделенным любовью? А если и окажется — значит, так тому и быть. Значит, если хотите, так наверху решено было. Вот такой вот неожиданный фатализм.
— Если скину — покажешь, что у тебя? — тихо произнес Петя.
— Покажу.
— Ладно. Пас. — Парень облегченно вздохнул. — У меня — тройка на семерках.
— Сорвался ты, хлопчик. — Толик раскрыл карты. — "Фул Хаус" на тузах и тройках.
— Ну конечно! — восхищенно хмыкнул тот. — С такими картами — чего не играть!
— Пойду себе кофе, что ли, сделаю… — задумчиво пробормотала Яна, — но с кресла не встала.
— Я тебе говорил, кстати? Тут краинская фирма одна звонила, — сказал Толик, тасуя колоду карт. — Они вроде как кондитерский цех открывать собираются где-то в Анапской. Закидывают удочку насчет наших услуг. Расценки в Интернете видели, но скидок хотят. Причем неслабых…
— Вот народ! — весело хмыкнул Андрей. — Только-только знакомятся, контакт налаживают. Еще не знаем друг друга совершенно. Никогда не работали. А уже скидки хотят…
— Да ладно тебе, — беззаботно махнул рукой Толик. — Ты ихнего брата не знаешь что ли? Они всегда такими были…
20.02.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Пролетарская. 23:12
— Московиты, они всегда такими были…
— Ну ты, это, не надо уж так… Мы в Донинске этого не любим.
— Да ты извини… Я обычно это слово не употребляю. Так, вырвалось… О чем я говорил-то?
— О работе.
— А, да! Так вот, представляешь, говорят они мне: сроку тебе — три дня!
— Вот кретины!
— А я о чем! Их, конечно, винить трудно. Психология такая. Они думают, что текст написать — то же самое, что к станку стать и деталь выточить какую-нибудь…
— Ага. Тут ведь как бывает: сядешь — и за день страниц десять выдашь. На одном дыхании, как говорится… А бывает — ходишь неделю, и строчки написать не можешь.
— Вот-вот. А им: дай работу — и все. Хоть кол на голове теши.
— Да к ты давно на них работаешь?
— Нет. Меньше года. Да и не то, чтобы я на них работаю. Нельзя так сказать. Время от времени они мне кое-что заказывают. Я делаю. Получаю деньги. И потом мы несколько месяцев можем не сотрудничать. Вот так и перебиваюсь временными заработками.
— Чего там говорить. Тяжело нам, гуманитариям. Сейчас мы — в загоне. Ничего не попишешь. Ты, вон, хоть писатель профессиональный. А я, историк — кому нужен. Ну кому, спрашивается, нужно это мое профсоюзное движение. Хорошо хоть, родители помогают. А так — пошел бы учителем в школу. И никакой тебе науки.
— Ты не переживай особо. Благодари Бога, что хоть родители помогают. Нынче с нашим уклоном хорошие деньги заработать трудно.
— Да я нормальных денег и не зарабатывал никогда.
— Нет. У меня были хорошие времена.
— Когда?
— Да лет пятнадцать назад… Я ж у Тимощук в штабе работал.
— Серьезно?
— Ага.
— Натурально с самой Тимощук?
— Ну да. А что тебя так удивляет, не пойму? Она ж свою политическую карьеру с Кировогорска и начинала.
— Вот как? А я думал, она, вроде Днепровская….
— Днепровская-то днепровская. Но в политику отсюда пошла. На моих глазах, посчитай, и начинала. Я тогда молодой еще был.
— И у нее прям в штабе работал?
— Да.
— А чего ушел-то?
— Да так… Имела там место одна история.
— Расскажи!
— Да тебе-то это зачем?
— Ну интересно же, все-таки!
— Да пожалуйста. Я особо не распространялся по этому поводу. Наша с ней личная история, можно сказать…
— В смысле — "личная"….
— Не в этом смысле личная!
— А че ты ершишься! Баба она симпатичная. Ей "полтинник" почти, а хоть куда! Гы-гы-гы!
— Да я не ершусь. Не совсем приятная история просто…
— Извини.
— Да нет. Ничего…
— Так чего случилось-то?
— Да, понимаешь. Такая приключилась беда. Сеструха у меня заболела. Сильно.