Он кивнул, словно это все объясняло.

— Замечательно. Интересное время. А чем занималась ваша мать?

И вновь он сумел ненавязчиво упомянуть Лидию — казалось, он сознательно пытался заставить Мадлен говорить о ней.

— Честно говоря, я не очень хорошо себе это представляю. На данный момент мне лишь удалось познакомиться с моими сумасшедшими кузинами. Да, и еще Джоан утверждает, что Лидия могла интересоваться нашим старым семейным бизнесом — вышиванием.

Интересно, что сказал бы о дневнике Николас. Ведь древние манускрипты — его область.

Он пронизывающе смотрел на нее.

— Вам стоит еще раз побывать в архиве. Исследователи могли бы вам помочь. Уверен, что кого-нибудь из них заинтересуют ваши проблемы. Если зайдете туда, попросите их позвонить мне, и я поднимусь. Я всегда рад возможности подышать свежим воздухом. Не исключено, что я сумею провести вас в «святая святых» в подвале, чтобы вы продолжили свои поиски там. Впрочем, должен предупредить — не моя вина, если вам станет скучно.

— Хорошо, возможно, так и сделаем. Посмотрим, как пойдут дела на этой неделе, — нужно разобрать кучу бумаг, сложить вещи в доме матери…

Мадлен посмотрела на часы. Пора было возвращаться и знакомиться с другими членами Исторического общества.

Николас допил виски и встал.

— Рад был познакомиться с вами по-настоящему, Мадлен. Надеюсь, следующая неделя не будет слишком напряженной.

Он вышел, на ходу застегивая куртку и поднимая воротник, на холодный февральский воздух.

Мадлен без воодушевления поднялась обратно на второй этаж, но профессор Торн успел закончить свое выступление об архитектуре римского Возрождения, к тому же она обнаружила, что Джоан собирается уходить. Джоан ничего не спросила про Николаса, и у Мадлен возникло подозрение, что она познакомила их сознательно, рассчитывая на то, что между ними завяжутся отношения. Но, хотя Николас заинтересовал Мадлен, ей показалось, что он не особенно нуждается в контактах с внешним миром и не склонен к общению. Уж если он сам называет себя не слишком привлекательным человеком, значит, он не склонен к дружбе. И Мадлен с легкостью выбросила его из головы.

Вернувшись в дом Лидии, Мадлен поблагодарила Джоан за то, что ей не пришлось провести первый вечер в одиночестве. На лице Джоан застыло тревожное выражение, поэтому Мадлен постаралась быть непринужденной.

Оставшись одна, Мадлен поставила обогреватель поближе к столу и сдвинула в сторону бумаги, освободив место для блокнота. Она ждала этого мгновения с того самого момента, как уехала из Кана, — у нее наконец появилась возможность перечитать перевод, не тревожась о том, что не уделяет необходимого времени студентам.

19 сентября 1064 года

Сегодня я решила пойти на Лондонский рынок, чтобы купить синее льняное полотно для платья Изабель, а также шелковые кружева. Повариха услышала, куда я собралась, и сразу же надавала мне заданий. Поэтому мне предстояло отыскать гвоздику и имбирь для пряников, а еще головку сыра, поскольку молоденькая девушка с маслобойни испортила все запасы. Повариха не призналась, что именно она напугала девушку, громко закричав на нее, и та уронила сыр в бочку с сидром.

Я сделала список необходимых покупок серебряным карандашом на маленьком обрезке холста, а потом спрятала его в рукав. Я стараюсь скрывать свое умение писать и читать. Теперь я даже получаю удовольствие от жизни в легком ореоле тайны.

Лондонский рынок располагается на шумной площади, где всегда полно народу. Восточные купцы с миндалевидными глазами продают пряности, шелка и резные шахматные фигурки, а темнокожие мавританцы покупают нашу шерсть и вышитый лен. Здесь также есть прилавки, где торгуют одеждой. Мне захотелось купить шерсть, окрашенную соком васильков. Мягкая ткань была цвета летнего ночного неба, из нее получилось бы отличное новое платье для Мэри. Но она стоила полпенни за элл[31], а Мэри очень быстро растет. Понадобится не меньше трех ярдов, чтобы сшить ей платье, которое она могла бы носить еще и следующей зимой. Придется взять ткань, которую я тку сама, а весной, когда появятся цветы, я покажу Мэри, как ее нужно красить, и она сама выберет себе цвет.

В конце концов я купила маленькому Джону кожаные башмаки, ведь зима уже не за горами, а его старые башмаки совсем прохудились. А еще купила темно-зеленую ткань для Джона — у него остались только одни штаны, да и те совсем потрепанные. Он просил, чтобы штаны были зелеными, потому что тогда его одежда становится такого же цвета, что и лес, а значит, кабан может перепутать ноги Джона со стволом дерева, поросшим мхом. Я до сих пор не получила весточки от мужа, и страх не отпускает меня, хоть я и смирилась с ним.

Я прошла по рынку мимо прилавков, где продавали фазанов и сыр, упряжь и кожу. Среди всех особенно выделялись торговцы чесноком. В воздухе витали запахи гниющих овощей и рыбы, сладких специй и свежего хлеба. Стучали молотками сапожники, со всех сторон доносились тяжелые удары кузнечных молотов, купцы что-то кричали друг другу — поначалу этот шум увлекает, но быстро надоедает.

Иногда во время походов на рынок мною овладевает желание купить красивые шелковые ленты и другие изящные вещи, но стоит мне уйти, и я о них забываю. Мне повезло, что я владею ремеслом и могу заработать денег на башмаки или теплый шерстяной плащ на зиму для детей. Бедняки мечтают о толстом кошельке не только из-за товаров заморских купцов, часто они не могут позволить себе даже новую корзинку, чтобы собирать яйца или овощи, или кастрюлю для похлебки взамен прохудившейся старой.

Я заметила повитуху Мирру в палатке, сделанной из шкур и украшенной квадратиками цветного шелка. С потолка свисали сухие лекарственные травы, а небольшой столик был уставлен горшочками с мазями и настойками. Я не стала останавливаться, чтобы поболтать с ней, поскольку она разговаривала с целителем из Персии, которого я видела во дворце, когда он приходил к королю Эдуарду. Целитель привез с Востока новые лекарственные травы, рассчитывая поменять их на растения, которые собирают в монастырских садах. Мирра не общается с монахами, хотя они могли бы многому у нее научиться. Она презирает Бога, веру в которого принесли с собой римляне, и поклоняется лишь хранителям лесов, воды, солнца и луны. Существуют силы, позволяющие нам жить или умереть, и они намного могущественнее невидимого и неумолимого Бога римлян.

Некоторые христианки считают, что Мирра обладает колдовской силой и способна их сглазить, ведь она живет, не опасаясь Страшного суда. Она не ест мяса и красит свою одежду соком ноготков и мака, а не луковой кожурой. Но если заболевает ребенок или возникают проблемы с зачатием, они бегут к ней за настойкой или заклинанием. Меня Мирра не пугает, я и сама обращаюсь к ней за советами.

23 сентября 1064 года

Около полуночи я услышала цокот копыт, но не обратила на это особого внимания, поскольку дорога возле нашего дома ведет через лес на юг, в Винчестер. Однако шум стих возле дверей, и я схватилась за шитье, полная дурных предчувствий. Я не хотела, чтобы возле дверей появился посланец. Моя соседка вдова, ее муж был хускерлом. Из дворца к ней прислали всадника, чтобы сообщить о его смерти во время сражения на границе с Уэльсом.

Дети не проснулись, и прошло довольно много времени, прежде чем я услышала шум перед дверью, которая медленно открылась, и на пороге появился мой муж. Он негромко перебросился несколькими словами с всадником, который довез его до дома, и тот ускакал прочь. Я уронила шитье в корзинку и бросилась в объятия мужа, прижавшись к грубой шерсти его синего плаща стражника. Джон оторвал меня от пола и так крепко обнял, что едва не сломал мне кости. Он кружил меня, и мы оба молчали, чтобы не разбудить детей.

Затем мы уселись у огня, и муж покрыл мое лицо поцелуями, которые я потребовала взамен тех, которых была лишена целое лето. Он поел хлеба, запивая элем. Потом Джон забрался в постель, даже не сняв сырой одежды, — так он устал. В его штанах оказалась длинная дыра, нога была ранена. Хорошо, что я сшила ему новые зеленые штаны. Завтра он расскажет о своих приключениях.