На берегу залива стоит кучка домов, окруженных деревьями. Каждую ночь к деревянному причалу подходит колесный пароходик с красной лампой на мачте — единственное, что напоминает островитянам о существовании внешнего мира. Жизнь здесь на редкость спокойна и размеренна. Это, пожалуй, самая тихая столица из всех, что мне доводилось видеть. Звуковой фон составляют не шум моторов и шуршание автомобильных покрышек. Нет, голос Портри — мычание коров поутру и блеяние овец по вечерам. Город может похвастать девятью сотнями жителей; несколькими фонарями, которые зажигаются с наступлением зимнего времени; одной улицей с вполне удовлетворительными магазинами (в них продаются сладости, анисовое драже, мятные леденцы, ботинки, бакалейные товары, почтовые открытки, джемперы, табак и все остальные предметы первой необходимости); огромной площадью с военным мемориалом посередине; полицейским участком, весь штат которого составляют инспектор, сержант и констебль, а также старой тюрьмой (которая, несомненно, развалилась бы, если бы туда попробовали поместить постояльца — при условии, что таковой бы сыскался на острове).

В настоящий момент в Портри прибыл со своим ежеквартальным визитом молодой и очень умный на вид дантист из Абердина. Предвестниками его появления (глубоко взволновавшими все население города) стали ножная бормашина, обернутая коричневой бумагой, ящик с инструментами и прочие пыточные приспособления, которые торжественно перенесли с пристани в гостиницу. И вот теперь на ступеньках собралась внушительная толпа: все флюсы острова Скай и другие зубные недомогания, накопившиеся с июня прошлого года, ждали своей очереди. Причем в толпе я не заметил того зловещего молчания, которое обычно царит перед кабинетом дантиста. Нет, среди островитян царило здоровое гэльское оживление, из чего я заключил, что приезд врача воспринимался, в первую очередь, как общественное событие. Знаете, такой своеобразный светский раут. В подобных условиях не иметь дупла в зубе или по крайней мере флюса означало идти против общего течения.

Таким образом, по пути в свой номер мне пришлось миновать самую разношерстную толпу. Здесь были и совсем древние крофтеры — они пришли, чтобы расстаться со своими последними зубами, и теперь терпеливо дожидались приема, а рядом безмолвно лежали их непременные пастушеские собаки. Тут же сидели женщины в клетчатых шалях и очаровательные молоденькие девушки в шелковых чулках и модных шляпках колпаком. В толпу затесался и случайный моряк в синем джерси.

Деликатный седовласый шериф, лорд главный судья, который при надобности вершит правосудие на острове, оказался на выезде: видно, какой-то житель одного из удаленных островов прихватил овцу своего соседа. А может быть, и нет…

Чтобы понять Гебридские острова, человеку необходимо не только поселиться здесь, но и завести семью. Вот его дети станут уже законными островитянами, они будут все знать и понимать. Впрочем, вполне возможно, что я делаю поспешные умозаключения!

Человек с большой земли всегда будет чувствовать себя чужаком на Гебридах. Если он голоден, его, конечно, накормят; если замерз — предоставят кров и обогреют. Но это никоим образом не означает, что к нему прониклись доверием. Шотландские горцы — люди гордые и замкнутые, и единственный путь к их сердцам лежит через кровное родство. Мне рассказывали про одного местного жителя, который в свое время женился на девушке с большой земли (всего-то в нескольких милях отсюда!). Она прожила с ним пятьдесят лет и умерла в кругу семьи, оставив после себя долгую и добрую память. И что бы вы подумали! На следующий день мужчина повстречал своего друга, тоже коренного островитянина.

— Я слышал, — сказал тот, — что эта чужеземка наконец-то умерла!

Я почти уверен, что когда священник какой-нибудь удаленной островной церквушки уезжает проведать родственников на материке, то на дверях появляется объявление: «Воскресной службы не будет, священник уехал за границу».

Кельты обречены на извечное непонимание у нас, у англосаксов. Ведь тот расхожий образ ирландца или шотландца, который пропагандируется во всем мире, существует только в нашем представлении. Горцы же в полной мере обладают всеми сугубо кельтскими добродетелями и пороками. Они в некотором роде экстремисты — одновременно твердые, как сталь, и мягкие, как вода. Сентиментальность свойственна им почти в угрожающей степени. Их гордость может поспорить только с их бедностью. Обратитесь к горцу за помощью, и вы увидите перед собой истинного аристократа. Но попробуйте только его обидеть, и вам придется иметь дело с беспощадным воином. Я знаю девушек со Ская, которые могли бы за короткий срок — за каких-нибудь несколько недель — занять достойное место в обществе и при этом ни словом, ни делом, ни даже мыслями не выдать своего происхождения. Я знаю также мужчин, которые могли бы (а нередко так и делают) подняться по общественной лестнице, невзирая на свои крестьянские традиции.

Шотландцы не приемлют раболепия. Здесь всегда считалось, что самый последний член клана так же хорош, как и его вождь. Кельты — не знакомые, в отличие от англосаксов, с феодальной системой — никогда не гнули спину перед баронами. Кланы строились не на социальной иерархии, а на семейных отношениях. Однако я что-то отвлекся, вернемся в Портри…

Для нас главным событием дня является вечернее прибытие парохода «Гленко».

Примерно за час до назначенного времени мы собираемся на пристани. Пассажиры судна, наверное, подумают: вот, весь город пришел их поприветствовать. На самом деле Портри просто любопытно посмотреть на те странные вещи, которые этот невероятный далекий мир привез к его берегам.

В дальнем конце залива показался колесный пароходик. Он бодро движется, звучно шлепая по воде своими лопатками и посылая сквозь сумерки красный свет лампы, закрепленной на мачте. Доблестный капитан стоит на палубе и руководит процессом швартовки. А мы торчим на пристани и внимательно следим, фиксируя каждое слово отданного приказа, каждую вибрацию маленького судового колокола, каждое перемещение пассажиров — как людей, так и животных. Ага, на палубе двое незнакомцев. Англичане! Интересно, откуда? Наверное, из Глазго! А куда? Наверняка в Слигахан! Это неинтересно! Так, что там еще? Стадо шевиотских овец из Дингуолла. Куча почтовых сумок. А это блестящее крыло, должно быть, для старого велосипеда Мэгги Макферсон? Вот уж она обрадуется! Три ящика виски… уже лучше! Канистры с маслом и бензином. А что это за огромная коробка, вокруг которой так суетится мистер Макдональд? Очень, ну просто очень интересно! Что бы это могло быть? Непременно надо выяснить! Давайте-ка спросим у мистера Макгрегора, он должен знать…

Так мы наблюдаем и размышляем вслух. А по сходням тем временем катится мохнатая серая лавина — это проворные овчарки сгоняют на берег овец, то и дело щелкая зубами, но никогда по-настоящему не кусая за их глупые овечьи хвосты…

Всю ночь «Гленко» простоит на якоре. Его красное немеркнущее око будет напоминать нам, что где-то там, за пределами нашего познания, располагается беспокойное место под названием Шотландия. А еще дальше находится другое мифическое место, которое именуется Англией. И вместе они образуют совсем уж непонятное место со звучным именем Великобритания. Та самая Великобритания, которая периодически — раз или два в столетие — требует от нас солдат. И заметьте, каждый раз их получает.

На заре судно отправляется в обратное плавание. Я пакую вещи при свете свечи и спускаюсь на пристань, где стоит «Гленко». В серой предрассветной полумгле тускло светятся его якорные огни. А вот и овцы — гладкие шевиоты и рогатые горные овцы; им предстоит путешествие на зимние пастбища в материковую Шотландию. За погрузкой наблюдают все те же маленькие черно-белые овчарки: с характерной ухмылкой на морде они бегают туда-сюда и подправляют движение белой шерстяной лавины, которая заполонила дощатый причал. В воздухе раздается щелканье десятков зубов — оно перекрывает скрип деррик-крана и тарахтение вспомогательного двигателя. С помощью этой меры устрашения собакам удается сформировать из общей овечьей волны узкий ручеек, который по трапу вливается на палубу и там образует беспокойную блеющую запруду на полубаке.