– Имея волю разрушить Советский Союз, у Ельцина не было воли пресечь коррупцию?
– Да, не было политической воли! Более того! Так случилось, что, работая все это время в системе МВД, я хорошо видел процесс становления так называемых рыночных отношений, которым сверху был открыт если не режим благоприятствования, то режим отсутствия противодействия незаконным явлениям, сопровождавшим становление этих отношений. Считалось, что милиция с ее советским менталитетом и поначалу советское же законодательство не дадут развиться рынку.
В результате систему МВД попросту отжали от рыночного процесса, отвели в сторону, и она тут же разложилась. Ни для кого ведь не секрет, что именно в годы становления рыночных отношений возникло много хищнического, нецивилизованного, криминального… и поэтому, когда сотрудники МВД видели, кто и как делает себе капиталы, у некоторых из них возникло убеждение, что войти в этот сомнительный процесс вовсе не зазорно и не зазорно за это получить свою долю, но как раз именно такие рассуждения и оказались самым разрушительным явлением для правоохранительной системы: она потеряла способность бороться с коррупцией в эшелонах власти и в себе самой. В этот период – период трагедии нашей страны, трагедии милицейской системы – из нее тогда ушло много мыслящих людей, это была и трагедия конкретных личностей!
Хочу еще раз подчеркнуть: линия противодействия коррупции в России была утрачена именно в 1990-е годы, когда власть сознательно увела сотрудников органов внутренних дел с фронта противостояния организованной преступности в сфере экономики. Тем не менее милиция иногда прорывалась на этот фронт – в ней всегда было здоровое ядро – в частности, в период премьерства Примакова мы очень неплохо поработали, к примеру, по «АвтоВАЗу»…
– …но в результате ведь формально проиграли Борису Абрамовичу…
– …который в своей карьере выше должности заместителя секретаря Совета безопасности не поднимался. Верно. Я потом долго думал, почему мы ему проиграли. Ведь я в то время был первым заместителем МВД и руководителем Главного управления по борьбе с организованной преступностью России, меня курировал непосредственно Анатолий Сергеевич Куликов – в то время министр МВД и вице-премьер правительства России… Силища-то какая! Но главное – мы располагали в то время материалами на самого Березовского. Все грамотно проработали: сначала разогнали поверхностный криминал – это была первая, открытая часть нашей работы, когда мы убрали бандитов с конвейера «АвтоВАЗа», а затем выгнали их и с завода, ну а уже только потом пошли в экономику вопроса… Обнаружили мошенничество с «Евроладой», с размещением в Финляндии; обнаружили лжеэкспорт – машину якобы вывозили за границу, а она стояла себе на стоянке в России – просто штамповали документы, ничего никуда не вывозя; обнаружили массу других незаконных финансовых схем. Березовский ведь – мошенник великого масштаба, не тот, кто берет сапоги по одной цене, а продает по другой – он спекулянт с огромными деньгами; в период смутных времен всегда появляются такие мошенники.
Откуда тогда можно было взять деньги? Спекуляцией и мошенничеством. И вот он нас переиграл. На чем? А все дело было в том, что, отхватывая огромные деньги, он «отшелушивал» от них и таким образом шел вперед; причем это не всегда был чисто криминал – политические процессы тоже требовали финансирования. Со мной самим не раз были беседы разных людей… Говорили: «Ты что, дурак, что ли?! Почему не берешь? Сколько тебе денег надо, столько у тебя и будет». Я знаю, что такие разговоры были и с Куликовым, он этим со мной делился. Просто была такая схема жизни в то время, так что Березовского особенно демонизировать-то не стоит. Он и подобные ему люди искренне верили, что так и надо жить! Парадокс, но та система действительно в какое-то время позволила им решить некоторые вещи! Когда, к примеру, все стояло, пенсии не выплачивались, зарплаты не было, движения не было, эти люди с чемоданами налички приезжали и запускали механизмы… Это я тоже видел. Но тем не менее я отношусь к категории тех людей, которые считают, что эти процессы по некоторым направлениям, которые были стратегически важны для государства, нужно было локализовывать и держать под контролем государства. Тогда бы мы не имели сегодня разоренную оборонку и многое другое. Мы ведь много потеряли, именно упустив контроль… Но, что теперь говорить, не готовы мы тогда были, легко быть умными задним числом.
– На костях СССР поднялись и «воры в законе», ставшие в 1990-е годы не просто недосягаемыми для правоохранительных органов, но и нередко уважаемыми людьми. В чем феномен этого странного явления?
– Когда мне это нужно было по должности, я многих «воров в законе», конечно, знал и с ними встречался. Я не считаю, что тема «воров в законе» трагична, но она интересна и важна для нашей страны, и о ней стоит говорить.
В период, когда правоохранительные органы были искусственно отодвинуты от процесса формирования рыночных отношений, дабы они своими сапогами не вытоптали зеленые ростки бизнеса, в образовавшемся вакууме появилась необходимость в других силовых структурах. Кроме того, в связи с переделом государственной собственности обозначились гигантские возможности для незаконного обогащения, благо МВД было в полуразрушенном состоянии и бесконечно отвлекалось на угрозы иного характера: Чечня, Северный Кавказ. В такой ситуации криминал и поднял голову.
Но главное даже не в этом. В то время советская мораль была активно подвергнута осмеянию и полному забвению, и поскольку морали не осталось никакой, часть общества стала самостоятельно искать себе моральные ориентиры. В ходу были лозунги: «Обогащайтесь!», «Чем меньше законов, тем лучше!». В этих условиях криминальная мораль, которая еще раньше уже сложилась как определенная субкультура, не только сохранилась, а стала усиливаться и влиять на умы людей. Как образец для подражания возник образ вора-одиночки – героя нашего времени, в общем-то неплохого человека, невзирая на кучу судимостей, на которых особо не акцентировали внимание; главное – он боец, противостоит милиции и государству, красиво живет, поет душевные песни… С тех пор, кстати, шансон стал вполне легитимной песней. Произошла романтизация воровского сообщества, и в этом сыграли свою роль и представители культуры, которым «воры в законе» платили за каждую вечеринку, концерты которых организовывались, тиражировались на кассетах…
Существовал ведь гигантский по тем временам теневой оборот денежных средств, который контролировался «ворами в законе». Именно в тот период и появилось понятие «крыша» – воры приходили к коммерсантам и просто «садились» на их неучтенные деньги. Тогда для них это не было опасно, они действовали по сложной схеме, и привлечь их к уголовной ответственности было практически невозможно – даже в США лидеров мафии, как правило, сажают за неуплату налогов, а у нас-то и статьи такой не было. Взять «вора в законе» за то, что он через Витьку-косого, смотрящего на каком-то рынке, вышибал баксы, было невозможно – Витька-косой знал: даст показания на «вора в законе», его живьем закопают, а если не даст показания – из общака заплатят и вытащат его из тюрьмы побыстрее. Так вот эта воровская мораль некоторое время имела свое место в общественной жизни, но потом общество быстро разобралось, что это за мораль; все поняли, что «воры в законе» – это отморозки, негодяи, у которых руки по локоть в крови, а сами они по колено в человеческих слезах, и, как следствие, интерес к ним стал угасать.
– На постсоветском пространстве в 1990-е годы появился новый вид преступления – изготовление фальшивого алкоголя, отправившего на тот свет многие тысячи по-советски доверчивых граждан. Знаю, Вам довелось наводить порядок на этом тяжелом направлении. Чем все кончилось?
– В свое время мне пришлось вырабатывать программу по наведению порядка в сфере оборота и производства алкоголя и реализовывать ее в жизнь в масштабах страны. В этом плане Северо-Кавказский регион хороший пример. В то время только в одной Северной Осетии было около ста нелегальных заводов по производству алкоголя! Стоимость осетинской водки «Исток» была на Камчатке меньше себестоимости водки, производимой на заводе «Кристалл» в Москве. Вдумайтесь! Тогда мы сочли возможным взять в союзники глав субъектов Федерации: договорились с ними, что 50 % средств от легализации теневого крепкого алкоголя будут уходить в бюджеты их регионов, а 50 % в федеральный бюджет; а прибыль от легализации слабоалкогольных напитков будет уходить в бюджеты республик вообще в размере всех 100 %. А если бы мы эти сто осетинских заводов просто закрыли, то люди там начали бы голодать. Да, это была теневая экономика, но экономика! Она кормила и поила людей, создавала рабочие места, а не только роскошь отдельным лицам. Или «Черноголовка», Брынцалов… даже они начали тогда с нами сотрудничать, я их периодически к себе приглашал, и они не сразу, но поняли, что мы их союзники, а не враги. Более того, я даже помню, как мы собирали всех представителей бизнеса на Бахусе у себя в зале коллегии МВД. Мы начинали свою программу с 2–3 % алкогольных акцизов в бюджет государства, а пришли к 12 %! Тогда – впервые в России – региональные министры, начальники УВД отчитывались не столько по «палочным показателям», сколько по алкогольным акцизам, поступившим в бюджет их региона. Заметили разницу?!
